Кейт вздохнула и выключила ноутбук. Она ничем не может помочь Деборе. Но та в надежных руках, ей не о чем волноваться.
Линвилл вспомнила о Колине Блэре. Он хотел с ней встретиться, но хотела ли того она? Хвастливый болтун, он оставил о себе не лучшее впечатление. С другой стороны, надо признать, что выбирать особенно не из кого. Так, может, дать Блэру еще один шанс? Стоит ли отвергать человека только потому, что в первый раз между ними не пробежала искра? Кейт иногда спрашивала себя, как другим удается найти себе пару и оставаться с избранником долгие десятилетия? Что она делает неправильно, если у нее ничего такого до сих пор не получилось? Кейт осознавала, что не настолько привлекательна, чтобы мужчины клевали на нее, как рыба на червя, но женщинам, выглядевшим гораздо хуже, иногда удавалось обзавестись и преданным мужем, и целой оравой детей.
В конце концов речь не о том, чтобы стать для кого-то приманкой. Нужно убедить другого человека в его состоятельности. Возможно, решающий момент здесь – не рубить сплеча. Колин Блэр говорил только о себе и ужасно хвастался, но за этим могла скрываться еще бóльшая неуверенность. Он стал бы другим, почувствовав, что его самолюбию ничто не угрожает.
А может, сама Кейт слишком высокого о себе мнения?.. Пустые слова. Позвонить – единственный способ прояснить ситуацию.
Кейт взяла мобильник. Номер скрыт, Колину Блэру он пока ни к чему.
– Привет, это Кейт. Ты хотел поговорить со мной?
Понедельник, 30 октября
Она жила у Брендана вот уже неделю и думала о том, что будет дальше.
Теперь он знал ее имя. Вечером второго дня она наконец призналась, что ее зовут Мэнди. Было бы глупо не представиться ему, доверяя во всем остальном. Брендан давал не только еду и крышу над головой, но и стал ее единственным собеседником.
Если верить его словам, он был писатель. Поэтому не ходил на работу.
– Разве вам не нужно что-нибудь писать дома? – удивилась Мэнди.
Брендан отмахнулся, как всегда, с улыбкой:
– Не сейчас. У меня творческий кризис.
Он жил в маленькой мансардной квартирке в центре Скарборо, в почти таком же ветхом доме, что и родители Мэнди. Кухня, туалет с ванной, две комнаты – у Брендана было очень тесно. Окна выходили на север, и в сумеречные осенние дни свет горел с утра до вечера. Мэнди подозревала, что и в остальные дни тоже. На эту сторону дома солнце никогда не заглядывало.
Радовало только множество цветов, о которых Брендан хорошо заботился. Горшки с растениями стояли повсюду. Остальное навевало тоску.
Судя по всему, зарабатывают писатели так себе. Даже его большая машина оказалась фикцией. Она принадлежала знакомому Брендана, он всего лишь забрал ее из мастерской. Свою машину Брендан продал два года тому назад, после того как потерял место редактора в ежедневной газете. С тех пор, судя по всему, писатель проживал бабушкино наследство. Он скучал и страдал от одиночества. Этим и объяснялось появление Мэнди в маленькой унылой квартирке.
Первые пару дней она наслаждалась комфортом: отогревалась после улицы, мылась под душем, досыта ела. Брендан обработал ее руку, купил обезболивающую мазь и дважды в день менял повязку. Теперь рука выглядела не так страшно, как в садовом сарае, когда Мэнди боялась, что дело кончится заражением крови. Похоже, процесс медленно разворачивался в направлении выздоровления. Силы постепенно возвращались, и осознавать это было приятно.
Спустя несколько дней Мэнди совсем поправилась, заскучала, и хозяин начал ее раздражать. Брендан нуждался в собеседнике. Он говорил с утра до вечера, прерываясь только на заваривание чая и готовку еды. Дважды в день ходил в магазин. Мэнди использовала это время, чтобы осмотреть квартиру, но не нашла ничего интересного. Кроме десятифунтовой купюры в ящике стола, которую положила в карман. Вдруг понадобится…
Повсюду громоздились пирамиды книг, но Мэнди никогда ими не интересовалась. Бóльшую часть библиотеки Брендана составляла литература по прикладной психологии. Он уже объяснил Мэнди, что хотел стать психологом, но «не сложилось». Что за этим стоит, Мэнди не стала уточнять из деликатности. Возможно, не позволили оценки в школьном аттестате, или у Брендана вообще не было необходимого среднего образования.
Так или иначе, теперь у него появился объект для психологических штудий, которые ему, похоже, никогда не надоедали. Брендан садился напротив Мэнди и мог часами расспрашивать ее о жизни – отношениях с родителями, сестрой, учителями и одноклассниками. Его интересовало, почему у нее нет друзей, зачем она постоянно ищет ссор с матерью и за что презирает отца.
И в этом действительно было что-то помимо пустой болтовни, Мэнди сразу это отметила. Стоило обмолвиться – Брендан схватывал проблему и прикладывал палец точно к больному месту. Например, Мэнди упомянула только, что отец никогда не защищается от нападок Пэтси, и Брендан сам поднял тему презрения. Об этом она ничего не говорила, но теперь поняла, что это и есть то, что она чувствует, – глубокое презрение к отцу и другим мужчинам. И в этом причина, почему у нее не складывается с противоположным полом.
«Неудачник», – была первая рефлекторная мысль Мэнди о любом парне. Девочки ее возраста вовсю крутили романы, а у Мэнди с этим не ладилось. Даже старшие мальчики обходили ее стороной из-за злого языка.
И к ее жизни до сих пор никто не проявлял такого интереса, поэтому первые дни Мэнди нравились беседы с Бренданом. Но вскоре она ими пресытилась, заскучала и стала замечать, что Брендан мыслит упрощенными схемами. «Что ты чувствуешь, когда говоришь это?» – самая излюбленная его модель. По сути, все время одно и то же. Глупо и утомительно.
В понедельник она взбунтовалась. Они устроились друг напротив друга в гостиной. Брендан заварил имбирный чай. Мэнди была только из душа, с мокрыми волосами и в плохом настроении.
– Я чувствую исходящую от тебя агрессию … – начал Брендан.
– Ой, правда? – ехидно переспросила она.
Любой, не только психолог, уловил бы агрессию, бросив взгляд на ее угрюмое, раздраженное лицо.
Он обеспокоенно кивнул:
– Да. Не хочешь ли ты…
– Черт возьми, Брендан, я ничего не хочу, кроме как выяснить, что делать дальше! Я не могу провести остаток жизни в твоей вонючей квартире, отвечая на дурацкие вопросы!
Он вздрогнул.
– Я замечаю, что ты…
– Ты вообще можешь разговаривать по-человечески? – перебила она. – Нормально, я имею в виду… ну, или хотя бы вполовину нормально?
– Приносят ли тебе облегчение нападки на меня, вот как сейчас?
– Ты что, совсем спятил?
– Мэнди…
– Я не могу болтать с тобой остаток жизни! Да и тебе давно стоило бы озаботиться поисками работы.
– То, чем мы с тобой занимаемся, и есть моя работа.
– Оплачиваемой работы, я имею в виду! Мы едим, пьем, ты платишь за квартиру… Откуда все это берется?
– У меня есть сбережения.
– Но когда-нибудь они закончатся.
– Это моя проблема.
– Просто мне нужно куда-то двигаться, – устало повторила Мэнди и вдруг расплакалась.
Брендан серьезно кивнул:
– Куда?
Это был вопрос. Прошло три недели, как Мэнди спешно покинула родительский дом. Скоро месяц, и зима совсем не за горами…
Вернуться домой? Ну, нет.
– Мне некуда возвращаться… – Слезы уже текли по ее щекам. – Мать засмеет меня. Скажет, я слабая, как отец.
– Что ты чувствуешь, когда представляешь себе, как мать тебе это говорит?
Редко когда у Мэнди возникало такое желание влепить человеку пощечину.
– Боль! – закричала она. – Мне больно, черт возьми!
Она вскочила, опрокинув чайник. Чай растекался по столу, капал на ковер.
Брендан тоже вскочил:
– Мэнди!
– Оставь меня в покое! Все оставьте меня в покое! Особенно ты, со своими дурацкими вопросами… Зачем я только села в твою машину!
Внезапно его лицо стало непроницаемо-холодным:
– У тебя не было выбора. Ты была в плачевном состоянии, не знала, куда идти.
– Так же, как и ты. Ты тоже в плачевном состоянии. И нет жареного петуха, который бы клюнул тебя в задницу! Писатель, творческий кризис – не смеши меня. – Она пристально посмотрела на Брендана: – Никто не хочет читать тот бред, который ты пишешь, и ты прекрасно это знаешь. Но тебе нравится видеть рядом кого-то, кто в еще худшем положении, и поэтому ты подобрал меня. Ты чувствуешь свое превосходство надо мной, это придает тебе силы. Только, знаешь, это ошибка. Я влипла, да, но не так, как ты. У меня впереди жизнь, и я придумаю что-нибудь получше того, чтобы сидеть в дерьмовой лачуге и доводить людей дурацкими вопросами.
Брендан вздрагивал от каждого ее слова, словно от ударов по коленке.
– Придумаешь получше? Что ж, вперед… Ты уже кое-что придумала. Убежала из дома, не имея ни малейшего представления, куда. Ни денег, ни друзей, у кого можно перекантоваться. За исключением того наркомана, что выставил тебя за дверь, как только нашел замену. Мне жаль тебя, Мэнди, правда.
– Придурок, – проворчала она. – Чертов придурок.
– Давай, продолжай. Если не можешь придумать ничего лучшего, кроме как осыпать меня ругательствами.
– Я ухожу. Ни минуты больше здесь не останусь.
– Давай.
Пару секунд она смотрела на него. Потом побежала в ванную, захлопнула дверь и повернула ключ.
Одна. Наконец-то.
В зеркале Мэнди увидела бледное лицо с покрасневшими глазами. Волосы торчали в разные стороны. Раненая рука пульсировала.
Что дальше?
Она не хотела и не могла здесь задерживаться, потому что просто не осталось сил терпеть этого парня. Только сейчас Мэнди поняла, кто из них настоящий агрессор. Он влез ей в душу, прикрываясь заинтересованностью и заботой, и своими дурацкими вопросами только усилил чувство неполноценности и беспомощности. Продолжал копаться и строить диагнозы, вместо того чтобы принять ее тем, кем она была, – девочкой, вошедшей в трудный возраст, из очень непростой семьи и в тяжелой жизненной ситуации. В крайне тяжелой.