Поповыми, нужно было придумывать что-то, чтобы различать семинаристов.
Решили добавить к фамилиям названия сел, и воспитанники семинарии, подобно княжеским отпрыскам, превратились в Поповых-Тункинских, Поповых-Тайтурских…
Будущий святитель тоже стал тогда Поповым-Ангинским, но пробыл им недолго.
В 1814 году скончался глубоко почитаемого паствой епископ Иркутский Вениамин (Багрянский), и ректор семинарии решил увековечить его память, превратив имя владыки в фамилию самого лучшего своего воспитанника.
Так и стал Иван Попов-Ангинский – Иваном Вениаминовым…
И это тоже было знаком предстоящего ему служения…
5
Всматриваясь в жизненный путь святителя Иннокентия, ясно видишь, что те непреодолимые препятствия, которые возводились на предстоящем ему пути, не просто разрушались Божьим промыслом, но сами включались в Божий Замысел, и без этих препятствий не осуществим был бы Путь, пройденный святителем.
Действительно…
Как лучший ученик, Иоанн Вениаминов должен был отправиться на учебу в Московскую духовную академию. Ректор Иркутской семинарии хлопотал об этом и вопрос уже был решен, но произошло незапланированное им событие. Выпускник семинарии Иван Евсеевич Вениаминов женился на священнической дочери Екатерине Ивановне.
«А почему ректор не остановил моей женитьбы, – рассказывал потом сам святитель, – то причиной этого был весьма редкий и даже необыкновенный случай, а именно: река Ангара, отделяющая семинарию от монастыря (где жил наш ректор, и откуда он во все учебные дни приезжал в семинарию на целый день), в тот год (1817), при вскрытии своем, на многие дни прекратила всякое сообщение монастыря с городом. Лед на ней сначала прошел было почти совсем, а потом опять остановился на несколько дней и так плотно, что известный тогда в Иркутске монастырский послушник Иванушка перешел через него с одного берега на другой. А в это время мне пришла мысль жениться, и я успел подать просьбу, без позволения отца ректора, получить вид на женитьбу и даже начать сватовство. Не будь этого случая, – тогда, конечно, ректор не позволил бы подавать моей просьбы о женитьбе. И тогда мне пришлось бы ехать в Академию, а не в Америку».
Но так святитель Иннокентий рассуждал годы спустя, а тогда он был вполне счастлив, что жизнь его устраивается в Иркутске, который он полюбил и не хотел никуда уезжать отсюда.
Четыре года диакон Иоанн Вениаминов работал учителем в приходском училище, а когда освободилось место при Благовещенской церкви, был рукоположен в священники.
Вот, казалось, он и достиг всего, чего мог достигнуть.
У него было место священника, и в приходе его любили и уважали. У него был свой дом, была любимая жена, родившая ему сына. Кроме того, обладая необыкновенными способностями к занятиям механикой[53], священник Иоанн Вениаминов наладился изготавливать часы и музыкальные органчики с духовными гимнами, и этим ремеслом вполне прочно обеспечивал материальное благополучие своей большой семьи.[54]
Впереди была благополучная, достойная жизнь, и, слушая рассказы Ивана Крюкова, приехавшего в ноябре 1831 года в Иркутск, иерей Иоанн Вениаминов никак не связывал с собою ни далекий остров Уналашка, ни населяющих его алеутов.
Между тем самому Иоанну Крюкову его духовный отец весьма понравился, и он, не жалея сил, уговаривал его поехать с ним на алеутские острова.
«Я был глух ко всем его рассказам, и никакие убеждения его меня не трогали, – вспоминал потом сам святитель. – Да и в самом деле, мог ли я, или был ли мне какой расчет, судя по-человечески, ехать Бог знает, куда, – когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный свой дом, получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке?»
Между тем в начале 1832 года Преосвященный Михаил (Бурдуков), епископ Иркутский, получил указ Священного Синода, в котором приказывалось послать в колонии Российско-Американской компании на острове Уналашка священника, и объявил об этом по всему городу…
Добровольцев, однако, среди священников не сыскалось.
В Иркутске слышали не только рассказы Ивана Крюкова, но еще и хорошо были осведомлены о самоуправстве и тиранстве управляющих колониями.
Отказался и Иоанн Вениаминов.
«Когда, по распоряжению покойного преосвященного Михаила, были спрошены все священнослужители по всей епархии: не пожелает ли кто ехать в Уналашку, и если не пожелает, то почему именно? – в числе прочих подписался и я, что не желаю занять место, по причине отдаленности. И это написал я со всею искренностью, имея в виду, что ежели наши вдовы, живя и за десять верст от начальства, остаются без всего (тогда не было еще попечительства), то что же будет за десять тысяч верст! так я думал, так и говорил другим – своим собратьям».
Тогда епископ Михаил предложил избрать будущего миссионера из дьяконов по жребию. В качестве поощрения он сразу бы и рукоположил кандидата в священники.
Но и это поощрение не прибавило энтузиазма у кандидатов. Соборный диакон Малинин, на которого пал жребий, объявил, что он предпочтет идти в солдаты, чем ехать в Америку.[55]
И тогда вызвался ехать вполне благополучный и никем не принуждаемый к поездке иерей Иоанн Вениаминов…
О том, как случилось это, он рассказал сам…
По его рассказу получается, что ему довелось быть у преосвященного Михаила, когда к тому заехал проститься Иван Крюков.
Он снова «стал рассказывать об усердии Алеутов к молитве и слушанию слова Божия», и хотя Иоанн Вениаминов уже много раз слышал эти рассказы, сейчас они произвели на него необыкновенное впечатление. «Я вдруг и, можно сказать, весь загорелся желанием ехать к таким людям»…
7 мая 1823 года 26летний миссионер со всей своей немалой семьей отправился в трудный и опасный путь. На следующий день добрались до Ангинского, отслужили молебен в церкви Ильи Пророка и, погрузившись на павозк[56], поплыли по Лене в Якутск.
Начался дливший больше года путь.
Только 29 июля 1824 года Иоанн Вениаминов прибыл с семьей на главный остров Алеутского архипелага Уналашку.
Уже 1 августа он отслужил на острове в ветхой деревянной часовне первую литургию и сразу взялся за возведение храма Вознесения Господня, который он строил своими руками вместе с островитянами.
У алеутов учился отец Вениамин их языку, а алеутов учил не только основам православной жизни, но и различным ремеслам. Алеуты оказались переимчивыми учениками, быстро осваивая неведомое им прежде мастерство. Еще более поразительными были успехи отца Иоанна Вениаминова. Очень скоро он освоил шесть наречий местных племен, составил для самого распространенного на островах алеутско-лисовского языка азбуку из славянских букв и грамматику, и перевел на него Евангелие от Матфея, катехизис и наиболее употребительные молитвы.
На алеутском языке создан Иоанном Вениаминовым и краткий курс православной догматики и нравственности «Указание пути в Царство Небесное», который в дальнейшем многократно переиздавался и по праву считается одним из лучших катехизаторских курсов.
После десяти лет пребывания отца Иоанна на острове Уналашка все жители архипелага были им крещены. С благословения епископа Иркутского Михаила в 1829 году он совершил путешествие на Американский материк в Нушегак и здесь проповедовал Слово Божие жителям побережья Берингова моря и крестил уверовавших.
В 1834 году отца Иоанна перевели на остров Ситка в Новоархангельск, где он занимался просвещением индейцев-колошей.
6
И об этом тоже рассказывал в царском дворце архимандрит Иннокентий (Вениаминов). Но еще он пытался объяснить великим князьям, что никакой его заслуги в этом нет.
«Могу ли же после этого я, говоря по всей справедливости, вменить себе в заслугу или считать за какой-нибудь подвиг то, что я поехал в Америку? – спрашивал святитель Иннокентий, будучи уже митрополитом Московским. – Равным образом, могу ли я присвоить собственно себе что-либо из того, что при мне или чрез меня сделалось доброго и полезного в тех местах, где я служил? Конечно, нет, по крайней мере, не должен. Бог видит, как тяжело мне читать или слышать, когда меня за что-либо хвалят, и, особенно, когда сделанное другими или, по крайней мере, не мною одним, приписывают мне одному»…
И это еще один урок, преподанный святителем в царском дворце великим князьям и самому наследнику престола, – урок смирения, кротости и величайшей скромности…
– И в самом деле, – говорил святитель. – Все мои путевые подвиги состоят именно только в том, чтобы двинуться с места, то есть решиться сесть в повозку или на судно, а там – если бы и захотелось воротиться да уж нельзя; а кто ж не захочет решиться и в ком не достанет на то силы, когда того требует дело или долг?
Эти слова святителя о подвигах, которые состоят именно только в том, чтобы двинуться с места, то есть решиться сесть в повозку или на судно, а там – если бы и захотелось воротиться да уж нельзя – можно считать благословением всему правлению Александра II.
Разумеется, и Александру II страшно было решиться на преобразование рабовладельческой империи в государство свободных людей, но, как говорил святитель, кто ж не захочет решиться и в ком не достанет на то силы, когда того требует дело или долг?
Александр II взошел на престол в год, когда задыхался в осаде Севастополь, а Россия терпела жесточайшее унижение.
Двадцать лет царствования Александра II преобразили страну.
Бурный рост промышленности, строительство железных дорог, блистательные военные и дипломатические победы, территориальные приобретения, уступающие разве что приобретениям, сделанным в эпоху землепроходчества при Алексее Михайловиче, но главное – крестьянская реформа, уничтожившая установленное Петром I и его преемниками крепостное право.