– Это ужасно, – сказала Дебора Джейсону. – Наш ребенок в психиатрической клинике! Это… невообразимо.
– Радуйся, что там нашлось для нее место, – ответил Джейсон. – Мы не справимся с этой проблемой без их помощи.
Дебора и сама это понимала. Амели стала недосягаема. Казалось немыслимым, что она сможет просто так вернуться в школу и в нормальную жизнь. Проблема не могла разрешиться сама собой. Их мир разлетелся на тысячи осколков. Можно считать большой удачей, если из них получится собрать что-нибудь, в чем они могли бы более-менее сносно существовать.
– Пожалуй, займусь обедом, – сказала Дебора. Невозможно просто сидеть так в ожидании вечера, зная, что следующий день будет таким же ужасным. – Что ты хочешь на обед, Амели?
Дочь пожала плечами. Она очень плохо выглядела: худая, бледная, с пустыми бессмысленными глазами. Немытые волосы торчали в разные стороны.
– Может, макароны с сыром? Ты это любишь.
– Все равно, – ответила Амели.
– И все-таки…
– Оставь ее в покое, – вмешался Джейсон. – Ей все равно, пойми. Не настаивай. Пусть побудет в себе.
– Я всего лишь хотела, чтобы…
– Да, ты всегда хотела этого. Чтобы все было тихо-мирно. Чтобы Амели ела на обед любимые блюда и жила в комнате с розовыми обоями. Чтобы она хорошо выглядела, и у нас был красивый большой дом, а у твоего мужа престижная работа… Поэтому здесь никому не разрешалось спорить, выражать недовольство, сходить с ума. При этом ты никогда не замечала…
– Чего я не замечала? – пронзительно закричала Дебора. – Чего я такого не замечала?
– А… все равно. – Джейсон махнул рукой.
– Нет, ты скажи.
– Ты покупала Амели дурацкие шоколадные яйца с картинками из жизни Барби и кукольными туфельками внутри, в то время как она уже красилась и у нее, как мы теперь знаем, были совершенно не детские интересы. Но ты упорно заставляла ее ездить с тобой за покупками, пить какао в кафе в пешеходной зоне и приносить тебе в постель завтрак на День матери. Амели давно отдалилась от этой жизни, и с каждым днем отдалялась все больше, но ты была слепа.
– А ты? – закричала Дебора со слезами в глазах. – Ты не был слеп?
– Меня целыми днями не было дома. Ты была с ней.
Она разрыдалась. Взаимные обвинения – как это ожидаемо в подобных ситуациях… Кто несет ответственность за то, что жизнь превратилась в кошмар? И в ближайшие несколько лет ничего не изменится. Вопрос о том, кто совершил ошибку, будет подниматься снова и снова.
– Извини, – смущенно пробормотал Джейсон.
– Всё в порядке, – отозвалась Дебора, вытирая глаза.
Конечно, в порядке ничего не было.
– Я хочу к нему, – сказала Амели.
Дебора достала платок и высморкалась.
– Одну вещь мне все-таки хотелось с тобой прояснить, – обратилась она к дочери. – В ту субботу, когда мы припарковались возле «Теско»… Что это было? Почему ты ушла? Я имею в виду, что-то ведь послужило спусковым крючком…
Амели пожала плечами. Взгляд оставался все таким же бесчувственным.
– Я не хотела на экскурсию, – ответила она. – И говорила вам об этом. – Отвернулась к окну и добавила, глядя куда-то вдаль: – Я хочу к нему.
Протечка в потолке спасла Мэнди от смерти. Как она сама думала, по крайней мере. Может, она и не умерла бы сразу, но точно потеряла бы сознание. Или просто лежала бы, свернувшись калачиком под одеялом, безо всякой надежды встать.
Протечку она обнаружила вечером, в последнем свете угасающего дня, на кухне. Может, это была не протечка, а что-то другое. Неважно. Там, как раз в этом месте, над окном, появилось мокрое пятнышко.
Мэнди подвинула стул к этому месту и поднялась на ватных ногах, стараясь держать равновесие. Упасть и сломать себе что-нибудь – последнее, что ей было нужно. Она и без того дошла до края. Обожженная рука страшно болела; другая, с ободранным запястьем, выглядела так, что… Мэнди старалась на нее не смотреть. Сплошная рана, источавшая неприятный запах. Нужно было чем-нибудь обернуть, но у Мэнди не было ни клочка ткани. В случае ухудшения можно пустить на бинты что-нибудь из одежды, но это крайняя мера, потому что в доме страшный холод. Весь вопрос в том, какая угроза перевесит.
Потолок на кухне был низкий, так что Мэнди смогла до него дотянуться, встав на стул. Открыла рот и потрескавшимися, высохшими губами слизнула влагу прямо с извести. Странный вкус, немного напоминающий лайм. Вода, вне всякого сомнения. Поскольку снаружи дождя не было, оставалось предположить, что на чердаке конденсируется влага. То есть дом – как ни трудно было себе такое представить – все-таки выделял тепло. Возможно, потому, что его в течение нескольких дней отапливали пропаном. Конденсат просачивался сквозь потолок, и Мэнди слизывала его, не в силах остановиться. Ничто в жизни не казалось ей таким вкусным. Никогда прежде она не испытывала такого облегчения от того, что жизненные силы, оставившие тело, медленно, но верно возвращаются.
Как бы абсурдно это ни звучало, но те несколько капель, которые Мэнди удалось слизать с потолка кухни, действительно укрепили ее. Девушка ожила. Мысли прояснились, и у нее больше не было ощущения, что она может в любой момент уснуть навсегда.
Спустившись со стула, Мэнди вознесла молитву небесам, чтобы послали ей больше конденсата. Теперь ее судьбу определяло крохотное влажное пятнышко на потолке над окном.
За ночь она несколько раз вставала и, закутавшись в одеяло, брела сквозь темноту на кухню, где снова и снова взбиралась на стул, подставляя рот живительной влаге. Мэнди чувствовала жар в теле и полагала, что таким образом ей удается держать его под контролем. Все это время он не спадал, но и не поднимался. И все же Мэнди не обманывала себя. Вода укрепила не столько ее тело, сколько дух, чего, конечно, было недостаточно. Организм работал на резервных энергетических ресурсах. Система грозила отказать в любой момент. Потому что раны не затягивались. И голод тоже никуда не делся.
Следующее утро Мэнди провела в обследовании своего странного жилища на предмет слабых мест. Входная дверь, стены, потолок – она искала прогнившие рамы, расшатавшиеся петли, шарниры. Недостаточно прочно закрепленные решетки. И инструменты. Мэнди не знала точно, какие именно ей нужны, но надеялась понять это, как только нужная вещь попадется под руку. Однако ничего такого ей не попадалось. Здесь не было ничего, что можно использовать в качестве инструмента. Подходящего места в доме, над которым имело смысл работать, чтобы проложить путь на свободу, Мэнди также не обнаружила.
Она была замурована, как в склепе. Странные бурые пятна возле двери и содранные обои могли указывать на то, что кто-то до нее уже пытался сбежать. Об этом же свидетельствовал высушенный бачок унитаза.
Мэнди отгоняла эти мысли. Она подошла к окну и осмотрела окрестности. Решила, что как только кого-нибудь заметит, немедленно разобьет стекло кухонным стулом и позовет на помощь. Но вокруг, насколько доставал глаз, не было ни души.
К полудню Мэнди снова была близка к истерике, поскольку поняла, что выхода нет. Все ее старания безнадежны. В доме не осталось ни квадратного сантиметра, который она не осмотрела бы, и абсурдно думать, что что-нибудь обнаружится в ближайшие несколько часов. Просто ничего такого нет.
«Думай, – уговаривала себя Мэнди. – Думай, голова. Ты была уверена, что умрешь от жажды, и нашла воду. Иногда жизнь подбрасывает сюрпризы».
Но с водой ей просто повезло, а везение не может быть бесконечным. Кроме того, она действительно все обыскала. Все доступные человеческому разумению варианты спасения продуманы, помощи ждать неоткуда.
– Я умру, – сказала она себе.
Это прозвучало на удивление спокойно. Как непреложный факт, не более того. Мэнди вслушивалась в эту фразу, прокручивала ее в голове. Может, она просто не верит, что такое произойдет, поэтому и получается так бесстрастно? Или она слишком слаба для эмоций? Ей хотелось плакать, но и это было невозможно – из-за обезвоженности организма.
Мэнди снова встала на стул и слизала несколько капель, но ощущения бодрости, как первые несколько раз, не было. В конце концов, что значат эти несколько капель? Немного намочила губы, язык, только и всего. Вчера ей таким образом удалось обмануть собственное тело и пробудить в нем последние силы. Сегодня это не работало.
Мэнди спустилась со стула, поковыляла в гостиную и закуталась в одеяло. Рука больше не источала запах, просто воняла. Не без усилий Мэнди удалось стянуть с себя куртку и свитер. После чего она сняла рубашку, подождала несколько минут, чтобы собраться с силами, и снова надела свитер и куртку. Все это время ее трясло от холода, несмотря на усиливающийся жар изнутри.
Мэнди намеревалась разорвать рубашку на полоски и перевязать обожженную руку и ободранные запястье и кисть, но быстро обнаружила, что для этого у нее недостаточно сил. Поэтому она, как смогла, просто обмотала рубашку вокруг руки. Получился толстый, небрежно завязанный валик. Скорее всего, это не поможет. Ничто больше ей не поможет.
Она свернулась под одеялом, поддавшись лихорадке, которая накатывала волнами, разгоняя тепло по телу. Мэнди почувствовала облегчение. Раны пульсировали в такт биению сердца, но боли почти не было.
Умереть – наверное, это не так страшно. Она уснет, соскользнет в темноту…
Мэнди улыбнулась.
В этот момент она услышала машину и села, потому что не спала ни секунды, несмотря на лихорадку и слабость. Не вообразила ли она себе этот звук? Нет, она услышала его снова. К дому подъехала машина, и Мэнди узнала этот мотор.
Это не случайный турист, который может ее спасти.
Мозг заработал с поразительной ясностью. Час или два назад – или это было не так давно, Мэнди давно потеряла чувство времени – она пыталась активировать иссякший было источник позитивного мышления. Убеждала себя, что возможности спасения могут возникнуть совершенно неожиданно или не так, как она могла планировать. Тем не менее это будут самые что ни на есть реальные возможности.