– Ваша невеста, похоже, все делает по-своему, – сказал капитан Баттлакс Джеку, когда дамы наконец удалились.
– О да, – сказал Джек, – а я никогда. Но я собираюсь провести свои подачи ближайшее время.
Никто, кроме меня, не сможет себе представить, через что пришлось пройти миссис Невербенд, чтобы приготовить птиц, зверей и рыб, не говоря уже о тарталетках и желе, для ужина в тот день, но надо признать, что она выполнила свою задачу с полным успехом. Мне также рассказывали, что после того, как приглашения были написаны, ни одной модистке в Британуле не удалось поспать ни минуты, прежде чем дамы собирались в нашей гостиной, но и их усилия увенчались заметным успехом.
На следующий день некоторые из нас отправились на борт "Джона Брайта" на ответный ужин, и офицеры сделали его очень приятным. Жизнь на борту "Джона Брайта" чрезвычайно хороша, как я имел случай убедиться на многих обедах, съеденных там с того дня. Когда я сидел по правую руку от капитана Баттлакса, который был президентом республики, а моя жена – по левую, я не думал, что когда-нибудь проведу на корабле больше месяца или напишу на нем этот отчет обо всех моих мыслях и всех моих неприятностях, связанных с Установленным сроком. После ужина капитан Баттлакс выпил за мое здоровье, сделав мне множество ничего не значащих комплиментов, в которых, однако, я заметил, не было никаких упоминаний об особых делах моего президентства; и он закончил словами, что хотя он из вежливости и с максимально возможной готовностью предложил тост за мое здоровье, он не будет ждать от меня обратного жеста. И тут же, как только он сел, поднялся джентльмен, с которым я не был знаком до этого дня, и предложил тост за здоровье миссис Невербенд и дам Британулы. Теперь, несмотря на слова капитана, я, несомненно, намеревался произнести речь. Когда президент республики пьет за свое здоровье, это, как я полагаю, его долг. Но тут джентльмен поднялся с быстротой, которая в тот момент показалась мне преднамеренной. Во всяком случае, мое красноречие было прервано. Джентльмена звали сэр Фердинандо Браун. Он был одет в простую черную одежду и явно не принадлежал к числу офицеров корабля, но я не мог не заподозрить в тот момент, что он был в какой-то особой степени причастен к миссии, с которой была отправлена канонерская лодка. Он сидел по левую руку от миссис Невербенд и в некотором смысле казался главным человеком в этом собрании. Тем не менее, он поднял бокал за здоровье миссис Невербенд и дам, а капитан тут же вызвал оркестр, чтобы тот сыграл какую-нибудь модную мелодию. После этого уже не было никаких попыток заговорить. После ужина мы еще некоторое время посидели с офицерами, а затем отправились на берег.
– Сэр Фердинандо и я, – сказал капитан, пожимая нам руки, – окажем себе честь нанести вам визит в административном кабинете завтра утром.
Я отправился домой спать с предчувствием зла в сердце. Действительно, предчувствие! Сколько зла, настоящего свершившегося зла, происходило со мной в течение последних нескольких дней! Все надежды, ради которых я жил, как я тогда говорил себе, были внезапно уничтожены приходом этих людей, которым я был так приятен, и которые, в свою очередь, были так приятны мне! Что мне теперь оставалось делать, кроме как лечь и умереть? И смерть, о которой я мечтал, увы, не могла быть той истинной, умиротворяющей смертью, которая, как нам кажется, может положить конец или, во всяком случае, изменить все наши мысли. Умереть было не к чему, но жить, как покойный президент республики, который так высоко ставил свои стремления, было бы действительно очень грустно. Служить в качестве президента мне оставалось еще два года, но теперь мне пришло в голову, что я не смогу выдержать эти два года длительного номинального правления. Я стану посмешищем для народа, и в этом качестве мне следовало бы спрятать голову. Когда этот капитан увезет себя и свое судно обратно в Англию, я удалюсь на маленькую ферму, которой владел в самой дальней части острова, и там в уединении закончу свои дни. Миссис Невербенд должна поехать со мной или остаться, если ей так угодно, в Гладстонополисе. Джек станет счастливым мужем Евы и останется среди суетливых забот алчущего мира. Красвеллер, триумфатор, жил бы и, наконец, умер среди отар и стад Литтл-Крайстчерча. У меня тоже было бы маленькое стадо, небольшая своя отара, не окруженная такой славой, как в Литтл-Крайстчерче, не имеющая ничего общего ни с богатством, ни с пейзажем, ни с окрестностями, и там, пока Бог не заберет меня, я проводил бы вечера своей жизни. Подумав обо всем этом, я лег спать.
На следующее утро в палате представителей было объявлено о прибытии сэра Фердинандо Брауна и капитана Баттлакса. Я уже пару часов был там на своей работе, но сэр Фердинандо извинился за ранний визит. Когда он вошел в комнату и сел на предложенный ему стул, мне показалось, что в этом случае он был более великим человеком из них двоих – или, возможно, мне следовало бы сказать, из троих. И все же раньше он не приезжал на берег навестить меня и не присутствовал на нашем маленьком званом ужине.
– Мистер Невербенд, – начал капитан, и я заметил, что до этого момента он обычно обращался ко мне как к президенту, – нельзя отрицать, что мы прибыли сюда с неприятной миссией. Вы приняли нас со всей той вежливостью и гостеприимством, за которые так высоко ценится ваша репутация в Англии. Но вы должны отдавать себе отчет в том, что мы намеревались вмешаться в то, что вы должны рассматривать как выполнение своего долга.
– Это долг, – сказал я. – Но ваша сила настолько превосходит все, что я могу противопоставить, что заставляет нас здесь почувствовать, что нет ничего постыдного в том, чтобы уступить ей. Поэтому мы можем быть вежливыми, пока подчиняемся. Без сомнения, если бы ваши силы были только вдвое или втрое больше наших, я счел бы своим долгом сражаться с вами. Но как может маленькое государство, которому всего несколько лет, расположенное на маленьком острове, удаленном от всех центров цивилизации, соперничать по какому-либо вопросу с владельцем огромной 250-тонной поворотной пушки?
– Все это совершенно верно, мистер Невербенд, – сказал сэр Фердинандо Браун.
– Я могу позволить себе улыбаться, потому что я абсолютно бессилен перед вами, но тем не менее я чувствую, что в вопросе, в котором речь идет о мировом прогрессе, я, или, скорее, мы, были подавлены грубой силой. Вы пришли к нам, угрожая абсолютным уничтожением. Заряжено ваше орудие или нет, не имеет большого значения.
– Оно определенно заряжено, – сказал капитан Баттлакс.
– Тогда вы зря потратили свой порох и снаряд. Подобно разбойнику с большой дороги, вам было бы достаточно просто сказать слабым и трусливым, что ваше орудие готово выстрелить, когда потребуется. По правде говоря, капитан Баттлакс, я не думаю, что вы превосходите нас храбростью, чем мыслями и практической мудростью. Поэтому я чувствую себя вполне способным, как президент этой республики, принять вас с учтивостью, подобающей слугам дружественного союзника.
– Очень хорошо сказано, – сказал сэр Фердинандо.
Я поклонился ему.
– А теперь, – продолжил он, – не ответите ли вы мне на один вопрос?
– Хоть на дюжину, если вам угодно их задать.
– Капитан Баттлакс не может долго оставаться здесь с этой дорогой игрушкой, которую он держит запертой где-то среди своих треуголок и белых перчаток. Я могу заверить вас, что он даже не позволил мне увидеть спусковой крючок с тех пор, как я был на борту. Но 250-тонные орудия действительно стоят денег, и "Джон Брайт" должен выйти в море и сыграть свою роль в других частях земного шара. Что вы намерены делать, когда он заберет свой карманный пистолет?
Я немного подумал, какой ответ мне лучше всего было бы дать на этот вопрос, и молчал всего минуту или две.
– Я немедленно приступлю к выполнению закона о Установленном сроке.
Я чувствовал, что моя честь требует, чтобы на такой вопрос я не давал другого ответа.
– И это вопреки желаниям, как я понимаю, значительной части ваших сограждан?
– Пожелания наших сограждан были неоднократно озвучены большинством голосов в Ассамблее.
– В вашей Конституции есть только одна палата представителей, – сказал сэр Фердинандо.
– Одной палаты, по-моему, вполне достаточно.
Я приступил к объяснению теории, на основе которой была сформирована Британульская конституция, когда сэр Фердинандо прервал меня.
– Во всяком случае, вы должны признать, что второй палаты у вас нет для защиты от внезапного действия первой. Но нам не нужно обсуждать все это сейчас. Вы намерены провести в жизнь свой Установленный срок как только "Джон Брайт" отбудет?
– Конечно.
– И вы, насколько мне известно, достаточно авторитетны среди здешних людей, чтобы позволить себе это?
– Я думаю, что да, – сказал я, скромно соглашаясь с утверждением, которое, как я чувствовал, во многом делало мне честь. Но я покраснел из-за того, что это было неправдой.
– Тогда, – сказал сэр Фердинандо, – ему ничего не остается, кроме как взять вас с собой.
Когда я услышал эти слова, меня охватил внезапный шок, который превзошел все, что я когда-либо испытывал. Меня, президента иностранного государства, первого офицера народа, с которым Великобритания была в мире, капитан одной из ее канонерских лодок должен пленить, увезти в спешке непонятно куда и оставить страну неуправляемой, без президента, еще не избранного на мое место! И я, глядя на это дело со своей собственной точки зрения, был мужем, главой семьи, человеком, в значительной степени заинтересованным в бизнесе, я должен был быть уведен в рабство, я, который не сделал ничего плохого, не нарушил никакого закона, который действительно был заметен своей приверженностью своим обязанностям! Никакое противодействие, когда-либо оказываемое Колумбу и Галилею, не могло сравниться с этим по дерзости и притеснению. Я, президент свободной республики, избранный всем ее народом, избранный хранитель ее официальной жизни, – меня должны были похитить и увезти на военном корабле, потому что, черт возьми, меня сочли слишком популярным, чтобы править страной! И это было сказано мне в моем собственном кабинете в палате представителей, в самом святилище общественной жизн