Поставил корзину с грибами на стол, позвонил Миле по скайпу с единственным вопросом: что с этим добром теперь делать? Сушить, солить, морозить? Мила смотрела на грибы и недоверчиво спрашивала, правда ли это собрано мной и откуда во мне такая страсть – я ведь говорил, что терпеть не могу собирать грибы. Принялся было объяснять, что тут, в Кряжеве, что-то происходит с головой, она теперь работает немного иначе, и не только с головой, а вообще появляется какая-то покорность судьбе, и любовь, как я узнал, может идти отдельно от жизни, все это я излагал скопом и между прочим сообщил, что, когда клюква пойдет, обязательно надо будет снова на болота сходить. Мила только удивлялась да раз спросила, точно ли я трезв: сама она видела, что трезв, но решила удостовериться на всякий случай.
Вечером воскресенья я принес Рочевой немного грибов. Она кивнула на знакомую мне корзинку под столом: «Не с того же чудесного острова ли?»
Рочева достала конфеты, поставила чайник и принялась за расспросы.
– Кого вы там в лесу видели, что это за люди были?
Ябуров обмолвился ей двумя словами, что встретили каких-то геодезистов, и больше ничего не сказал. Рочева поняла, что он недоговаривает, и решила меня опросить, но я смог сказать не больше Ябурова.
– Ему нельзя за лес воевать, а он пойдет; а ему никак нельзя.
Тут я и узнал, как Василий Владимирович стал калекой. Он давно, с молодости, завел эти солонцы и обожал наблюдать за лосями. Даже в период гона, по осени, ходил, – не мог удержаться. Однажды он увидел браконьеров, которые и птицу били, и лося пытались завалить, но не сумели, только ранили животное: какой-то дурак не перезарядил дробь, не поменял ее на нормальную пулю, и зверь ушел в чащу. Ябуров, без ружья, без ножа, один как перст, вышел на охотников, пригрозил им, решил выгнать их из леса. Если б они были местные, то побоялись бы, постарались бы все замять и разрешить спор миром, но охотники были чужие, и один из них пальнул в Ябурова точно так же, как и в сохатого, дробью на птицу, с довольно близкой дистанции. Попало в голову, в обе руки, в грудь и живот, всего обсыпало. Он добрался до поселка, а за ним – кто-то видел – чуть ли не до дома шел лось: может, тот подранок, может, другой. Зверь развернулся обратно в лес, только когда увидел, что окровавленного Ябурова окружили люди. На голове и на теле только шрамы остались, а вот рукам, которыми Ябуров закрывался, повезло меньше: на одной повредило жилу, на другой – нерв.
– Галина Владимировна, а почему Василий Владимирович, такой смелый защитник природы, не стал против завода выступать?
– Значит, посчитал, что вреда меньше, чем пользы.
Поначалу я составлял презентации о проделанной работе или о планах в свободной форме, с картинками и графиками. Но Матвей Лукич, известный любовью к табличкам, постепенно приучал меня к ним. Пару раз он тревожно вздыхал и спрашивал, отчего же я не подаю информацию в табличках. Я начал составлять таблички везде, где это возможно, но еще не ведал, что его любовь к табличкам поистине всеобъемлющая, демоническая даже. В табличку, по мнению Матвея Лукича, можно было впихнуть любой процесс, любой алгоритм, любой план; вероятно, он и жизнь бы смог уместить в табличку. Постепенно я пришел к тому, что даже задним числом умещал все сделанное в графы и строки.
Особенно меня веселили таблички по взаимодействию с гаишниками и главой администрации района, но венцом презентаций, шедевром стала таблица по выхохулям.
Составление табличек отнимало массу времени. Пока я корпел над ними, я чувствовал, как тупею ежеминутно, как никчемно расходую жизнь. И чем больше усердия я прикладывал к этому отупению, тем довольнее был Матвей Лукич.
Нацепив очки, Матвей Лукич пролистал очередную подшивку презентационных материалов, посмотрел на меня так, будто взял на мушку, и изрек:
– Вижу, Михаил Валерьевич, что нагрузка у вас стала меньше.
– Не могу на это жаловаться, Матвей Лукич.
– Тем не менее. Есть ряд задач, которые вам по плечу, – еще один оценивающий взгляд.
Так начиналась история получения международной сертификации на нашу продукцию.
У международных и больших российских компаний есть целые своды так называемых «закупочных правил», где указано, какую продукцию, с какими стандартами следует покупать. Попасть в число поставщиков условной сети отелей «Holiday Inn.» можно, только если у тебя стоят нужные логотипы на упаковке, а их ты получишь, если делаешь все экологично, прозрачно и контролируешь цепочки поставок своего сырья. Русский промышленник, производящий туалетную бумагу и бумажные полотенца, таким образом, обязан идти на поклон к организациям, главные офисы которых находятся где-нибудь в Нью-Йорке и Торонто, потому что они эти логотипы придумали и решают, кому ставить, а кому нет.
Проще всего получить на упаковку логотип Всемирного фонда охраны дикой природы. Чтобы год печатать на упаковке их логотип, панду, надо просто заплатить что-то около пары миллионов рублей. Платишь и становишься экологичным. То есть им вообще плевать, куда ты это будешь лепить, они это не контролируют, в детали не вникают, хоть на радиоактивных отходах печатай их панду – главное, заплати. Честное слово, они даже не узнали ничего про наш завод! Им плевать, им нужен гешефт. Заработанные средства они тратят на рекламу своей же организации, на всякие конференции и выступления, а порой еще и правительства или регионы им помогают с социальной, то есть бесплатной рекламой. И выходит так, что они отправляют какого-нибудь фотографа, бородатого бельгийца, на Камчатку, тот наснимает там вулканов и зверей, и потом все это творчество с их логотипами крутится на экранах посреди Москвы, проводятся выставки и так далее, и все это – за счет дотаций, то есть за счет налогов жителей. Профит! Предприятия платят, жители платят, кошельки дармоедов пухнут.
Следующая контора, с которой пришлось посложнее, – Лесной попечительский совет. Они проводят аудит, приезжают, проверяют, правда ли ты делаешь макулатурную бумагу из макулатуры, правда ли каждая кипа подписана, то есть на ней указано, откуда она взялась. Например, на кипе – листочек А4, на котором указано: «ИП Иванов, 300 кг».
И такая же штука с целлюлозой: завод должен показать, что он действительно покупает целлюлозу у «хороших» ЦБК. «Хорошие» целлюлозно-бумажные комбинаты – это те, кто не вырубает нещадно реликтовые, старые леса.
Как известно, у нас есть заповедники, национальные парки и заказники – там рубить лес нельзя. Но множество древних, даже девственных порой лесов не отнесено к заповедникам, и их можно арендовать и вырубать. Государству дела нет до этих лесов, они для него обычные. Поскольку государству плевать, тут же объявляются эти канадцы, Лесной попечительский совет, и говорят: а продавать лес из этих лесов вы, товарищи промышленники, лесозаготовители и бумажники, не будете. Русским – на русской земле – это говорят. И товарищи добровольно отказываются рубить арендованный ими лес, чтобы продавать свою бумагу или доски всяким межгалактически богатым компаниям – «Макдоналдсу», «Кока-Коле», «Мерседесу» и прочим, у кого есть в России бизнес. То есть пока ты не заплатишь канадцам, ты не можешь торговать своим, по закону честно вырубленным лесом, с крупнейшими покупателями, тебя просто лишают места на рынке. Вроде бы затея неплохая, кажется, что принуждают лесорубов не трогать самые ценные участки, сохранять биоразнообразие, экосистемы, пчелкам ульи, мишкам мед. Но на деле выходит иначе: лесники рисуют на картах места, которые они не тронут, чаще из других соображений – они добровольно отказываются рубить там, где и так не думали в ближайшие годы работать: туда или дорог нет, или пока нет резона в эту глухомань залезать. А бывает еще и такое, что межгалактически богатые компании, даже в случае нарушений, все равно покупают – но втихаря, со скидками, – тот лес, который якобы никто не рубит. Иногда их ловят, так ловили мебельщиков из Швеции, и они заплатили штраф в Швеции. За русский лес заплатили штраф в Швеции!
Все это черт его знает зачем нам нужно, отчего у нас вообще допускается, и человеку, имеющему представления о формальной логике, должно показаться, что все это – Всемирный фонд природы или Лесной попечительский совет – не нужно вовсе. Тут или государство должно сказать: этот лес не трогать и не рубить, либо его можно рубить, и тогда какого лешего какие-то канадцы берут деньги, когда все равно все либо нарушают, либо плутуют. Я возмущался этой идиотии, а Вилесов меня успокаивал:
– Миш, ну мы же тут дикари, ложки держать не умеем, руками жрем сырое мясо, за своим лесом смотреть не можем. Еще и за нефтью не можем. И никель, и медь, и люминь – ни черта мы нормально сделать не можем без их контроля.
– У тебя ж MBA, заводами за кордоном рулил, и ты тоже дикарь?
– MBA и другие цацки от бизнес-школ – это те же бусики для папуасов. Годятся только чтоб другим папуасам показывать, а льва в пампасах не напугают. Вот хуй бы они со своими MBA тут справились…
Фантастическая способность американцев к созданию кормушек вызывает, конечно, восхищение. Они грабят промышленников на ровном месте, грабят, не выходя на большую дорогу, трясут каждого, до кого дотянутся, и все это – под прикрытием каких-то красивых слов.
Сертификаты Лесного попечительского совета мы тоже получили. Мысль о том, как они лезут к нам, бесила, но не более.
А дальше нам предстояло получить еще и европейскую сертификацию, чтобы торговать в Евросоюзе. Я даже не сразу понял, как все это ловко и крепко придумано. В каждой стране есть свои сертификаты, например, в Германии это «Голубой ангел». Вроде все просто: заплатил десять тысяч евро, прошел аудит, все показал, получай логотип, торгуй. Эти службы контролируют сами государства, и внутри Евросоюза сертификаты признают. То есть если в Германии получил право на логотип, торгуй где хочешь. Так это все описано – просто, коротко, легко. И вот я пишу письмо немцам, мол, давайте и мы получим, страстно желаем у вас торговать. Немцы отвечают: хорошо, замечательно, дорогие партнеры, только чтоб получить логотип, вы уже должны торговать, то есть сначала торгуйте без логотипа, попадите на прилавки, а потом мы вас уже залоготипируем по самое не балуйся, демократично и в срок. Связываемся с немецкими торгашами, мол, возьмите партию, по хорошей цене. Торгаши говорят: «Без логотипа не возьмем, так не положено». «Возьмите даром»,