– В Нортумберленде? Нет, я не в Нортумберленде, я дома. Что она там делает?
– Это то, что я хотел выяснить у вас, – ответил Калеб. – Она едет туда с кем-то в машине. У вас есть идеи, кто это может быть?
Калебу казалось, он слышит, как в голове Дэвида Чапленда ворочаются мысли.
– Кейт все еще работает над историей о пропавших девушках, – ответил он наконец. – Не то чтобы она держит меня в курсе, но… знаете, она все делает профессионально. Все проверит и перепроверит, прежде чем выдаст хоть слово.
Все верно, Кейт профессионал, Калеб знал это. Из этого телефонного разговора он сделал два вывода. Во-первых, Дэвид Чапленд все еще считает Кейт журналисткой. И то, что она, как он говорит, «работает над историей», означает, что Кейт ведет расследование. Сержант Скотланд-Ярда под прикрытием журналистской легенды…
Калеб выругался. Ему никогда не нравилась привычка Кейт совать нос в чужие дела.
– Она делилась с вами планами на сегодняшний день? – спросил он.
Особых надежд, пусть даже на утвердительный ответ, он не возлагал. Кейт не посвящала не-полицейских в ход расследования и даже не открыла Дэвиду Чапленду свой статус именно потому, что была профессионалом.
– Сегодня утром она сказала, что ей нужно в Ньюкасл. И – да, около двух часов дня она надиктовала сообщение на мою голосовую почту. Я не мог ответить на ее звонок, потому что в этот момент разговаривал с другим человеком. Кейт говорила, что вернулась в Скарборо после очередной беседы, собирается заехать домой за кошкой, а потом будет у меня.
– Она ничего не говорила про «Утес чайки», в каком бы то ни было контексте?
– Нет. Никогда.
– Она звонила вам из машины?
– Нет. По крайней мере, не на ходу.
– Были фоновые шумы?
– Не такие, чтобы я обратил на них внимание.
– Я пришлю к вам коллег. Не могли бы вы дать им свой телефон, для криминалистического анализа звонка Кейт?
Хоть и без восторга, Дэвид согласился.
– Что вообще происходит? Она в опасности?
– Этого мы не знаем. Вы перезванивали ей, после того как получили голосовое сообщение?
– Нет, все и так было ясно. Я знал, что мы увидимся вечером. Что произошло?
– Возможно, ничего страшного. Не волнуйтесь, мистер Чапленд. К вам приедут за телефоном.
Он завершил разговор.
– Ньюкасл, – сказал Калеб Роберту.
– Что ей там понадобилось?
– Кейт напала на какой-то след там, на севере. Ньюкасл, Нортумберленд…
Некоторое время они молча думали, но ни тому, ни другому Ньюкасл ни о чем не говорил.
У Калеба в голове все еще крутилось слово «писатель». Что-то там было… причем не так давно…
– Ну конечно, – сказал он. – Теперь припоминаю, когда последний раз имел дело с писателем. Брендан Сондерс, это он так себя называл. Писатель.
Стюард посмотрел на шефа.
– И у него Мэнди Аллард прожила неделю. Пока не убежала.
– Да, но подозрения в отношении Брендана Сондерса не подтвердились. И все же Мэнди Аллард… Кейт упоминала это имя… Мое имя, Мэнди Аллард и слово «писатель»… Черт, что она задумала?
– И парень, который с ней в машине, говорит «он подозревал меня»! – закричал Стюард. – Держу пари, это Сондерс! Его мы подозревали. Она с Бренданом Сондерсом в Нортумберленде в месте под названием «Утес чайки». Оттуда она отправила это странное сообщение. У Кейт определенно проблемы.
– Тогда почему она отправила его не мне, а этому непонятному Блэру, с которым, по-видимому, решила порвать? Потому что Кейт не могла это проконтролировать. Отправила наугад, кому получилось. Судя по звукам, телефон у нее в кармане или в сумочке. Сондерс не должен был заметить, что она записывает сообщение. Ей приходилось делать это вслепую. Ей повезло, что вообще получилось зайти в «Вотсапп». Она назвала мое имя, в надежде, что сообщение будет передано по адресу.
Калеб побежал к двери, на ходу надевая пальто:
– Едем к Сондерсу, немедленно.
– Он, наверное, в Нортумберленде, – заметил Стюард.
– Неважно. Может, соседка что-нибудь знает… Сондерс – единственная наша зацепка. Плюс этот «Утес чайки». Нам придется действовать методом исключения, постепенно сужая круг интересующих нас объектов.
Стюард закатил глаза. Проще найти иголку в стоге сена. Он кивнул вошедшей Хелен.
– Я поняла, – сказала та. – «Утес чайки».
Стюард вышел следом за шефом.
Мы едем по темноте. Брендан за рулем. Я смотрю на его профиль, сжатые губы. Мне не нравится то, что он сделал, и это его расстраивает. Бедный Брендан. Он всегда старается мне угодить, а потом сидит и смотрит на меня, как собака в ожидании награды.
Но его не всегда есть за что награждать. Иногда он совершает откровенные глупости.
Сегодня, например. Хорошо, что он заехал в «Утес чайки» и помог разобраться с Мэнди, но так ли нужно было брать с собой эту журналистку? Неужели она действительно настолько далеко зашла? Она ничего не знает, готова спорить на что угодно. И никогда не доберется до правды.
Идиот. Неприятный вывод, учитывая, что мы родственники. Седьмая вода на киселе, и все-таки…
Зато теперь у нас есть машина. Я думала о том, чтобы забрать ключи у Мэнди, но это слишком опасно, даже с Бренданом. Эта штука острая как бритва. Мэнди изрезала мне лицо, и Брендану тоже наверняка досталось бы. Боюсь даже представить себе, как сейчас выгляжу. Испуганный взгляд Брендана наводит на неутешительные выводы. Мне нужно собраться духом, прежде чем я решусь опустить зеркало над пассажирским сиденьем. Лучше сделать это дома, в ванной. Там я смогу аккуратно смыть кровь и нанести йод на этот ужасный порез. Шрам точно останется, но больше меня беспокоят губы. Они кровоточат и кровоточат, и, если не срастутся как следует, у меня навсегда останется кривой рот.
Я беру из аптечки марлевые подушечки и прижимаю к лицу. Мне приходится постоянно менять их, потому что они быстро пропитываются кровью. Но у меня такое чувство, что временны́е промежутки между переменами становятся все больше. Значит, кровотечение унимается.
Я никогда не прощу этого Мэнди.
– Тебе действительно лучше обратиться к врачу, – говорит Брендан.
Он белый как мел, я вижу это даже в слабом рассеянном свете, единственный источник которого – наши же фары. Снаружи темно. Мы петляем по узким проселочным дорогам. Надеюсь, скоро вырулим на А1, и тогда пойдет быстрее.
– Что я скажу врачу? Что на меня напали? Он позвонит в полицию, и они захотят знать, кто, где и что… Это в нашей-то ситуации?
– Но все плохо кончится, если рану не лечить…
– Да что ты говоришь!
Если я что и ненавижу в Брендане, так это его вечное нытье. Дай ему волю, будет всю дорогу причитать, что станется с моей раной. И не предложит ничего путного. Нет, так не годится. Мне нужно подбадривать себя, а не наоборот. Не стоит поддерживать с ним эту тему.
Так или иначе, Брендану я обязана знакомством с Мэнди Аллард. Он подобрал ее на улице в тот день, когда всего-то должен был забрать мою машину из ремонта. Мэнди шла по улице и выглядела настолько жалко, что он не мог не взять ее с собой. Она прожила у него неделю, прежде чем он позвонил мне. Идеальный вариант. Как будто создана для меня. К сожалению, он даже позвонить не смог по-человечески. Мэнди подслушала и тут же убежала. Бог знает, что она подумала. Что он сообщил о ней в полицию, департамент по делам молодежи, дом ребенка, публичный дом или куда там еще… Позже Брендан сказал в полиции, что звонил маме. И она, как всегда, его прикрыла.
Так или иначе, Мэнди ушла.
То, что я несколько дней спустя увидела ее на улице, было чистой случайностью. Как ни странно, я сразу поняла, что это и есть та девушка, о которой говорил Брендан. Помимо того, что она подходила под его описание, в ней чувствовалось что-то… в общем, я не сомневалась. Было очевидно, что с тех пор она околачивалась в этом квартале. Брендан говорил, она сбежала из дома, куда ни за что на свете не хотела возвращаться. Наконец, по тому, как она двигалась, я заметила, что у нее повреждена рука. В общем, это была она.
Но восторг Брендана остался мне непонятен. Мэнди выглядела слишком жалко. Слишком потерянно. Она совсем не походила на Ханну.
Металлическое кольцо в стене ее почти не беспокоило – для этого она была слишком измотана. Я надела ей на руку «браслет», после чего Мэнди проснулась, и тут начался настоящий ад. Я все ждала, когда она успокоится, чтобы я могла освободить ее. Но все становилось только хуже.
– Зачем ты поехала к ней? – спрашивает Брендан.
В его голосе тихий, ноющий упрек. Как я посмела поехать к ней, не поставив его в известность? Я ненавижу быть зависимой от кого-то, но Брендан иначе представляет себе наше сотрудничество.
– Я же объясняла тебе, что хотела прекратить ее мучения.
Вижу, как он сглатывает. Видимо, пытается представить себе, как бы выглядело это «прекратить».
Сама не знаю, можно ли назвать милосердием то, что привело меня сегодня в «Утес чайки». Хотела ли я убить Мэнди, чтобы смыть с нее ее вину? Я взяла шарф, который сейчас ношу на руке как повязку. Я собиралась набросить его ей на шею, и… Смогла бы я это сделать? Трудно сказать. Может быть, меня просто тянуло к Мэнди. Я хотела ее видеть. Я знала, что она слаба, а значит, можно будет все спокойно обсудить. Остальные в конце концов просто меня разозлили. Их пустые тоскливые глаза… я просто теряла к ним интерес. Но не к Мэнди. Я была очарована ею. И это не прошло даже после того, как я израсходовала огромную упаковку марлевых тампонов, чтобы унять кровь из нанесенной Мэнди раны.
Моя рука тоже пострадала, но не так, как лицо. Я должна бы ненавидеть Мэнди. И я ее ненавижу, но не могу не восхищаться ее смелостью и неукротимостью. Я не хочу обсуждать с Бренданом эти свои чувства к Мэнди. Все равно он не поймет.
– Тебе повезло, что сегодня я приехала к ней, – говорю я. – Иначе Мэнди напала бы на тебя и журналистку, и это ты ходил бы с порезами на лице.