Для Мэнди этот момент настал. Вне сомнения, это связано с ее поведением, с тем, как она оскорбляет меня, с ее ограниченным словарным запасом. Наконец, с моим разочарованием, потому что Мэнди – ошибка, с самого начала. У нас никогда не было ни малейшего шанса.
Возможно, теперь все решается быстрее, потому что я меняюсь, нетерпение мое возрастает, и я не хочу тратить бесценное время жизни на заведомо бесполезные усилия.
Я возвращаюсь в дом. Мэнди съела хлеб, и бутылка пуста.
– Можно еще? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
– Жаль, конечно, но больше у меня ничего с собой нет. Тебе следовало бы экономней расходовать хотя бы воду.
Она смотрит на меня как безумная:
– Что, и это всё?
– Это была большая бутылка воды и кусок хлеба с толстым ломтем сыра, – отвечаю я.
Ее взгляд лихорадочно бегает по комнате, как будто она не верит мне и надеется таким образом узнать правду.
– Когда ты вернешься? – Ее следующий вопрос.
Я смотрю на нее. Как она безобразна. Примитивна.
– Не знаю, – уклончиво говорю я.
Внезапно ее охватывает паника.
– Что происходит? – спрашивает Мэнди. – Я мерзну, хочу есть и пить. Я не могу передвигаться. Здесь ведь больше никого нет?
Она смотрит на окно. Наверное, с того места, где она сидит, виден только кусочек неба, но возможность обозреть больше только подтвердит ее подозрения: да, здесь больше никого нет. Скалы, море, ветер и чайки – больше никого и ничего.
Мэнди заходится в крике. Хлеб и вода придали ей силы. Она дергает цепь, и я вижу, как сталь впивается ей в кожу, разрывая до крови. Но ей все равно.
– Выпусти меня отсюда! Выпусти немедленно! Ты – грязное животное!
Я мысленно затыкаю уши. Она опять за свое, и теперь меня это не удивляет. Достаточно увидеть дом, улицу, где она выросла. Ее мать. Больше меня ничего не удивляет.
Я беру корзину.
– Ты не можешь просто уйти и оставить меня здесь! – кричит Мэнди. – Это убийство! Отпусти меня! Сними эту чертову цепь!
Я направляюсь к двери. Она бросается в слезы. Меняет тон, бьет на жалость.
– Прошу тебя… не оставляй меня одну. Пожалуйста… я ведь ничего тебе не сделала, так? Я тебя совсем не знаю. Пожалуйста, дай мне уйти. Я никому ничего не скажу, я ведь даже не знаю твоего имени, кто ты и где живешь… Прошу тебя!
Я открываю входную дверь. Я уже за углом и больше не вижу ее.
Она вопит как пойманное животное:
– Прошу тебя… пожалуйста… умоляю…
Я выхожу.
– Останься! Не уходи! Не оставляй меня одну! – кричит она.
Мне остается только улыбаться. Только что она называла меня грязным животным, и вдруг такие любезности… Следует хорошенько подумать, прежде чем обижать человека. Теперь ей нужно, чтобы с ней кто-то остался, заботился о ней. Хотя она предпочла бы, чтобы ее вообще отпустили.
Она хочет уйти. Все они хотели уйти, ни одна меня не поняла.
Но должна быть такая, которая поймет. Не в моих правилах сдаваться.
Даже в машине я слышу крики Мэнди. Она вне себя, бьется в истерике.
Я включаю двигатель и разворачиваюсь.
Прочь отсюда.
Мне нужна еще одна, как можно скорее.
Кстати, меня давно не было в подвале.
Понедельник, 13 ноября
Констебль Китти Вентворт редко чему так радовалась, как внезапному желанию Амели Голдсби отправиться в поход по магазинам с двумя своими охранниками. Наконец-то появилась возможность продышаться и прогуляться, увидеть что-то кроме дома Голдсби с прилегающим участком улицы.
После отключения электричества и самовольной отлучки Джека О’Донелла оба они получили предупреждение. Где-то в глубине души Китти надеялась, что ее снимут с поста, но разгневанный старший инспектор Хейл сразу развеял эти иллюзии.
– У нас не хватает людей! – рявкнул он, как будто Китти могла чем-то помочь. – Поэтому я держусь за каждого, кто хоть на что-то способен.
Она едва не заплакала.
– И вы с О’Донеллом продолжите вести наблюдение. Еще одно нарушение – будете до конца своих дней штрафовать за незаконную парковку. Без малейшей перспективы карьерного роста, это понятно?
– Да, сэр.
Китти проплакала весь вечер. Помимо прочего, это было несправедливо. Оплошность допустил Джек, а Хейл в равной степени наказал их обоих. Китти всегда считала инспектора справедливым начальником, но в последнее время он все чаще становился неузнаваем. Все это замечали. Вечно в плохом настроении, огрызается на любого, кто имеет несчастье попасться ему на глаза. За малейшую оплошность наказывает беспощадно. Похоже, Хейлу в самом деле не нравилось читать каждое утро в газетах, что «полиция не предпринимает никаких действий по делу Убийцы с пустошей», и что «следующая жертва маньяка – вопрос времени».
Кстати, никто, кому была дорога жизнь, не употреблял выражения «Убийца с пустошей». Все знали, как Калеб Хейл чуть на части не разорвал стажера, имевшую несчастье так при нем выразиться.
– Еще одно идиотское газетное клише – и можете искать себе другую работу! – закричал он.
На следующий день стажер не появилась в отделении. Все остальные ходили на цыпочках и втайне молились, чтобы у Калеба Хейла наметилась хоть какая-нибудь, пусть самая ничтожная зацепка. Иначе с ним просто невозможно работать.
Но в этот день в череде полицейских будней наконец появился просвет. Амели хотела выехать утром, и Калеб Хейл разрешил гулять до раннего вечера. Он, конечно, понимал, что девушку нельзя все время держать взаперти. Необходимо возвращение к нормальной жизни, пусть даже постепенное. Он все еще полагал, что отпускать Амели в школу слишком опасно. Но вопрос о школе и не стоял, поскольку Амели сама не очень-то туда стремилась.
Поездка должна была хоть на некоторое время вернуть ей душевное равновесие. Китти понимала, на что рассчитывает босс: что Амели заговорит.
Девочка категорически отказалась от общества Хелен и Деборы и разрешила сопровождать ее только двум охранявшим дом полицейским. Джек вел машину. Китти сидела сзади рядом с Амели.
Сначала проехались до центра, где зашли в несколько магазинов. Китти заметила, как нерешительно передвигалась по улицам Амели. Она так давно не покидала пределов своей комнаты, что пешеходная зона, уже украшенная к Рождеству, должно быть, производила на нее пугающее впечатление. В утро понедельника здесь было не так многолюдно, но городская суета сбивала с толку. Амели как будто растерялась.
Они зашли в «Маркс энд Спенсер», где Амели исчезла в примерочной кабине с восемью парами джинсов. Джек со вздохом опустился в кресло в торговом зале.
– Это надолго, – проворчал он. – Она не в том состоянии, чтобы принимать решения. Вообще ненавижу, когда женщины покупают одежду. Ты уверена, что эта поездка – хорошая идея?
Китти, которая сама «пролистывала» вешалки в ряду с платьями, рассмеялась:
– Придется потерпеть. Все лучше, чем торчать в машине возле дома.
– Лучше ли? Честно говоря, не уверен…
Вечность спустя Амели вышла из кабинки с перекинутыми через руку джинсами и выражением растерянности на лице.
– Я ничего не выбрала, – потупившись, сказала она.
– Вот видишь, – прошипел Джек в сторону Китти.
Амели опустилась в кресло рядом, совершенно обессилевшая.
– Ни на чем не могу остановиться, – пробормотала она. – Здесь так много всего…
– Тебе совсем не обязательно что-нибудь выбирать, – успокоила ее Китти. – Ты долго не выходила на улицу. Ты ошеломлена, это понятно.
Амели как будто вот-вот была готова расплакаться:
– Не верю, что когда-нибудь будет как раньше.
– Ну конечно, будет! – оптимистично возразила Китти. – Ты такая молодая… Все перемелется и когда-нибудь станет темным пятном в твоем прошлом. Даже если ты не сможешь этого забыть, оно не будет оказывать никакого влияния на твою жизнь.
Амели покачала головой:
– С трудом могу себе такое представить. Я уже почти не помню свою прежнюю жизнь. Как ходила в школу, болтала с подругами по «Вотсаппу» и все такое… Как будто это была не я.
Маленькая, худая девочка в огромном кресле. Грустная и потерянная. Китти захотелось взять ее за руки, но она сдержала порыв.
«Ей так плохо», – подумала Китти.
Она как будто впервые ощутила глубину страданий Амели. Как та мучается день и ночь, оплакивая потерянную жизнь. И никак не может обрести новую.
Эти семь дней, пока Амели отсутствовала, на самом деле были только началом. Главное впереди – долгий процесс обретения себя. Это растянется на многие месяцы, прежде чем Амели сумеет справиться с тем, что с ней произошло. Жестоко вырванная из привычного мира, она не знает, где ее место.
Китти осторожно коснулась плеча девочки:
– Может, тебе пока рано в город? К рождественским гирляндам, музыке, людям… Не лучше ли было бы прогуляться на природе?
Амели кивнула и встала. Она держала Китти за руку, пока шла к машине. Джек поспевал за ними, покидая магазин с выражением облегчения на лице. Он был склонен смотреть на ситуацию прагматично. То, что пережила Амели, ужасно, но ей очень повезло, и об этом тоже нельзя забывать. Кроме того, она проявила смелось и решительность, и только поэтому все хорошо закончилось. Теперь пришло время смотреть вперед, не прятаться от ужасных воспоминаний. Рассказать полиции, что произошло, и в идеале привести их к преступнику, его дому. После того как парня арестуют, никому больше не придется его бояться. И Амели выйдет наконец из комнаты, где сидит под охраной полиции, и пойдет в школу, как все девочки ее возраста. К друзьям, подругам, урокам, дискотекам… Она сама не пускает себя туда. Это совершенно ясно.
– Куда теперь? – спросил он, сев за руль.
– Может, в Национальный парк, на болота? – предложила Амели.
Они поехали на болота. День выдался пасмурный. Ни единый лучик не пробивался сквозь тучи, и пейзаж вокруг казался особенно мрачным.
Китти вдруг забеспокоилась, правильно ли будет везти Амели туда, где ее, возможно, держали взаперти. В конце концов, ее сумочку нашли на горных болотах. Но Амели не проявляла никаких эмоций. Молчала на заднем сиденье рядом с Китти, с затычками в ушах и смартфоном в руке. Слушала музыку.