– Вас, скорее, должно останавливать то, что мы… собираемся нарушить пару законов.
– Да кто ж их соблюдает, молодые люди? Если б я соблюдал весь этот бумажный раскардаш, что демократы навыдумывали, с ума бы сошел. Вы же вот сидите сейчас под крышей? Сидите. А это что же? Самострой, самострой, так, так. Стало быть, что? Снести его надо.
– Но одно дело – самострой…
– Да это все мне не сказать чтоб было любопытно. Было бы – изучил бы, читать, знаете ли, умею, но все, не надо об этом. Пусть они скот выпасают по закону, а мы выхухоль спасать будем, это, значит, молодые люди, выше всякого закона. Одно только важно нам прояснить: а есть ли достаточные средства на такое непростое дело? Хохулю надо отловить, но это я сделаю, а дальше понадобится везти, причем везти нежно, она же зверь боязливый, хрупкий, она от хлопка в ладоши и погибнуть может, да, да, – затвердил, глядя на наши удивленные лица, Ладный, – хохуля очень пугливая, для ее спокойствия необходима полнейшая тишина, особый температурный режим, сколоченные специальным образом ящики, корм, да и везти к вам не близко, это все потребует средств. Необходимо будет выкопать ей норы загодя…
Условий было много, но мы поняли, что завод может все это профинансировать, это все много дешевле, чем один-единственный штраф.
Через пару дней мы с Германом зашли к Вилесову ровно в тот момент, когда Кошечкин докладывал ему, что некто ходит вдоль завода у дальнего цеха, то бишь на территории заказника.
– Это выхухолевед Ладный, пусть шарится, – сказал я Вилесову.
Тот посмотрел на меня серьезно.
– И когда ваши выхухоли колонизируют берег? – и, не дав мне ответить, сам продолжил: – Блять, это даже звучит чертовски интересно! Выхухоли колонизируют берег. Только в России такое можно вслух сказать, и это будет насущный вопрос при производстве тиссью. Анекдот.
– Игорь Дмитрич, мы только начали, дайте время. И денег.
– Михаил Валерьевич, а давайте вы свой бюджет на это пустите?
– Матвей Лукич потом будет спрашивать, что я делаю с деньгами. Он считает, что я должен тратиться только на репортажи и публикации.
– А вы на это вообще деньги тратите?
– Ну, процентов двадцать. Я же пярщик, а не рекламщик.
Мы собрались выходить, но Вилесов решил спросить вдогонку:
– Миш, слушай, а сколько вы этих выхухолей привезете?
– Ладный говорит, надо штук десять. Ну, пять пар.
– О! Прям семьями?
– Хохуля – однолюб, его по одному нельзя, помрет с тоски. Так Ладный сказал.
– Глубоко, Петька, мы в животный мир влезли.
Ладный изучал и картографировал берег, искал какие-то личинки стрекоз и жуков, взял пробы грунта и растительности со дна реки, в них тоже ковырялся; затем рыбачил, поймал старую щуку, обрадовался.
Ладный бродил везде с утра и до ночи, взял у Германа всю документацию по пробам воды, съездил и перезнакомился со всеми сотрудниками заказника «Красное болото» и, наконец, через полторы недели неустанных трудов, сияя, сообщил нам, что место для выхухоли вполне пригодное и, будь сам Ладный хохулью, он бы с удовольствием вырыл бы нору там.
Правда, ученый выдвинул несколько требований, большей частью финансовых и технологических, но было и производственное – отвернуть вентиляционные трубы завода, которые, на его взгляд, сильно шумели (выпускали какие-то излишки пара перед планово-профилактическими работами, что-то такое). Вопрос был переадресован Вилесову.
– Михаил Валерич, вы там часом не охуели с вашей биологией? Еще давайте завод развернем, чтобы выхухоли было светло!
– Игорь Дмитрич, вам напомнить, что будет, если выхухоль окочурится? Понимаю, что вы такое не проходили в Германии и Японии, потому что там нет выхухоли. Но у нас на Руси она есть – и давайте сожительствовать с ней в мире.
– Да ладно, я же так, просто… – Вилесов принялся смотреть в смету. – А зачем нам восемнадцать видеокамер?..
– Мы установим наблюдение за выхухолью. У нас теперь не подпольное переселение зверей – у нас там целый научный проект, согласованный с заказником.
С той поры в мое резюме можно добавить уникальные для пярщика, но, скорее всего, бесполезные строчки: «умею делать семейные норы для выхухоли» и «контролировать устройство видеонаблюдения для выхухолевых нор».
Мы с Германом аккуратно выкапывали что-то вроде махоньких траншей от воды вверх, вдоль берега, чтоб потом поставить там камеры, провести провода и затем возвести толстые стенки, покрытые грунтом и дерном. Ладный строго контролировал планирование жилищ, нарисовал нам подробные схемы, размеры, а сам отбыл ловить зверьков в места, где их довольно много. Он планировал взять зверей из двух популяций – так, через поколение, потомство вышло бы крепче.
Выкопать жилье для выхухоли – дело не самое простое. Поначалу надо подплыть к месту на лодке, потому что к большинству мест с берега подойти нельзя, мешает густая поросль ивняка. Ладный специально подобрал участки так, чтобы выхухоль была в безопасности. Строительные работы ведутся из воды, и надо стоять на не самом твердом дне, отчего у нас, белоручек, болело все, хоть объемы вынимаемого грунта и были небольшие. Копать надо не внизу, а на уровне от колена до груди – в зависимости от заиленности дна, от структуры норы, личной ловкости и роста. Ошибиться страшно, потому что Ладный предупредил, что выхухоль не только пуглива, но и привередлива: ей надо угодить, апартаменты должны быть первого класса, иначе и начинать ничего не стоит.
В день третий мы по привычке чуть отошли, чтоб посмотреть, какой получается у нас нора, совпадает ли с проектом Ладного, и тут на высоком берегу, в просвете между ивами, я увидел Кудымова.
– Здорово, Миша! – крикнул он, поняв, что я его заметил.
– Здорово, Олег.
– Че делаешь?
– Червей копаю.
– И как?
– Нормально, жирные.
– Гляжу, они сантиметров пятнадцать в диаметре?
– Такие вот черви в Кряжеве пошли.
– Зря я тебе рассказал все про выхухоль?
– Ты ж экоактивист. Молодец, что рассказал; для природы полезно.
– Ниче, это еще не все. Жди сюрпризов.
Илья был честный, еще не сгоревший на работе опер, который пошел в менты, чтобы ловить негодяев. Поначалу меня удивило, что человеку уже под тридцать, а он все еще рискует, вписывается в такие дела, как наше, но позже я узнал его историю: отец его был сыщиком, погиб на задержании, сунувшись вперед, и сын нес идеи отца, идеи жесткой борьбы со злом, когда правила существуют только до тех пор, пока не мешают делу. Иначе говоря, Илья был настоящим сыщиком, которому не чужда анархия.
Сел напротив меня в кафе на окраине райцентра, вслух ничего не заказал, но ему принесли кофе «три в одном», и мне отчего-то принесли тоже. Поначалу выслушал меня, а я, чувствуя, что не очень-то он мне доверяет, чуть рассказал о себе, упомянув волонтерское прошлое, сотрудничество с московскими операми, вставил пару жизненных историй про ментов. Илья немного оттаял и согласно кивал, когда я поделился соображениями, что не просто так дело Кудымова закрыто.
– Смотри, что мне известно, – ответил он. – Кудымов точно связан с прокуроршей. С Чибисовой. Его дело закрыла она. Хотя вообще легко могла бы простить нам косяк, просто дать пересобрать материалы, без первого эпизода встречи, там и так хватает. Но не простила. Так вот. Фактура такая: Кудымов на неделе к ней приезжал домой и пробыл у нее пару часов.
– А ты как вычислил?
– Слышал об оперативной работе? Как-как. Мы ж тут не как у вас в Москве по камерам, мы тут понастоящему раскрываем.
– Но это же – связь преступника и прокурора – это ж основание…
– Связь? Черта с два. Скажет: к сестре одноклассницы заехал. Он учился с ее сеструхой младшей в одном классе. Тут же все друг друга знают… Нет, нужна конкретная доказуха, что там что-то нечисто, – в голосе Ильи звучало сомнение, но он продолжил размышлять вслух. – С прокурорскими потом воевать – это проще вскрыться. Они свою в обиду не дадут, даже если она детей жрет. И папка у нее в областной… Ну не, можно прижать, но мне потом работать не дадут. У нас с тобой цели иные. Надо прояснить, как они связаны. И – тихо, неофициально – взять за жопу, если там есть повод. Тогда Кудымов от вас отскочит, а прокурорские – от меня; может, при хорошем раскладе, даже надолго.
– Он же на прослушке стоял?
– Там ничего.
– А я как могу помочь?
Илья попросил меня устроить слежку за Кудымовым, попытаться срисовать его передвижения на машине. При этом рекомендовал использовать не одну тачку, а хотя бы пару.
Первого водителя я нашел легко, им стал Жора, севший на сдельную работу на целую неделю. Второго водителя найти было непросто, местным нельзя было доверять целиком и полностью: там могли быть связи, знакомства, да и просто растрепать могли. Мне нужен был водила на неприметной машине, который никогда не жил в Кряжеве и окрестностях. Я пришел к Вилесову выпрашивать его водителя, который был родом из Петрозаводска и жил в областном центре.
– Михаил Валерьевич, вы предлагаете мне отдать водителя, чтоб он следил за уголовником, причем и сами не знаете толком, для чего – я все верно сейчас понял?
– Игорь Дмитриевич, нам надо любые возможности использовать. Если мы найдем какой-нибудь компромат на прокуроршу…
– Компромат на прокуроршу! Миш, ты в себе? Ты пиарщик или кто? Детектив, Калле Блюмквист ебаный, ты уже не ходишь по острию ножа, ты уже прыгаешь на нем!
– Я твои эмоции понимаю, Игорь Дмитрич…
– Игорь Дмитрич, Игорь Дмитрич… Ну, ты ж без тормозов… – у Вилесова уже дыхания не хватало, и он сел, налил себе чаю. – Хотя че тут скажешь? Вот я в девяностых работал в колбасном цехе, меня как-то в посадку вывезли, объяснили, что такое крыша, как с этим жить. Тогда я и понял, что надо удрать в Германию, Англию, куда угодно, чтобы самому не стать колбасой. Но вот вернулся, потому что там, за кордоном, оказалось слишком скучно, ну, я тебе рассказывал. А вот тут не скучно, и правда. И че я тогда нервничаю, да?