Sequentia только в 2012 году).
Популярность в музыке часто связана с ее (музыки) экстравертированностью, стремлением захватить, увлечь слушателя. Интровертная, интроспективная музыка не ярка внешне, требует погружения для ее понимания; погружения и от слушателя, и от исполнителя. Но когда это получается, эффект не забывается очень долго. Я помню всего лишь несколько концертов в моей жизни, которые буквально перевернули меня. Одним из них было такое интровертированное, сосредоточенное и эмоциональное исполнение музыки Хильдегарды ансамблем Per-sonat: пела Сабине Лутценбергер, а на виеле играл Батист Ромэн.
Пьер Абеляр, Элоиза и голиарды
…ты обладал двумя качествами, которыми мог увлечь каких угодно женщин, а именно – талантами сочинителя и певца. Этими качествами, насколько нам известно, другие философы вовсе не обладали.
Как бы шутя, в минуту отдыха от философских занятий, ты сочинил и оставил много прекрасных по форме любовных песен, и они были так приятны и по словам, и по напеву, что часто повторялись всеми, и имя твое беспрестанно звучало у всех на устах; сладость твоих мелодий не позволяла забыть тебя даже необразованным людям. Этим-то ты больше всего и побуждал женщин вздыхать от любви к тебе. А так как в большинстве этих песен воспевалась наша любовь, то и я в скором времени стала известна во многих областях и возбудила к себе зависть многих женщин15.
Поскольку я начал тогда небрежно и равнодушно относиться к чтению лекций, то я стал излагать все уже не по вдохновению, а по привычке и превратился в простого пересказчика мыслей, высказанных прежде. И если мне случалось еще придумывать новое, то это были любовные песни, а не тайны философии. Многие из этих стихов, как ты и сам знаешь, нередко разучивались и распевались во многих областях, главным образом теми, которых жизнь обольщала, подобно мне16.
История любви Абеляра и Элоизы известна по книгам и фильмам. Петрарка зачитывался их письмами друг другу; французский поэт Жан де Мен включил их переписку в самый, пожалуй, популярный средневековый роман – «Роман о Розе»[19]; их образы вдохновляли Франсуа Вийона, Жан-Жака Руссо и Марка Твена. Но вот об их музыке говорят значительно реже, хотя она занимала в их жизни довольно важное место.
Пьер Абеляр (Petrus Abaelardus) родился в 1079 году в Ле-Палле, возле Нанта. Там до сих пор можно увидеть руины замка, который он как старший сын должен был унаследовать. Но, желая посвятить себя наукам, Абеляр отказался от наследства, а родители, наблюдая его очевидные успехи в обучении и имея других сыновей, не стали препятствовать.
Покинув родные края, Пьер Абеляр перемещался по Франции от школы к школе и от учителя к учителю, занимался у Иоанна Росцелина – известного богослова и одного из основателей номинализма[20], затем около 1100 года перебрался в Париж, чтобы учиться у реалиста Гильома из Шампо, которого, впрочем, вскоре покинул, победив в диспуте.
Слава молодого философа была столь велика, что он, еще не достигнув 25 лет, открыл свою школу – сначала в Мелюне под Парижем, а затем, в 1110 году, и на холме Святой Женевьевы в самом Париже.
Именно там через десятилетия будет основан Парижский университет, а это место станет интеллектуальным центром города. В годы преподавания на холме Святой Женевьевы слава Абеляра как логика достигла своего пика. В разные годы у него учились папа римский Целестин II, богослов и философ-схоласт Петр Ломбардский, а также Арнольд Брешианский – проповедник и реформатор, признанный еретиком. Но самой известной его ученицей стала Элоиза.
Ни полные имена родителей, ни точное место рождения Элоизы нам доподлинно не известны. Родилась она, вероятно, в 1090-х годах, а в 1115 году при знакомстве с Абеляром была девушкой 20 с чем-то лет. Ее дядей (братом ее матери) был каноник Фульбер, который, заметив уникальные способности ребенка, дал ей лучшее образование для девушки XII века. Еще до встречи с Абеляром Элоиза превосходно знала латынь и имела хорошие познания в греческом и иврите; вероятно, также обучалась логике и медицине. В довольно жесткой по отношению ко всем чувственным проявлениям «Истории моих бедствий»[21] написано, что к тому времени Элоиза «была не хуже других и лицом, но обширностью своих научных познаний превосходила всех»17. Каноник Фульбер избрал самого знаменитого на тот момент логика учителем своей племянницы, потому как для удивительной своим умом девушки мог подойти только такой же удивительный преподаватель.
Действительно, что могло пойти не так? Вскоре учеба была заброшена обоими в пользу любви и песен (как вы могли видеть в цитатах, вынесенных в эпиграф). За этим недолгим временем счастья последовали бегство из Парижа, свадьба, рождение сына, названного Астролябием[22], возвращение в Париж.
Элоиза предполагала, что свадьба не остановит ненависть Фульбера, и оказалась права. Каноник Фульбер чувствовал себя обманутым. Его люди подкупили слугу Абеляра, вошли в дом, когда тот спал, и оскопили его. После этого происшествия оба супруга – сначала Элоиза, потом Абеляр – приняли монашество.
В 40 лет, почти как у святой Хильдегарды Бингенской и у Годрика Финхальского, началась вторая жизнь Пьера Абеляра.
Став монахом в Сен-Дени, Абеляр пишет богословский трактат Sic et Non («Да и нет»), ставший одной из самых известных его работ, а также трактат «Теология “Высшего блага”», осужденный на поместном соборе в Суассоне в 1121 году.
В 1122 году, получив согласие аббата, Пьер Абеляр удалился в Бургундию, чтобы жить отшельником. Туда начали стекаться его ученики, и так было основано аббатство Параклета (от греч. παράκλητος – «утешитель» – один из эпитетов Святого Духа). В 1129 году Абеляр передал монастырь Элоизе и ее монахиням, лишенным своей предыдущей обители – монастыря в Аржентей, что около Парижа, отобранного монахами из Сен-Дени. Для новых обитательниц Параклета Абеляр написал сборник гимнов, один из которых – O quanta qualia – сохранился в нотных рукописях.
Возможно также, что для Элоизы и ее монахинь были написаны шесть плачей Абеляра. Текстуально эти произведения представляют собой обширные глубокие и личные размышления на библейские темы, музыкально их форма развернута. Плачи Абеляра драматичны и индивидуальны, как и произведения Хильдегарды. Их влияние можно проследить во многих произведениях крупной формы XII–XIV веков – латиноязычных кондуктах и французских лэ, некоторые из которых являются переработкой плачей Абеляра.
К сожалению, только один плач – Dolorum solatium – сохранился в нотации XIII века. Остальные, дошедшие до нас только в адиастематической нотации[23] в рукописи I-Rvat Reg. lat. 288, сложно расшифровать достоверно. Однако благодаря тому, что одно из французских лэ конца XIII века – Lai des pucelles – является, вероятно, контрафактом[24]Planctus virginem Абеляра, мы можем с большой долей достоверности расшифровать два из шести плачей.
До Абеляра плачи были, скорее, маргинальным жанром. Средневековые проповедники и моралисты порой обрушивались на плачи, звучавшие на похоронах, считая их слишком крикливыми, слишком женственными[25] и даже языческими. Пьер Абеляр взял за основу своих плачей тексты из Ветхого Завета. В них плачут Дина, дочь Иакова, и сам Иаков о своих сыновьях, Израиль о Самсоне, а Давид – о Сауле и Ионафане. Это не просто пересказ сюжета, но и эмоциональные размышления о нем. Все это написано удивительно красивой латынью (не похожей на тексты святой Хильдегарды Бингенской). Такие плачи уже не могли быть маргинальными, даже если их пели женщины.
Музыкально эти произведения тоже отличались и от григорианских песнопений, и от произведений Хильдегарды Бингенской, современницы Абеляра. Различие наблюдалось не только в их диапазоне (как в случае Хильдегарды) – разница заключалась в структуре: длинные фразы в них разбивались на несколько более мелких, и эти фразы ритмически словно цеплялись друг за друга. Продолжительные плачи Абеляра вовсе не кажутся бесформенными: они как будто выстроены из небольших блоков. Минимум распевов, максимум текста и запоминающихся попевок – все это выделяет плачи Абеляра на фоне литургической и паралитургической музыки XII века.
Современные исследователи с большей или меньшей вероятностью предполагают, что Абеляр является автором еще нескольких известных произведений, в первую очередь секвенции Virgines Castae. Еще одна секвенция – Epithalamica – написана либо Абеляром, либо Элоизой (да, она тоже, вероятно, была композитором!). Некоторые медиевисты, основываясь на особенностях лексики писем Элоизы (написанных на прекрасной латыни с узнаваемыми индивидуальными интонациями), полагают, что ей также принадлежит авторство еще одной песни, сохранившейся в знаменитом сборнике Carmina Burana – Virent prata hiemata.
Две цитаты, вынесенные в эпиграф главы, говорят о том, что Абеляр писал и любовную музыку, полностью светскую. Да еще такую, что она пользовалась популярностью в разных землях. Если его музыка была столь известна, то, вероятно, она могла быть записана, а записи могли сохраниться и до наших дней. Но где их искать?
Первым ключом, видимо, могут послужить слова Элоизы: «…сладость твоих мелодий не позволяла забыть тебя даже необразованным людям». В оригинале письма используется слово