Я не могу претендовать на описание всех сцен того дня и растущего беспокойства англичан, когда Джек делал одну сотню за другой. Он уже набрал почти 1000 очков, когда молодого Граббе поймали. Молодой Граббе был очень популярен, потому что он был совершенно не похож на своего партнера Граундла. Он был прекрасным откровенным парнем и большим другом Джека.
– Я не хочу сказать, что он действительно умеет играть в крикет, – сказал Джек тем утром, говоря с большим авторитетом, – но он лучший парень на свете и сделает все, о чем ты его попросишь.
Но теперь он выбыл из игры и Джек, которому оставалось сделать еще более 200 очков, заявил, что он сдается, что битва почти проиграна.
– Не говорите так, мистер Невербенд, – прошептала Ева.
– Ах да, мы еноты. Даже ваше сочувствие не может нам теперь помочь. Если бы что-то и могло это сделать, то только это!
– По моему мнению, – продолжала Ева, – Британула никогда не будет побеждена, пока у калитки стоит мистер Невербенд.
– Боюсь, сэр Кеннингтон слишком многое для нас сделал, – с натянутой улыбкой сказал Джек, удаляясь.
Теперь оставалась только одна надежда. Мистер Бриттлрид остался, но это было все. Мистер Бриттлрид был джентльменом, который подошел к своему Установленному сроку ближе, чем любой другой из игроков в крикет. Ему было почти тридцать пять лет, и все считали его стариком. Предполагалось, что он знает все правила игры и довольно хорошо держит калитку. Но Джек в то утро заявил, что в прошлое воскресенье он не смог отбить ни одного мяча.
– Ему не следовало бы быть здесь, – прошептал Джек, – но ты же знаешь, как это бывает.
Я не знал, как это бывает, но мне было жаль, что он должен быть здесь, так как Джек, похоже, не хотел его видеть.
Мистер Бриттлрид отправился к своей калитке и должен был принять первый мяч. Он так и сделал, выполнив один бросок, тогда как мог бы сделать два, а затем ему пришлось начинать битву сначала. На самом деле, казалось, что он сделал это специально. Джек в порыве страсти сломал рукоятку своей пружинной биты, а затем ему принесли полдюжины других, чтобы он мог выбрать себе новую.
– Это была его любимая бита, – сказала его мать и уткнулась лицом в платок.
Я так и не понял, как мистер Бриттлрид дожил до этого времени, но он дожил, хотя ни разу не коснулся мяча. Затем наступила очередь Джека, и он сразу же набрал тридцать девять очков за раз, оставив себя у нужной калитки для продолжения игры. Я думаю, что это дало ему новое дыхание. Во всяком случае, это придало новый огонек каждому британульцу у поля, и я должен сказать, что после этого мистер Бриттлрид справился с делом к полному удовольствию Джека. Раз за разом Джек продолжал играть и принимал все мячи, которые ему подбрасывали. Они опробовали свою катапульту с одинарным, двойным и даже тройным действием. Сэр Кеннингтон старался изо всех сил, бросая мяч с огромной силой, а затем просто подкатывая его с, как мне показалось, провоцирующей медлительностью. Для Джека это было без разницы. Он действительно поймал раж, и так же точно, как мяч прилетел к нему, он был отправлен в какую-то самую отдаленную часть поля. Британульцы были вне себя от волнения, когда Джек пробивался вперед на последней сотне. Было жалко смотреть на усилия, которые прилагал бедный мистер Бриттлрид, бегая взад и вперед по полю. Они пытались, я думаю, сбить его с толку быстрой последовательностью своих бросков. Но единственным результатом было то, что мяч, достигнув калитки Джека, отправлялся еще дальше. Наконец, когда все часы на площадке пробили шесть с той удивительной точностью, которую достигли наши часы с тех пор, как их стали регулировать по проводам из Гринвича, Джек послал мяч в воздух, совершенно независимо от того, поймают его или нет, прекрасно зная, что нужный мяч будет забит прежде, чем он спустится с небес в руки любого англичанина. Мяч все-таки упал и был пойман Стампсом, но к тому времени Британула уже одержала победу. Общий счет Джека во время этого иннинга составил 1275 очков. Я сомневаюсь, что в анналах крикета есть запись о лучшем иннинге, чем этот. Тогда я, с отсутствием того присутствия духа, о котором всегда должен помнить президент республики, снял шляпу и бросил ее в воздух.
Триумф Джека был бы полным, только он был смешон для тех, кто не мог не думать, как и я, об очень незначительном вопросе, из-за которого возникло состязание; это была всего лишь игра в крикет, в которую играли два мальчика, и которая должна была рассматриваться не более чем развлечение, как времяпрепровождение, которым можно было освежиться между работой. Но они воспринимали это так, словно происходила великая битва наций, а британульцы смотрели на себя так, словно они одержали победу над Англией. Нелепо было видеть Джека, когда его везли обратно в Гладстонополис как героя, и слышать его речи на обеде, который был дан в этот день и на котором он был призван занять место председателя. Однако я был рад видеть, что он не был таким бойким на язык, как во время обращения к народу. Он сильно колебался, нет, почти сломался, когда желал здоровья сэру Кеннингтону Овалу и шестнадцати британцам, и мне было очень приятно услышать, как лорд Мэрилебон заявил кго матери, что он "удивительно милый мальчик". Я думаю, что англичане все же пытались немного отмахнуться от него, как будто они приехали сюда только для того, чтобы развлечься во время плавания. Но Граундл, который теперь уже вполне гордился своей страной и громко сетовал, что получил такую тяжелую травму, готовясь к игре, не оставил это без внимания.
– Милорд, – спросил он, – каково ваше население?
Лорд Мэрилебон назвал шестьдесят миллионов.
– Нас всего двести пятьдесят тысяч, – сказал Граундл, – и посмотрите, сколько мы сделали.
– Мы – петухи, дерущиеся на собственной навозной куче, – сказал Джек, – и это имеет значение.
Но мне сказали, что перед отъездом из Литтл-Крайстчерча Джек сказал Еве пару слов совсем в другом духе.
– В конце концов, Ева, сэр Кеннингтон не совсем растоптал нас, – сказал он.
– Кто бы мог подумать, что он это сделает? – сказала Ева. – Мое сердце никогда не падало в обморок, что бы ни делали некоторые люди.
Глава VI. Колледж
Я был удивлен, что Джек, который так смело провел свой матч и так хорошо держался против англичан, которого сделали героем и который так хорошо совладал с этой ролью, был быть таким стыдливым и застенчивым по отношению к Еве. Его словно подменили на глупого мальчишку, едва осмеливавшегося посмотреть ей в лицо, вместо галантного капитана команды, одержавшего победу над всеми соперниками. Но я догадывался, хотя казалось, что он не понимает, что она вполне готова стать его, и что между ним и всеми стадами и табунами Литтл-Крайстчерча нет никакой реальной преграды. Во время матча Граундла было почти не видно и не слышно, и, насколько Еве было известно, он сдался, как только на сцене появился сэр Кеннингтон Овал. Он был настолько высокого мнения об английском баронете, что был просто подавлен его величием. Да и сам сэр Кеннингтон, как мне кажется, был серьезен до дней крикетного матча. Но теперь я понял, что Ева просто разыгрывала его перед Джеком, думая таким образом побудить молодого парня высказать свое мнение. Это заставило Джека еще больше, чем прежде, желать победить сэра Кеннингтона, но пока не дало того эффекта, на который рассчитывала Ева. "Все образуется, – сказал я себе, – как только эти англичане покинут остров". Но затем мои мысли вернулись к Установленному сроку и к быстро приближающемуся времени Красвеллера. Уже почти закончился март, а тридцатое июня было днем, когда его должны были доставить в колледж. Первым моим желанием было избавиться от этих англичан до того, как эта тема будет вновь поднята. Признаюсь, я очень хотел, чтобы они не вернулись в свою страну с предрассудками, укрепленными тем, что они могли услышать в Гладстонополисе. Если бы я только мог заставить их уехать до того, как вопрос будет снова обсуждаться, то, возможно, в Англии не возникло бы сильного общественного чувства, пока не стало бы слишком поздно. Таково было мое первое желание, но потом я также захотел избавиться от Джека на короткое время. Чем больше я думал о Еве и о стадах, тем сильнее во мне крепла решимость не допустить, чтобы личные интересы моего мальчика, а значит, и мои собственные, вступали в какое-либо противоречие с исполнением моих государственных обязанностей.
Я слышал, что англичане не собирались уезжать, пока не пройдет еще неделя. Неделя была необходима, чтобы набраться сил и упаковать свои биты и велосипеды. Однако ни то, ни другое не было собрано до самого дня перед отъездом, потому что дорожка до Литтл-Крайстчерч была переполнена ими, и они все еще тренировались, как будто предстоял еще один матч. Я был очень рад видеть лорда Мэрилебона в нашем доме, но, признаюсь, мне очень хотелось, чтобы он сказал что-нибудь по поводу своего отъезда.
– Мы очень гордимся тем, что вы здесь, милорд, – заметил я.
– Я не могу сказать, что мы очень гордимся, – ответил он, – потому что мы так ужасно проиграли. Но, несмотря на это, я никогда не проводил более приятных двух месяцев в своей жизни, и мне хотелось бы остаться еще на один. Ваш образ жизни здесь кажется мне совершенно восхитительным, и мы так много думали о нашем матче, что у меня почти не было времени взглянуть на ваши учреждения. Что значит – Установленный срок?
Джек, присутствовавший при этом, сделал серьезное лицо и напустил на себя ту решимость, которой я уже начал бояться. Миссис Невербенд поджала губы и ничего не сказала, но я знал, что у нее на уме. Мне удалось перевести разговор в другое русло, но я понимал, что сделал это очень неуклюже.
– Джек, – сказал я сыну, – вчера я получил открытку из Новой Зеландии.
Суда только что начали курсировать между двумя островами шесть дней в неделю, и поскольку их обычная скорость по контракту составляла двадцать пять миль в час, это было просто легкое дневное путешествие.