<…> Как будто не надоело смотреть, как мужчины кривляются в женском платье?[371]
<…>
Каково же было удивление девушки… когда она увидела, какие гости к нему (к квартиранту. — Э. Ш.) стали ходить. Все они были, как один, безусые юноши, не свыше семнадцати лет, с вьющимися кудрями, торчавшими из-под шапочки»[372].
Приведенные примеры из романа, привлекшего внимание Усто Мумина, не обязывают к выводам о социальной или сексуальной характеристике художника. Тем не менее очевиден факт: эта табуированная сторона жизни, отраженная в искусстве уже в древности (вспомним хотя бы древнегреческую вазопись или фрески Помпеи), вызывала у Усто Мумина исследовательско-художнический интерес.
В ряде иллюстраций Усто Мумин делает акцент на бесправном положении женщины в иранском обществе: отец бьет дочь (Мэин), не желающую подчиниться, выйти замуж за незнакомого подонка (Сиавуша); жених (Али-Эшреф-хан) ради карьеры отдает право первой ночи своему начальнику, а тот, поднимая накидку с лица невесты (Эфет), бесцеремонно рассматривает ее; укрытые паранджой от посторонних глаз женщины противопоставлены вольным взглядам мужчин.
Ряд иллюстраций к роману рассказывает о повседневной жизни иранской женщины: молодая (Джелалэт) подрабатывает вязанием, пожилая, ее мать, курит кальян. Усто Мумин останавливается на ключевых фрагментах сюжета: Ферох в результате заговора богатых врагов вынужден скрываться, жить нелегкой крестьянской жизнью, однако вскоре он вернется в Тегеран и выдворит из своего дома наглого пройдоху.
Дальше идут рисунки, иллюстрирующие мелодраматическую составляющую романного сюжета.
Отдельно стоит отметить буквицы в начале каждой главы, в которых обозначена квинтэссенция последующего текста, а также рисунки-концовки к каждой главе. Если бы эта книга была издана не в аскетичных 1930-х, а сегодня, при современных полиграфических возможностях, то она, несомненно, стала бы шедевром книжной графики. И независимо от качества печати она убедительно доказывает: Усто Мумин не просто иллюстратор, но еще и скрупулезный читатель.
В 1935 году, вслед за публикацией первой книги романа Каземи «Страшный Тегеран», выходит тоненькая книжка «Девушка из богатого дома» — глава из романа в виде самостоятельного рассказа. Художник, оформивший обложку, не указан. Софья Круковская отмечает:
«…УзГИЗ игнорировал это элементарное издательское правило. И тем не менее можно совершенно смело утверждать, что перед нами произведение Усто Мумина. Это прежде всего подсказывает логика событий: было бы странным после огромного издательского успеха „Страшного Тегерана“ с графическим сопровождением Усто Мумина поручить работу над обложкой этой маленькой книжечки какому-нибудь другому художнику. Но дело не только в этом — в художественном ее оформлении явно ощущается стиль Усто Мумина»[373].
Усто Мумин. Обложка к рассказу Мортеза Мошфега Каземи «Девушка из богатого дома»
Государственное издательство УзГиз, 1935
Отчитываясь о 25-летней работе в Узбекистане, Усто Мумин сказал: «Лучшей моей работой того периода был „Страшный Тегеран“ — двухтомник с большим количеством рисунков»[374]. А Михаил Рейх{61} признался: «У меня есть две украденные работы А. В. — листы из „Страшного Тегерана“ (сознаюсь ему в этом преступлении), и вот там прекрасная линия»[375].
В сентябре 1936 года в Ташкенте прошла Первая Среднеазиатская спартакиада под девизом: «За массовую сдачу норм ГТО и хлопковую независимость!» Усто Мумин участвовал в ее оформлении.
Вокруг начинаются проработки художников за увлечение «формализмом». Многие публично каются: кто искренне, кто — спасая свою жизнь. Так, Георгий Карлов вспоминает своего учителя (А. П. Гринцевича), который якобы повел его по ложному пути. В этой атмосфере делает попытку начать новую жизнь вернувшийся из Ленинграда Усто Мумин. Очередной виток его жизни внешне производит впечатление — довольно благостное — поступательного врастания художника в новую идеологию государства (такое впечатление складывается благодаря хронике[376] жизни, выстроенной Риммой Еремян в альбоме художника[377]).
В 1930-х годах руководство государства делает упор на агитационно-массовые виды искусства, в том числе на плакат. Работает плакатистом и Усто Мумин. Одна из его работ (1933) выполнена не без влияния Александра Родченко, в частности его плаката «Ленгиз: книги по всем отраслям знания» (1925), на котором женщина, приложив ко рту руку, кричит: «Книги…» На плакате Усто Мумина тоже крупным планом женщина-узбечка. В одной руке она держит хлопковое волокно, другую приставила ко рту (так делают, когда хотят докричаться). Слева от нее — на светло-зеленом фоне поле с людьми, собирающими хлопок, вдали арба с приемщиком; справа от зовущей-призывающей женщины — на черном фоне контуры мужчин, отдыхающих в чайхане (традиционное времяпрепровождение мужчин в Средней Азии, что, кстати, в той или иной мере запечатлевал Усто Мумин, хотя требовалось совсем другое): один сидит с пиалой в руке, попивает чай, второй что-то с ним обсуждает, третий лежит спиной к зрителю, рядом с ним — чайник. Контраст очевиден — как в цветовом решении, так и в позах изображенных фигур: одни работают, строя светлое будущее, другие тунеядствуют (неслучаен черный цвет). Надпись на плакате латиницей на узбекском: Hamma erkaklar paxta terisga, то есть «Все мужчины на сбор хлопка!».
Усто Мумин. Все мужчины на сбор хлопка! Эскиз плаката. 1920-е
Галеев-Галерея, Москва
Второй плакат (1933) также на тему хлопковой страды. В центре — арба, груженная мешками с хлопком. Подошедший мужчина подставляет хирманщику (приемщику) принесенный на спине мешок. Рядом женщина, поднимающая оброненные комочки, — ее подвязанный через плечо фартук для сбора хлопка полон. На телеге укреплен большой красный транспарант с надписью латиницей: Bir gram hәm paxta nabud bolmasъn! Bir minyt hәm prostoi bolmasъn! Bytyn paxta davlatga! («Ни грамма потерь! Ни минуты простоя! Весь хлопок государству!»). На заднем плане — арбы с красными флагами и транспарантами, на которых те же лозунги уже по-русски. Работа кипит: грузят, подвозят, взвешивают. Подпись на плакате в правом нижнем углу: Usta Momin.
Усто Мумин выполняет заказы. В 1930 году пишет работу «Без паранджи». На переднем плане — идущая женщина с короткой стрижкой, по-европейски одетая: белая блуза с короткими рукавами, узкая прямая юбка, туфли на каблуках; в руках стопка книг; справа в глубине — две женские фигуры в длинных национальных халатах и парандже, застывшие при виде шагающей дамы с открытым лицом. В том же году написана картина «Девушка с хлопком», отражающая пафос созидательного труда.
1 августа 1934 года в Москве на Кузнецком Мосту открывается выставка изобразительного искусства Узбекистана. Центральная и региональная газетная и искусствоведческая пресса дают высокую оценку произведениям художников из Узбекистана, Усто Мумин — в ряду хвалимых.
Заметка об Усто Мумине в газете «Правда Востока».
№ 145, 26 июня 1935 г.
Художник и искусствовед Рафаил Такташ писал:
«Критикой был замечен „графически живописный язык“ Усто Мумина… Картина Усто-Мумина „Белое золото“ показывала уже не патриархальный мир мусульманских священнослужителей, а тружеников колхозных полей — хлопкоробов, не мрачный мир байства, а освобожденный труд подлинных хозяев узбекской земли и ее природных богатств»[378].
Свою работу «Белое золото» сам Усто Мумин (и это мнение разделяли его коллеги) называл первой из тех, где раскрывается хлопковая тема в живописи[379].
Характеризуя работу Усто Мумина в 1930-х годах, надо отметить, что он участвовал во всех республиканских выставках «вплоть до 1938 года»[380] (как написал сам художник в кадровой анкете), а также в двух московских (1934–1935 и 1937).
С той же плакатной тематикой, что и картина «Белое золото», в 1934 году Усто Мумином написаны по заказу Наркомпроса еще две картины — «Старометодная школа» и «Новая школа».
«Старометодная школа в Средней Азии»: под сводами изображен класс, учитель наказывает ученика, в этом ему помогают другие дети — они привязали ноги лежащего мальчика к палке, учитель занес над ним руку с плеткой; одни дети смеются, угождая учителю, другие с испугом отшатнулись. В пандан к этой — картина «Новая школа (в музее)»: на стене музея висит устомуминовская картина «Старометодная школа», к ней подошли пионеры, они в ужасе смотрят, как мучают мальчика.
Почти для всех заказных работ Усто Мумина — ленинградских книжек, ташкентских плакатов и картин характерна единая концепция: антитеза старого и нового, хула старого мира и хвала новому. Можно вообразить, как не по душе была эта концепция художнику, который принял для себя судьбоносное решение — остаться в Туркестанском крае. Он уже полюбил тамошнюю жизнь, людей, их нравы, а главное — те институты и детали быта, которые с любовью воплощал в своих картинах 1920-х годов: узбекских юношей, беданабозов, водоношей, их быт, бачей, перепелок. Он наделял все эти образы каким-то новым, интригующим смыслом, а официоз призывал с ними бороться.
Обозреватель «Правды Востока» в 1928 году писал:
«Преобладающие темы большинства 10-ти выставивших свои работы художников — мечеть, мазар, хауз, изредка базар и чайхана, и снова полуразрушенные памятники прошлого — лазурь керамических облицовок, мертвенная пустота мавзолея.