День первый.
Я подъезжала к микрорайону Сакраменто, где жили Кристина с Олегом, в полной уверенности, что через два, максимум три часа отправлюсь в обратный путь вместе с беглянкой. От влажных деревьев струилась сырая прохлада, но дожди были редки, и непогода не могла заставить Урсулу прятаться в укрытии. Так что искать надо было в окружающем Сакраменто лесу, и по ходу дела навести справки в ближайших посёлках. При въезде в микрорайон я стала свидетелем душераздирающего зрелища. Трёхлапая мама вывела на проезжую часть двух своих щенков самого что ни на есть дворянского происхождения. Щенки были сыты — их подкармливали охранники и местные жители, и единственной целью мамы-калеки была презентация своих отпрысков в надежде пристроить малышей в добрые руки. Но мне сейчас было не до них — не теряя времени, я отправилась с шелти по тропинке вдоль забора. В лесу было тихо, и только дятел дробными ударами исполнял своё осеннее соло.
Через каждые пять метров я останавливалась и громко звала: «Урсула! Ко мне!» Звала до хрипоты, до боли в сердце. Если бы где-то там далеко в лесу за деревьями бродила Урсула, она бы наверняка почувствовала, хотя мой голос и был слишком слаб, чтобы собака отреагировала на зов.
Но с другой стороны забора вдруг послышалось поскуливанье, постепенно переходившее в лай. Как мне показалось, в знакомый лай. Под забором была довольно широкая щель и для того, чтобы заглянуть вовнутрь, пришлось лечь на сырую землю. И всё равно я не заметила никого, хотя лай становился громче и неистовей с каждой минутой. Это был лай собаки, страстно жаждущей или общения, или вызволения из какой-нибудь западни. Может быть, Урсулу поймали и заперли в сарае с целью продажи или получения потомства? Собака не просто красива. В её экстерьере практически не найти изъяна. Заводчица уверяла меня, что титул Чемпионки России, а, возможно, и Европы, ей гарантирован.
Я просунула голову в щель и вдруг увидела прямо напротив своего носа разинутую пасть метиса кавказской овчарки. Собака остервенело лаяла. Ещё немного злобы, и лицо объекта нападения превратится в кровавое мессиво. К счастью, я вовремя вспомнила о куриных шейках. С помощью неимоверных усилий удалось достать одну и сунуть в голодную пасть. Собака в одно мгновение проглотила лакомство и сразу завиляла хвостом. Опасность быть изуродованной агрессивным псом миновала, но вынырнуть из-под забора не удавалось ни в ту, ни в другую сторону. Так и пролежала я на холодной земле, придавленная забором в ещё незаселённой части микрорайона, до того момента, когда наконец рабочие-строители услышали мой крик о помощи. Сделав подкоп, парни извлекли из капкана страдалицу и проводили до дома Кристины.
Приняв душ и переодевшись, я с удовольствием отпила горячий кофе, закусив сладкими пряниками. На моём искажённом страданием лице вдруг появилась улыбка.
— Мне пришла в голову идея — на том месте, где собачники видели Урсулу, надо вырыть яму метра полтора — два глубиной, сверху закрыть её тонким картоном и в центре положить приманку.
Предложение одобрили единогласно, решив на досуге более детально ознакомиться с конструкцией ловушек для диких зверей. А всю оставшуюся часть дня до самой полуночи рыскали по лесам в сопровождении шелти, лелея надежду, что обиженная на людей за предательство Урсула учует знакомый запах своей четвероногой подруги. Предварительно заставили шелти выпить ведро воды, чтобы по пути следования собака оставляла многочисленные метки. Разбрасывали клочки вычесанного из неё пуха, кусочки поводка Урсулы, хранившие запах родного дома.
Мокрые листья грустно кружились в своём прощальном осеннем танце, под ногами шелестела жухлая трава, хрустели сброшенные яблонями поздние плоды, по лицу били оголённые ветви осины. И только аромат сосны вселял бодрость и заставлял продолжать поиск.
В микрорайон вернулись вконец обессиленные, но стремление получить хотя бы какой-то результат заставило ещё раз осмотреть места обитания дворняг, окрестности незаселённых зданий, заглянуть подо все укрытия, куда могла спрятаться от мороси не любившая влагу Урсула. Внезапно шелти натянула поводок и устремилась к большому мусорному контейнеру. Внутри меня всё похолодело. В голову как острый гвоздь впилась мысль — собаку могли поймать гастарбайтеры, сделать из неё шашлык и выбросить в бак останки.
На дне контейнера лежали чёрные полиэтиленовые мешки для мусора. Олег вытащил один, и рванувшаяся к нему шелти, громко завыв, начала раздирать зубами покрытие. На лицах застыло напряжённое ожидание неприятного зрелища, но действительность оказалась ещё более чудовищной — не останки собаки, а четыре трупика недоношенных человеческих детей.
— Олег, вызывай полицию, — с трудом ворочая языком, — скомандовала Кристина…
День второй…
Утренний воздух пропитали водяные пары, готовые в любой момент обрушить на землю смывающий метки и следы конденсат. Стоя на балконе, я пристально всматривалась в зелёный амфитеатр хвойного леса, местами испещрённого желтыми штрихами берёз.
На фоне ночного кошмара страдания по собаке многим могли показаться неуместными. Давая показания полиции, я даже не осмелилась упомянуть об Урсуле, а зря… Может быть, стоило предложить вознаграждение за помощь. Только каковы его размеры?
Встать, как планировали, в шесть утра не удалось. Этот час был выбран из тех соображений, что гонимая сформировавшимся за три года её жизни рефлексом, Урсула должна была отправиться на поиск завтрака в это привычное для неё время. Но ночью меня мучили кошмары. Я стояла на опушке тёмного сказочного леса. Лунный свет робко заглядывал между лапами елей и освещал чёрный пень. И чем дольше смотрела я на него, тем больше напоминали его очертания контур Урсулы. Мне казалось, что обросший шерстью пень начинает шевелиться, поводит ушками, втягивает в ноздри запах человека и медленно движется ко мне.
— Урсула! — зову я и слышу рычание дикого зверя. Мне почему-то страшно. Я бегу, продираясь сквозь густой кустарник. В поднимающейся над болотом белой мгле мелькнул чёрный силуэт.
— Урсула! — Чёрный силуэт приближается, и я вижу перед собой человека в чёрном плаще и скрывающем лицо капюшоне. И снова этот звериный рык. Не помня себя от страха, я бегу туда, где мне мерещится просвет, и снова вижу Урсулу.
— Урсула!
В свете падающей звезды обозначился контур обрубка голого дерева с отрезанными ветвями. Сидевший наверху чёрный ворон вдруг разразился насмешливым хохотом и, слетев с дерева, пронёсся возле самого лица, слегка задев крылом.
Я проснулась от звонка мобильного. Меня вызывали в университет для проведения тестирования первокурсников с целью подтверждения результатов ЕГЭ. Просьбу, а точнее приказ начальства передала Милентина.
— Я предупредила, что ты занимаешься поиском потерявшейся собаки, но… Да наплюй ты на это распоряжение, всё равно через год ни тебя, ни меня не будет в универе. Молодые возмущаются, что из-за нас их держат на полставки. А сами… Мы с тобой даже больничный за всю жизнь не оформляли, а они из-за каждого чиха на работу не ходят. И чувство коллектива у них полностью отсутствует — не хотят принимать участие ни в уборке и озеленении территории, ни в дежурстве…
— В наше время год прожить не поле перейти. Так что неизвестно, останутся ли те, кто подсиживает или те, кого подсиживают. Во всяком случае, я точно подметила, что пословица «не рой другим яму, сам в неё попадёшь» основана на богатом житейском опыте.
Я всё же поехала в университет, отдавая себе отчёт, что делаю это скорее в силу привычки к дисциплине, чем из страха перед увольнением. Проверка студенческих работ показала, что зачёт по результатам тестирования получил лишь один московский школьник, имевший более низкий бал по ЕГЭ по сравнению с однокурсниками из провинциальных городов и республик Северного Кавказа.
Весь день моя рука трепетно касалась телефона в надежде, что за вибрацией трубки последует звонок с информацией об Урсуле, но поступала одна лишь реклама. И только вечером Олег отчитался о проделанной работе. Во-первых, с согласия жены, им были опрошены все ночные бабочки и дневные проститутки, промышлявшие в районе Горьковского шоссе. И в данном случае отсутствие новостей было лучшей новостью — попытка Урсулы пересечь оживлённую в любое время суток трассу могла закончиться трагически не только для неё. А предпринять такую попытку она вполне могла — дома нам приходилось прокладывать путь через нескончаемый машинный поток, прежде чем очутиться в небольшом оазисе. Во-вторых, к поискам подключили активную даму-собачницу, постоянно проживающую со своими тремя бернскими зенненхундами в одном из коттеджей садового товарищества «Краб». Главным развлечением хозяйки «бернов» был сбор информации о собаках и их владельцах, а также о случайных визитёрах, включая четвероногих и двуногих бомжей. Так что она имела веские основания заверить Олега, что будет первой, к кому поступит информация об Урсуле.
Но информации, увы, не было. Не было, несмотря на то, что каждый день от зари до зари Олег и Кристина вместе с самоедской лайкой Бонифацием осматривали каждый кустик во всех окрестных лесах. Я просила не щадить меня и немедленно дать знать, если будет обнаружен труп. Долгими бессонными ночами я обдумывала, как могла такая приметная собака как Урсула как сквозь землю провалиться. Она ни к кому не подходила, так что украсть её не могли. Чего нельзя сказать о намерении — собака стоила 35 тысяч и находилась в лучшем для производства потомства возрасте.
Каждый день я проверяла все объявления о продаже чау-чау сначала в Москве и области, а затем и по всей России. Похожую на Урсулу, а значит, и на чёрного медведя взрослую собаку предлагали лишь в Дагестане за 40 тысяч. Это было вдвойне подозрительно — в бедной республике держали в основном кавказских овчарок для служебных целей, а разведением дорогих декоративных пород практически не занимались. Заставить себя ещё раз внимательно прочитать объявление я смогла лишь после того, как выпила корвалол и положила под язык две таблетки глицина. И о радость! Шикарный мишка на фотографии оказался кобелём.