Стас вдруг вспомнил, что так – «Катрин» – назывался сожженный каторжниками пиратский корабль. Никита, помнится, утверждал даже, что эта громадина была перенесена кэпом Хантером в мир свихнувшегося физика Громина прямо отсюда. Это, конечно, противоречило не только законам природы, но и здравому смыслу. Возможно, корабль просто собрали на месте из ностальгических соображений. Хотя… От подавляющих воображение Песочных Часов Стас готов был теперь ждать любых сюрпризов.
Видимо, эта Катрин все же знатная женщина, раз ее именем называют корабли. Так что найти ее, видимо, будет не намного сложнее, чем того же дельфина…
Найти бы еще мерзавца Копателя, что закинул их сюда против воли, оставшись, видимо, куда в большей безопасности… Хотя… Кто он им, этот Копатель? Недавний враг, так и не успевший стать настоящим другом. В конце концов он отправил их по должному адресу. Ведь если бы не он, долго б еще пришлось искать человека по имени Ганс…
…Рыбину зажарили на углях. Пилигримы еще раз приятно удивили Стаса своей находчивостью и запасливостью. Пока неуправляемую шлюпку болтало между камней, а Батхед завывал от ужаса так, что перекрывал рев океана, чем нагонял куда больше страху, чем трехметровые волны, Ромис аккуратно заворачивал в кусок кожи огниво и трут. А Егорис тщательно укреплял на поясе нож и небольшой топор. Все остальное имущество бывших хозяев пошло ко дну, когда шлюпка наконец ударилась о мель и разлетелась на множество дощечек.
Когда же, потроша рыбину, Егорис извлек из задубевшего замшевого мешочка маленький деревянный тубус перца и такой же – с солью, оставалось лишь развести руками.
– А что поделаешь? – смиренно развел руками Егорис, с улыбкой выслушивая похвалы в свой адрес. – Пилигрим всегда должен быть готов к неожиданностям. А Великий Алекс-с не запрещает вкусно и сытно покушать…
– Остается надеяться, что рыба эта – не ядовитая, – добавил Ромис, скептически понюхав ее и несколько смазав общее впечатление.
Впрочем, он же первым и попробовал кусочек рыбины. Смотреть на его аппетитные причмокивания было невыносимо, и положенные два часа проверки на токсичность никто выжидать не стал.
На десерт Ромис вскользь сообщил, что чуть позже попробует добыть воду из ночного конденсата на листьях, чем вызвал громкий восторг психолога.
Таким образом, острота опасности гибели от недостатка воды и пищи несколько притупилась. На первый план вышла другая проблема – как выбраться с этой каменистой мели посреди бурного моря?
– А чего здесь думать, – пожал плечами психолог. – Надо набрать сушняка, сложить большой костер и поджечь. Так даже в кино показывают…
– Интересно, для кого костер поджигать? – хмыкнул Ромис. – Разве что со спутника его заметят. Но судя по вашей деревянной ноге… О, Стас-с, простите…
– Все нормально, – отмахнулся Стас. – Однако Батхед все-таки прав. Костер надо сложить, а уж поджечь – когда заметим проходящий корабль. Ведь как еще можно привлечь к себе внимание?..
Выбеленного солнцем мореного дерева на островке были кучи. Поэтому пирамида из палок, коряг и сучьев получилась грандиозная. Стас даже подумал, что в случае если на костер не обратят внимания, его пожароопасность может привести к полному уничтожению растительности на этом клочке суши.
Батхеду же результат работы понравился. Он удовлетворенно осмотрел сооружение и смачно причмокнул.
– Черт возьми, Стас! – сказал он. – А все-таки здорово, что нас вышвырнуло на этот островок! Какое неожиданное и приятное приключение!
– М-да?.. – с сомнением откликнулся Стас.
– Да, черт возьми, да! – Батхеду, казалось, ужасно нравится ругаться, как должен был это делать, по его представлению, заправский пират. И ему это шло, совершенно не переходя в разряд комичности. Может, потому, что любому насмешнику психолог мог теперь раздавить своими клешнями голову, словно перезрелый арбуз.
– Дружище, это ведь такой шанс окунуться в совершенно незнакомую жизнь – такую, какой нам никогда не увидеть в наших тухлых лабораториях, на повседневных рутинных работах, будь они неладны. – Батхед говорил, совершенно счастливыми глазами смотря на проступившие в быстро потемневшем небе звезды. – Я так часто думал об этом! Ведь жизнь дана человеку с тем расчетом, чтобы он выбрал себе одну-единственную дорогу. И если человек хочет идти по ней максимально уверенно, он не должен с нее сворачивать ни при каких обстоятельствах. Это я говорю о нас, о специалистах в своем деле. Другие, более легкомысленные, но и более счастливые, люди позволяют себе остановки и пикники на этом пути – для того чтобы отдохнуть, осмотреться, сойти с дороги и изучить местность вокруг нее. При этом они отстают от нас – но ведь и не жалеют об этом вовсе! А вот самые настоящие счастливчики вообще плевать хотели на прямую изъезженную дорогу! Они сходят с нее и легко, совершенно беззаботно бредут по полям, лесам, переходят вброд речки. Иногда прохаживаются по чужим дорогам. Скорее всего они так и не выйдут на гладкий и приятный асфальт автострады. Но скажи мне – зачем нужны эти жизненные автострады? Только для того, чтобы идти комфортнее и быстрее. И все – мимо луга, мимо леса, мимо речки, где беззаботные и веселые люди играют в пляжный волейбол, пока мы дышим «комфортной» асфальтовой гарью и рафинированным мертвым воздухом из кондиционера… Скажи мне, неужели ты сам никогда не думал об этом?
– Честно? – отозвался Стас. – Пожалуй, нет. Понимаешь, я люблю свою работу. Наверное, куда больше пикников возле речки и пляжного волейбола…
– Несчастный человек, – покачал головой Батхед и неожиданно добавил: – А может, наоборот, самый счастливый… Я тоже люблю свою работу. Но и жизнь как таковую я обожаю. Может, все дело в специфике моей специальности? Как я могу вернуть радость жизни кому-нибудь, зеленеющему в депрессии, если не умею радоваться сам? Нет уж, ребятки, радость – это в жизни та планка, к которой стремятся даже самые законченные зануды…
– Тут уж позволь с тобой не согласиться, – покачал головой Стас. – С чего ты взял, что щенячий восторг – это главная цель в жизни, скажем, для настоящего ученого? Познание истины, новые результаты…
– …И радость открытия! Ведь верно?
– Ну… Можно сказать и так. Только ведь это другое…
– Конечно! Ведь радость ученого – сдержанная, скептическая, придушенная сомнениями и накопленными с детства комплексами. Только не говори мне, что наукой всерьез занимаются совершенно здоровые и жизнерадостные с детства люди!
– А разве не так? Вот я, например…
– Скептик и зануда. Закомплексованный романтик. Ботаник, пытающийся спрятаться от действительности, погрузившись в собственные размышления!
– Ну, спасибо, друг! Никак не ожидал от тебя такой замечательной характеристики!
– На здоровье! Психолог – это почти врач. А потому должен открыть тебе глаза на проблему, которую предстоит решать.
– С чего ты взял, что это проблема? Это мой собственный внутренний мир, я живу с ним всю свою сознательную жизнь, привык уже, в конце концов…
– Придется отвыкать! Да и как ты – ты, который по уши влез в проблему Песочных Часов, можешь говорить о том, что твой внутренний мир принадлежит одному тебе? Это глупо и недальновидно. Надо будет отправить тебе туда ныряльщика и навести порядок в этой помойке, которую ты зовешь внутренним миром.
– Интересная мысль. О таких методах психотерапии я не думал…
– Это будет мой новый, самый прогрессивный метод. Я назову его «психохирургия». Комплексы будут вырезать под корень. Правда, для этого понадобятся сотни ныряльщиков-врачей и тысячи человеко-часов исследований.
– Но игра стоит свеч?
– Даже не сомневайся. Если уж и использовать Челноки с целью визитов во внутренние вселенные, то исключительно в гуманистических целях…
– А кто тебе сказал, что такая «хирургия» понравится самим обитателям внутренних миров?
– А это действительно стоящий вопрос. – Батхед задумался, пропустив толстый палец в кольцо и оттянув себе ухо. – Хм… Где моральные рамки – волен ли человек распоряжаться судьбой своих внутренних миров? Ведь он – не Бог, не творец своего мира. Он всего лишь носитель, хозяин. А миллиарды личностей внутри него?
– Умоляю тебя, друг, – с наигранным беспокойством произнес Стас. – Только не погружайся в размышления на эту тему. Не то ведь можно запросто лишиться рассудка. А я не психолог, спасти тебя от шизофрении не в состоянии…
– Да уж… А скольких придется спасать от этого, когда информация станет общедоступной? А этого, как ни крути, не избежать. Что станет с нашим тихим и спокойным миром, уверенным, что нет силы страшнее атомной бомбы?
– Что станет? А посмотри на Ромиса и Егориса. И это в лучшем случае.
– Пример неудачен. Это вполне нормальные, по-своему, ребята. Психология, кстати, вовсе не против умеренной религиозности. Это как раз стабилизирует психическое состояние. Но психология против религиозной истерии.
– Вот-вот.
– Да и вообще, мы не в ту степь уже забрались. – Батхед брезгливо отмахнулся. – Я говорил о простой, примитивной и первобытной радости. О настоящих и незамутненных чувствах, которых мы, городские жители, лишены почти напрочь. И то, о чем я говорю, имеет вполне практическое значение для нас с тобой.
– В смысле? Пора устраивать ритуальные пляски вокруг этого костра? Тогда надо попросить наших друзей пилигримов найти на острове какие-нибудь наркотические растения. Сблизимся с природой, обретем душевное равновесие. Будем смеяться без повода и радоваться каждой новой дозе…
– Мысль занятная, – согласился Батхет. – Хотя ощущается в этом некоторый перебор и эдакая истеричность. А вообще я говорил о другом. Чистота ощущений – это необходимое условие возвращения в наш мир. Научиться смотреть на окружающую действительность широко открытыми, радостными и удивленными глазами – значит…
– …стать ребенком?
– Именно!
– Ну, если именно это необходимо для возвращения, я начну прямо сейчас тренировать в себе это умение радоваться и удивляться…