И впрямь, родинка у меня что надо. Маленькая, аккуратная, придающая моему лицу неповторимость и пикантность. Вот будь она чуть крупнее, я давно бы удалила ее оперативным путем. А так она — настоящее украшение. Сколько раз мужчины целовали ее! «А что было бы, будь ты настоящая красавица, — режет правду-матку Катя, — своими поцелуями твои любовники бы попросту стерли ее!»
Всегда спрашиваю себя, а что мешает мне говорить Кате правду? Должно быть, она всегда опережает меня, называя детали своей уникальной внешности своими именами и подшучивая над собой. Так что мне уже ничего как бы и не остается.
«Еще не родился мой Босх», — говорила она, разглядывая себя в зеркало.
На Юдине была белая рубашка с галстуком темно-синего цвета в белую крапинку, черные брюки. В теле, довольно симпатичный брюнет без лысины, с аккуратной прической. Лицо холеное, бледное, с хорошей кожей. Темные глаза умные, внимательные.
Он сел напротив меня, сразу же, повторюсь, узнав меня, достал из кармана большой носовой платок и промокнул им свое влажное от пота лицо.
— Я как чувствовал, что вы никакой не следователь, — сказал он с грустью в голосе. Не было в нем ни внешней агрессии, одна только тоска во взгляде. — Я только вчера вечером был в следственном комитете, и следователь, который ведет дело вашего мужа, госпожа Соловей, мужчина. Но глупо было бы предполагать, что после всего, что произошло, не последует какой-то реакции. Да, я виноват, я вел себя как идиот. Но меня словно переклинило, когда я ворвался к вашему мужу в гримерку… Госпожа Соловей, у вас есть дети?
Я сняла темные очки, за которыми хотела укрыться от всего того, что называлось на тот момент реальной жизнью, и сразу же почувствовала себя раздетой.
— Нет, у нас не было детей, — ответила я едва слышно. — А что?
— Когда Леночка вернулась домой с синяком, мы с женой были просто в шоке. Конечно, Лена сразу же поспешила объяснить синяк, придумала, что ударилась обо что-то, но мы с Зоей (так зовут мою жену) сразу поняли, что ее ударил ваш муж.
— Почему вы так решили? Он что, и раньше ее бил?
— Понятия не имею. Надеюсь, что нет. Но Лена сама себя выдала, она разрыдалась, и нам сразу стало все ясно. Понимаете, она своей беременностью путала все его карты, если можно так выразиться. Думаю, был скандал, и он ее ударил.
— Что? О какой еще беременности идет речь? — Я была потрясена. Этого еще мне только не хватало!
— Лена, конечно, отрицала и этот факт, но я же сам, сам лично разговаривал с медсестрой из поликлиники, и она мне сообщила, что Лена беременна. Сказала она мне по доброте душевной. Не хочу, говорит, чтобы сломалась еще одна судьба. Думаю, она, медицинский работник, предполагала тем не менее, что мы настоим на аборте…
— Постойте, давайте все по порядку. Вот вы жили себе спокойно, зная, между прочим, что ваша дочь встречается с женатым мужчиной. Так?
— Да, к сожалению, это так. Но она же никого не слушала, говорила, что любит его, что он обещал жениться. Но мы-то с Зоей понимали, что он ни за что не разведется, он же не идиот, вы простите меня! Все знают, как много вы значите для него.
Я понимала, что стоит за этими словами: он, милочка, женился на ваших деньгах и ни за что бы от них не отказался.
— Предположим. Но как вы вышли на медсестру из поликлиники? Откуда она взялась? Вы можете назвать ее фамилию?
— Конечно! Кравцова Ольга Евгеньевна, я сам лично проверял, она действительно работает с участковым гинекологом, с Валентиной Ивановной Соляных, на пару. Она сама мне позвонила, сказала, что Лена была у них на приеме, что с ней случилась истерика, когда она узнала о своей беременности. Кравцова узнала наш домашний телефон, позвонила и поставила меня — я взял трубку — в известность.
— А что говорит Лена? Это правда?
— Да нет! Клянется и божится, что не беременна! Что не была ни у какого гинеколога!
— А что, если это была подстава и никакая медсестра вам не звонила?
— Как это? Она же назвалась Кравцовой, я проверял, действительно такая работает в нашей поликлинике. Но вы правы, я с ней не встречался, не разговаривал. Да я так расстроился, подумал, или дочка бесплодной после аборта будет, или будем с матерью воспитывать ребенка Голта. А тут вдруг такое… Вы не знаете, кто его убил? Да, извините… примите мои соболезнования. Как бы то ни было, трагедия, конечно, ужасная.
Я видела перед собой прежде всего отца, который переживал за свою дочь и, узнав о том, что ее ударил любовник, отправился в театр и попытался отомстить, набросился на него. Любовь девочки-подростка… Сама по себе знаю, уж что втемяшится в голову влюбленной девчонке — бесполезно отговаривать, все равно все сделает по-своему. К тому же Лена Юдина была влюблена в моего мужа, в моего Сережу, а он был настоящим красавцем, таким, что даже находиться рядом с ним дорогого стоило. Конечно, я понимала ее. Сама запуталась в этих же сетях.
— Надеюсь, вы не хотели ему смерти?
— Что вы такое говорите?!
— Михаил Семенович, я бы хотела поговорить с вашей дочерью.
— Пожалуйста, не надо, — простонал Юдин. — Она сейчас в таком плохом состоянии, заперлась у себя в комнате и не выходит, рыдает. Я боюсь, как бы с ней чего не случилось. Зоя взяла отгулы, чтобы побыть с ней. Вы же знаете, что ее допрашивали, а это для нее такой стресс!
— Как же не допрашивать, если они встречались? К тому же, насколько мне известно, у нее нет алиби.
— Да, это правда.
— Вы знаете, что ваша дочь в списке подозреваемых в убийстве?
— Понимаю. Но это же полный бред! Голта застрелили! Откуда у моей дочери пистолет? Нет, это полный бред. Лена ни за что бы не застрелила Голта, она его очень любила и, похоже, любит до сих пор. Я верю, что следствие во всем разберется. Сейчас же меня интересует одно — ее здоровье.
— Хотите, я поговорю с ней?
— О чем? Да она как только увидит вас… Для нее это будет стрессом!
— Хорошо, я все понимаю. Поэтому предлагаю устроить мне встречу с ней у вас дома. Вы же понимаете, что этого разговора ей все равно не избежать. Допустим, что это не она убила Сергея Яковлевича, но она знала о нем многое, она же общалась с ним, разговаривала, она могла что-то знать… Она может реально помочь найти убийцу. Повторяю, если вы так переживаете за дочь, помогите мне встретиться с ней. Иначе я буду разговаривать с ней уже на моей территории, понимаете? Или вы думаете, что я откажусь от своего намерения поговорить с ней? Михаил Семенович, вы только представьте себе на минуту, что ваша дочь была замужем, что любила своего мужа и вдруг его убивают… Как вы думаете, ваша дочь не стала бы помогать следствию найти убийцу? Не стала бы искать встречи с женщиной, которая на протяжении нескольких последних месяцев была любовницей вашего зятя?
— Да все я понимаю. Но она даже дверь вам не откроет.
— Вы так ничего и не поняли. Мне достаточно одного звонка Мишину, чтобы он организовал нам встречу, но уже в следственном комитете…
— Хорошо. Поедемте. Все равно вы не отстанете.
8
— Он не любил вас, он вас ненавидел!..
Она сидела передо мной. Опухшая от слез, худенькая, в белой мятой майке и голубых джинсовых шортах, растрепанная, некрасивая, с мокрым ртом, и выплевывала оскорбительные для меня слова. Маленькая тварь, попытавшаяся отнять у меня мужа. Ее комната была похожа на тысячи других девичьих комнат, забитых розовыми игрушками, куклами, книжками, вышитыми подушечками, плюшевыми пледиками, по стенам были развешаны полки с фотографиями в золоченых рамочках, учебниками, вьющимися растениями. На письменном столе, заваленном разным детским хламом, разинул свою светящуюся пасть ноутбук — еще один мой враг, помогавший любовникам. Это он передавал любовные послания, назначал встречи, отрыгивал любовными комментариями после бурных свиданий… В отличие от других моих врагов, которых я мысленно травила, колола ножом и в которых стреляла, этого маленького и тихого монстра, сейчас переливавшегося радужными бликами, я могла бы убить одним мощным ударом кулака.
— А если бы ты родилась толстой и некрасивой, как жила бы тогда? — спросила я ее, и она как-то сразу пришла в себя, схватила салфетку и вытерла лицо, высморкалась, выпрямила спину и уставилась на меня, вероятно, мысленно представляя себя толстой и некрасивой. — Как думаешь, сумела бы выйти замуж за такого парня, как Сергей Голт?
— Да у вас просто денег куча. — Она презрительно скривила рот. — Вам все эти рестораны от отца достались, мне Сережа рассказывал.
Я почувствовала, как будто бы тысячи маленьких иголок впиваются в мои щеки. Так вот как он опускал мою личность, превращал в ничто все мои усилия, труд, талант. Оказывается, вся заслуга моя в том, что я родилась именно у этого отца.
— Допустим. Но разве ты не воспользовалась бы этим обстоятельством, чтобы заполучить себе такого мужа?
— Не понимаю, к чему эти все разговоры. И что вам вообще от меня нужно?
— Я хочу понять, кто его убил и за что. Ты все о нем знала, так? Как думаешь, это могла бы быть безумная Лиза Воронкова?
— Лизок, что ли? — Она презрительно усмехнулась, оттопырив верхнюю губу. — Да бросьте! Все знали, что она все придумывает, у них с Сережей ничего не было и быть не могло! Она же повернутая! Дебилка!
— А, значит, ты ничего не знаешь…
— В смысле? — Она напрягла свою спинку. — Чего я не знаю?
— Он занимался с ней сексом практически каждый день перед тем, как ехать к тебе на свидание. У нее дома — целая коллекция презервативов со спермой Голта. Была проведена экспертиза.
— Чего-чего? С Лизой? С этой дегенераткой? Этого не может быть. Вы все это придумали только что.
— Можешь спросить у Мишина.
— Но Сережа не такой.
Когда она произносила это «Сережа», это звучало как-то по-воровски, словно она украла у меня не только мужа, но и имя, которое принадлежало только мне. Только я имела право называть его Сережей. Для остальных он должен был оставаться Сергеем.