— Самым необычным, — сказал он, — было то, что из-за больной ноги моей кобылы мы остановились прямо посреди той местности, где у Раймона Форастера до переезда сюда была усадьба. Нужно сказать Раймону, что я привез ему приветы от нескольких бывших соседей. Как он поживает?
Во дворе внезапно наступила тишина.
— Ты не слышал? — спросила Ракель.
— О чем?
— Что он мертв, Юсуф, — ответил Исаак. — Его отравили. И поэтому ты должен рассказать нам все, что узнал о нем в Льейде. Все считают, что сеньор Пау и сеньор Роже Бернард сговорились убить отца, а закон часто действует на основании общего мнения.
— Я знаю только, что Раймон рассказывал нам о своей жизни правду. Его привезли туда пяти-шестилетним, и он вырос в семье добрых людей, которым было обещано большое богатство за его содержание.
— Эти люди что-нибудь получили? — спросил Исаак.
— Ни гроша. Но они и не ожидали этого. Люди там практичные, трезвые и не верят в громадные богатства невесть откуда.
— Узнал ты еще что-нибудь? Хоть что-то, имеющее к нему отношение?
— Я был четвертым, кто расспрашивал о Раймоне, — ответил Юсуф. — До этого люди трижды приезжали выяснить, где Раймон, и задавали о нем другие вопросы, — неторопливо ответил Юсуф, стараясь припомнить все подробности, услышанные на конеферме.
— Кто они? Или хотя бы что представляли собой? — спросил Исаак.
— Первым был мужчина, приехавший через семь или восемь лет после того, как отец оставил там Раймона. Говорят, Раймон тогда был примерно моего возраста. Супружеская пара, которая взяла его, отнеслась к этому человеку с крайним недоверием — Арнауд предупредил их, что за его голову и голову мальчика, возможно, назначена цена. Они решили, что этот человек хочет получить деньги, и сказали, что Раймон умер от лихорадки, Этот человек уехал.
— А потом?
— Второй раз был девять или десять лет назад, когда сеньор Раймон уже уехал в Жирону. О нем спрашивала женщина сорока с лишним лет, с ней была дочь лет десяти-двенадцати. Правда, она как будто больше интересовалась его отцом, Арнаудом, чем Раймоном, — ответил Юсуф. — Третий прошлой осенью. Тот человек назвался родственником Раймона, Задал несколько вопросов о нем, остановился у соседей тех людей, которые приютили меня, потом уехал. Назвался он Роже, но все сочли, что это ненастоящее имя.
— Почему?
— Он не отзывался на него.
— Что-нибудь еще можешь припомнить? — спросил Исаак.
— Та женщина сорока с лишним лет оставалась там довольно долго. Говорила, что подумывает осесть там; стала работать кухаркой на одной процветающей ферме, ее дочь взяли кухонной служанкой, но известна она была там главным образом из-за других достоинств. Могла делать талисманы и приворотные зелья; готовила лекарства для больного скота. Видимо, она очень хорошо лечила животных от разных болезней, но запрашивала за это большую цену, поэтому большинство фермеров держалось старых методов.
— Интересная женщина, — пробормотал Исаак.
— Это еще не все, — сказал Юсуф. — Она гадала, предсказывала будущее, предлагала счастливые имена для младенцев и все такое, но только за деньги, — добавил он. — Все считали, что, видимо, ее обвинили в колдовстве — может быть, заслуженно — там, откуда она приехала, потому она и появилась в Льейде.
— Как они полагали, откуда она?
— А с севера, конечно, потому что сеньор Раймон и его отец приехали оттуда. И хотя она как будто интересовалась, видел кто-нибудь отца сеньора Раймона или нет, она еще хотела знать, что сталось с сыном и где он теперь. Девочка слегка походила на сеньора Раймона в детстве, поэтому местные жители решили, что сеньор Арнауд, видимо, и ее отец. Но эту женщину никто не спрашивал.
— Как она выглядела? — спросила Ракель.
— Не знаю, — ответил Юсуф. — Никто не говорил, а спросить мне в голову не пришло. Правда, старая сеньора сказала, что она была высокой, сильной, настоящей сельской женщиной. Умела обращаться с самыми большими животными, ничего не боялась. В общем, она оставалась там, пока не получила плату за полгода, а потом однажды ночью исчезла, прихватив все свои вещи и несколько чужих.
— Ей сказали, что сеньор Раймон и сеньора Марта уехали в Жирону?
— Да, — ответил Юсуф. — И старая сеньора на той ферме — мать сеньоры Эстеллы — сказала, что, когда она скрылась, люди слегка беспокоились из-за того, что сказали ей, насколько они ее знали, она казалась несколько…
Он умолк, подыскивая нужное слово.
— Неприятной? — спросила Ракель.
— Опасной, — ответил Юсуф. — И мстительной, словно имела что-то против Раймона.
— Как она называла себя? — спросил Исаак.
— Беатриу, — ответил Юсуф. — Мне это запомнилось.
— Беатриу, — повторил врач. — Это самое интересное. Возможно, в тех местах это распространенное имя, но так звали мать сеньора Гильема. А дочь? Как ее звали?
— Простите, господин, — ответил Юсуф. — Я не спросил. Как глупо с моей стороны.
— Юсуф, ты не мог знать, что это окажется важным. Ты и так привез нам очень много интересных сведений.
2
Как только все в обоих домах позавтракали, Исаак с Юсуфом позвали Ракель и отправились к дому Понса.
— Мы надеялись, что вы скоро придете, — сказала Хуана. — Франсеска проснулась, но постоянно плачет и отчаянно держится за Хайме. Бедняга. Наконец-то он пошел позавтракать, сейчас с ней Роза.
— Пойду, обследую ее, — сказал Исаак.
— Папа, мне пойти с тобой? — спросила Ракель.
— Да, пожалуйста, хотя бы на первое время, — ответил ее отец и уверенно стал подниматься по лестнице.
Франсеска лежала в своей затемненной комнате, Роза, служанка Сибиллы, меняла на ее лбу холодный компресс. Исаак сел у кровати и взял Франсеску за руку. Рука дрожала, но была сравнительно холодной.
— Жара у нее нет? — спросил он Розу.
— Нет, сеньор Исаак. Сейчас у нее только болит голова. И рана на шее.
— Рану перевяжем снова. Сможешь найти чистые бинты?
— Конечно, сеньор, — ответила она. — Я вернусь через минуту.
— Будем надеяться, что нет, — сказал врач. — Потому что, сеньора Франсеска, я хочу сказать вам кое-что до того, как приняться за перевязку.
— Не браните меня, сеньор Исаак, — сказала Франсеска. — Если б вы знали, под какой тучей я живу…
— Кое-что об этом я знаю, — бодрым тоном сказал Исаак. — И сегодня узнаю гораздо больше. Достаточно, чтобы прогнать эту тучу полностью и навсегда, уверяю вас.
— Сомневаюсь, — сказала Франсеска. — Это невозможно.
— Еще как возможно, — сказал Исаак. — Вы сегодня ели?
— Я не могу есть. Меня тошнит.
— Именно потому, что не ели, — оживленно продолжал Исаак. — Сегодня вам нужно есть понемногу каждый час. Иначе, как сможет расти ваш ребенок?
— После того что сделала, у меня нет надежды сохранить ребенка, — сказала Франсеска и снова залилась слезами.
— Я не удивлюсь, если у вас родится совершенно здоровый ребенок, — заговорил Исаак. — Некоторые женщины, сеньора, живущие в самые счастливые времена, теряют детей, многие, живущие в голоде и хаосе войны, имеют их. Общего правила не существует. Но вам нужно делать все, чтобы помочь ребенку, и больше не слушать пустую болтовню. Если Ракель снимет старые бинты, будет ясно, что у вас с раной.
— Папа, мне понадобится свет. Сеньора, можно открыть ставни?
— Конечно, — вежливо ответила Франсеска. — Роза не открывала их из-за моей головной боли.
Ракель открыла ставни и достала свои ножницы, чтобы срезать старые бинты, жесткие от засохшей крови.
— Папа, нужно размочить их, чтобы снять с раны. Можно?
— Да. Размочи вином с водой и осторожно снимай. Нужно приложить к ране целебной мази, чтобы она заживала, как следует.
Едва Ракель сняла последний жесткий бинт с шеи пациентки, вернулась Роза с новыми бинтами. Ракель наклонилась, чтобы осмотреть рану.
— Ничего страшного, — сказала она. — Судя по тому, что говорили, сеньора, казалось чудом, что вы остались живы. Вы будете ощущать боль еще несколько дней, но могло быть и хуже.
— Нет, не могло, — сказала Франсеска, и слезы вновь заструились из ее глаз. — Я напрасно испортила себе внешность, потому что еще жива — во всяком случае, до тех пор, пока ношу ребенка.
— Чепуха, — сказала Ракель. — И не двигайтесь так. Ни к чему, чтобы рана открывалась вновь, когда я накладываю на нее мазь. Ну, вот. Теперь перевяжем вас снова, но бинтов на горле будет поменьше.
И она аккуратно наложила и завязала бинты.
— Ракель, посидишь с ней? — спросил Исаак. — Мне нужно поговорить с Розой. Возможно, она поможет нам развеять эти сомнения, и сеньора Франсеска вновь сможет спокойно спать.
— Конечно, папа.
Уходя, они слышали, как Ракель твердо говорила:
— Начнем с этого обжаренного кусочка хлеба и с маленькой чашки бульона. Если съедите это, дам вам час отдыха, потом снова потревожу, чтобы поели.
Выйдя с Розой во двор, Исаак услышал негромкие звуки, издаваемые сидящими вместе людьми, которым было нечего сказать друг другу.
— Кто здесь? — спросил он.
— Все мы, — ответил Понс. — То есть я, Хуана, Хайме и Сибилла. Мы так потрясены, что не можем разговаривать. И все не способны заниматься обычными делами.
— Юсуфа с вами нет? — спросил Исаак.
— Нет, — ответила Хуана. — Не знаю, куда он делся.
— Он в кухне, болтает с Фаустой и с кухаркой, — сказала Сибилла.
— Где его, наверняка, кормят еще одним завтраком, — сказал Исаак. — Но это придется прекратить, он нужен нам здесь.
— Фауста, — крикнула Хуана. — Пришли сюда Юсуфа.
Через мину ту Юсуф вышел во двор и сел рядом с Исааком.
— Рана Франсески заживает, — сказал Исаак, — и вскоре она избавится от физических страданий. Но она только сказала то, что очень рассердило меня.
— Франсеска рассердила вас? Чем же? — спросил Понс.
— Она сказала мне, что напрасно испортила свою внешность, потому что еще жива — во всяком случае, до тех пор, пока носит ребенка.