Тони Хэрод моргнул и оглянулся. К. Арнольд Барент восседал за своим большим изогнутым столом, позади него поблескивали телефонные отводы и компьютерные приставки. За стеклами иллюминаторов было темно, шум моторов приглушался внутренней обшивкой салона. Напротив Барента сидел Джозеф Кеплер — его серый костюм выглядел свежеотглаженным, черные ботинки блестели. Хэрод посмотрел на грубовато-миловидное лицо Кеплера и решил, что тот похож на Чарлстона Хестона и такой же идиот. Сложив руки на своем плоском животе, в кресле рядом с Барентом сидел преподобный Джимми Уэйн Саттер. Его длинные седые волосы белели в лучах приглушенного верхнего освещения. Кроме них, в помещении находился лишь новый ассистент Барента Ричард Хейнс. Мария Чен вместе с остальными дожидалась их в носовом салоне.
— Похоже, кто-то пытался убить нашего любимого президента, — произнес Саттер со свойственными его голосу елейными модуляциями. уголки рта Барента чуть дернулись.
— Это более чем очевидно. Но зачем Вилли Бордену понадобилось так рисковать? И в кого он на самом деле метил — в Рейгана или в меня?
— Вас я в этом клипе не заметил, — хмыкнул Хэрод.
Барент кинул взгляд на продюсера.
— Я стоял в пятнадцати футах за спиной президента, Тони. Когда раздались выстрелы, я только что вышел из отеля «Хилтона». Ричард и моя охрана успели затолкать меня обратно.
— Нет, что хотите, но не могу поверить, что Вилли Борден может иметь к этому какое-то отношение, — заметил Кеплер. — Сейчас нам известно больше, чем на прошлой неделе. У Хинкли оказалась длинная история болезни, изобилующая подробностями душевною расстройства. Он вел дневник. Но все это было связано с тем, что он был одержим Джоди Фостер. Так что это абсолютно не относится к делу. Старик мог использовать одного из собственных агентов Рейгана или вашингтонского полицейского, того, которого застрелили. Ведь этот фриц — бывший офицер вермахта, не так ли? Думаю, он умеет пользоваться и более существенным оружием, чем пневматическая винтовка двадцать второго калибра.
— Заряженная разрывными пулями к тому же, — напомнил Барент. — Они не взорвались чудом.
— Чудо заключается в другом — одна из них отскочила рикошетом от дверцы машины и попала в Рейгана, — заметил Кеплер. — Если бы в этом был замешан Вилли, он бы дождался, пока вы не усядетесь с президентом, и тогда бы использовал агента с «узи» или с «мак-10», не опасаясь провала.
— Утешительная мысль, — сухо заметил Барент. — А ты что думаешь, Джимми?
Саттер промокнул лоб шелковым носовым платком и пожал плечами.
— В том, что говорит Джозеф, есть резон, брат К. Доказано, что парень был не в себе. Зачем было тратить столько сил на сочинение всей этой истории, чтобы в результате промазать?
— Он не промазал, — покачал головой Барент. — Он пробил президенту левое легкое.
— Я имел в виду тебя, — широко улыбнулся Саттер. — В конце концов он впервые присутствовал в качестве полноправного члена на заседании Клуба Островитян.
— Тони? — Барент повернулся к Хэроду.
— Не знаю, — откликнулся тот. — Просто не знаю.
Барент кивнул Ричарду Хейнсу.
— Может, это сумеет помочь нам в наших рассуждениях.
Свет опять погас, и на экране задергалось зернистое изображение, зафиксированное на восьмимиллиметровой пленке, которое позднее было переведено в видеозапись. Это были разрозненные массовые сцены. Перекрывая толпу, проносились полицейские машины, кавалькады лимузинов и передвижные средства тайной службы. Хэрод понял, что это приезд президента в отель «Хилтон» в Вашингтоне.
— Мы отыскали и конфисковали всевозможные частные записи, сделанные в этот момент, — прокомментировал Барент.
— А кто это «мы» ? — поинтересовался Кеплер. Барент приподнял одну бровь.
— Несмотря на то что безвременная кончина Чарлза стала для нас большой потерей, Джозеф, мы продолжаем сохранять определенные контакты с известными кругами. Вот это место.
На экране возникла почти пустая улица и чьи-то затылки. Хэрод догадался, что снималось это с расстояния тридцати-сорока ярдов от места выстрела, с противоположной стороны улицы. И снимал человек, страдавший нервной трясучкой. Попыток привести камеру в неподвижное состояние почти не предпринималось. Звука не было. О том, что были произведены выстрелы, можно было догадаться только по усилившемуся волнению толпы. Объектив камеры в это мгновение не был направлен на президента.
— Вот! — воскликнул Барент.
Кадр застыл на большом видеоэкране, угол зрения, под которым велась съемка, был неудобным, но между плечами двух зевак отчетливо виднелось лицо пожилого человека лет семидесяти. Из-под клетчатой спортивной кепки выбивались седые волосы. Он стоял на противоположной стороне улицы и внимательно наблюдал за происходящим. Взгляд его маленьких глаз был холоден и спокоен.
— Это он? — спросил Саттер. — Ты уверен?
— Но он не похож на человека с фотографии, которую я видел, — откликнулся Кеплер.
— Тони? — вновь спокойно осведомился Барент.
Хэрод почувствовал, как на его лбу и верхней губе выступили крупные капли пота. Застывший кадр был зернистым, искаженным из-за плохого объектива, снят под неудобным углом и на дешевой пленке. Нижний правый угол кадра был засвечен. Хэрод мог бы сказать, что изображение слишком туманно, что он не уверен. Он мог еще не впутываться во все это — и в то же время не мог.
— Да, — кивнул он, — это Вилли.
Барент опустил голову, Хейнс выключил экран, зажег в салоне свет и отбыл. В течение нескольких секунд стояла полная тишина, если не считать успокоительного гула реактивного двигателя.
— Может, это всего лишь случайное совпадение, Джозеф? — осведомился К. Арнольд Барент, обойдя стол и усаживаясь в кресло.
— Нет, — откликнулся Кеплер. — И все же я ничего не понимаю! Что он пытается доказать?
— Возможно, всего лишь то, что он по-прежнему действует, — предположил Джимми Уэйн Саттер. — Что он ждет. Что он может захватить любого из нас, когда того пожелает. — Преподобный опустил голову, так что его щеки и подбородок прорезали глубокие складки, и улыбнулся Баренту сквозь свои бифокальные стекла. — Полагаю, ты на время воздержишься от появлений в общественных местах, брат К.? — спросил он.
Барент скрестил руки на груди.
— Это наше последнее собрание перед летним выездом в июне на остров. До этого времени... я уеду из страны... по делам. Прошу всех вас принять необходимые меры предосторожности.
— Меры предосторожности против чего? — осведомился Кеплер. — Что ему надо? Мы уже предложили ему членство в клубе по всем возможным каналам. Мы даже послали к нему с этой информацией еврея-психиатра и убеждены в том, что он успел связаться с Лугаром, перед тем как оба погибли во время происшедшего взрыва...
— Идентификация не была исчерпывающей, — оборвал его Барент. — У дантиста в Нью-Йорке не была обнаружена карточка Соломона Ласки.
— Да, — согласился Кеплер, — ну и что? Наше сообщение почти наверняка было получено фрицем. И чего он еще хочет?
— Тони? — спросил Барент, и все трое повернулись к Хэроду.
— Откуда мне знать, чего он хочет?
— Тони, Тони, — покачал головой Барент, — ты сотрудничал с ним в течение многих лет. Ты ел с ним, беседовал с ним, шутил с ним... Чего он хочет?
— Играть.
— Чего? — спросил Саттер.
— Как играть? — наклонился вперед Кеплер. — Он хочет играть в летнем лагере на острове? Хэрод покачал головой.
— Он знает о ваших играх на острове, но ему нравятся другие Игры. Думаю, ему это напоминает прежние времена. Как в Германии, когда он и эти две старые шлюхи были молодыми. Это как шахматы. Вилли становится сам не свой, когда дело доходит до шахмат. Он как-то рассказывал мне о своих снах: он считает, что все мы — фигуры в дьявольской шахматной партии.
— Шахматы, — пробормотал Барент, сложив кончики пальцев.
— Да, — подтвердил Хэрод, — Траск сделал ошибочный ход, позволил нескольким пешкам слишком далеко зайти на поле Вилли, и бац! — Траска с доски удаляют. То же самое с Колбеном. Дело не в личных отношениях... это просто такая Игра.
— А старуха? — осведомился Барент. — Она была добровольным ферзем Вилли или одной из его многочисленных пешек?
— Откуда мне знать! — рявкнул Хэрод. Он встал и заходил взад и вперед по салону, но толстое ковровое покрытие скрадывало звук его шагов. — Насколько я знаю Вилли, — продолжал он, — в такого рода вещах он не доверяет никому. Может, он ее боится? Одно я знаю наверняка — он навел нас на ее след, потому что знал, что мы недооценим ее Способности.
— Это и произошло, — согласился Барент. — Эта женщина обладала исключительной Способностью.
— Обладала? — переспросил Саттер.
— У нас нет доказательств, что она жива, — пояснил Джозеф Кеплер.
— А как насчет наблюдения за ее домом в Чарлстоне? — спросил преподобный. — Там кто-нибудь сменил Нимана и группу Чарлза?
— Там сейчас мои люди, — ответил Кеплер. — Пока никаких сведений.
— А как насчет авиарейсов? И прочих средств сообщения? — не унимался Саттер. — Колбен был уверен, что она пыталась выехать из страны, пока что-то не спугнуло ее в Атланте.
— Речь идет не о Мелани Фуллер, — перебил их Барент. — Как правильно сказал Тони, она была отвлекающим маневром, ложным следом. Если она до сих пор жива, мы можем оставить ее в покое, и совершенно неважно, какую роль она играла. Вопрос заключается в том, как мы должны отвечать на этот последний... ход нашего немецкого друга.
— Я предлагаю проигнорировать его, — сказал Кеплер. — Старик просто показал нам свои зубы, организовав события понедельника. Мы все согласились, что если бы он собирался покончить с мистером Барентом, он вполне мог бы преуспеть в этом. Пусть старый извращенец развлекается, а когда успокоится, мы с ним поговорим. Если он согласится с нашими правилами, мы сможем предложить ему место пятого члена в клубе. Если нет... я хочу сказать, черт побери, джентльмены... откровенно говоря между нами троими... прости, Тони — четверыми... в нашем распоряжении находятся сотн