Мне хотелось бы закончить ответ на ваш вопрос. Поскольку я уже упомянула о своем фортепианном дипломе, скажу еще, что мне всегда было скучно с классической гармонией. Честно говоря, я люблю классическую эпоху. Но больше всего мне нравилось играть импрессионистов и современную музыку. Через несколько лет я поняла, почему: потому что в этом была какая-то модальность. Я любила лады. Мне нравилось что-то, что было далеко от мажора-минора. Далекое, то есть, конечно, все еще хорошо темперированное, но как бы уходящее от того, чем нас всех бомбардирует каждый день поп-музыка, например.
Я очень охотно играла современные миниатюры, например мазурки Кароля Шимановского[169], потому что люблю эти вещи. Это, конечно, немного фольклорно, но модально. Так что я знаю, как с этим работать. Мне никогда не бывает скучно. А затем ранняя полифония и еще рассказывание историй. Я думаю, это – три основных элемента, которые привлекли меня когда-то в средневековой музыке.
ДР: Что привлекает вас в средневековой музыке сейчас?
АББ: Согласованность, последовательность программ. Исполнения могут быть очень разными. Я очень даже за плюрализм в наших интерпретациях при соблюдении некоторых правил. Это не ново, потому что я принадлежу к пуристам. Конечно, в средневековой музыке невозможно быть настоящим пуристом, потому что мы всегда что-то изобретаем. Мы всегда что-то добавляем, перечитываем, перерабатываем или реконструируем – и в этом всегда есть знаки вопроса. Но я думаю о последовательных, согласованных внутри себя программах в том смысле, что в них есть какая-то история. Потому что наши программы сейчас, как правило, немного фальшивы, мы не вспоминаем о реальности. Нет литургических программ, которые были бы настоящими; это все фальшивка, часть концертной жизни[170]. Поэтому я хочу услышать немного истории, я хочу увидеть последовательные источники, я хочу чему-то научиться и получить что-то от этих программ, кроме, надеюсь, эстетического удовольствия.
Я до сих пор вижу, что существует очень много программ, в которых не хватает знаний или они просто составлены небрежно. Или кто-то просто не потрудился найти гораздо более стабильный источник, который был, к тому же, легко доступен. Я совершенно поражена тем, что в наше время все еще существуют программы типа «Хорошо, давайте споем немного Хильдегарды[171], потом песню трубадура, потом что-нибудь из Buxheimer Orgelbuch, а в конце, возможно, немного Дюфаи». Groch z kapustą, как мы говорим по-польски [горох с капустой – это чистый хаос. – Д. Р.].
Я знаю, что обычному слушателю, скорее всего, будет все равно. Но мне это кажется предательством наших представлений о том, как надо просвещать людей. Потому что… как бы это сказать? Если мы позаботимся о составлении программы, люди заметят небольшие различия. Вначале они могут подумать, что все одинаково, будь то Хильдегарда или Дюфаи. Я слышала мнения, что это одно и то же. Но это совершенно не так. Если мы позаботимся об этом – а как музыканты, обучающиеся старинной музыке, я думаю, мы обязаны это сделать, – слушатель просто сможет развить для себя более тонкую настройку на эту музыку, более тонкую слуховую способность, и он начнет различать и получать гораздо большее удовольствия от того, что мы делаем.
Второе, на что я обращаю внимание, слушая концерты сегодня или компакт-диски, но в основном концерты, – это искренность исполнителя, особенно певца, потому что это больше всего бросается в глаза. Но это справедливо и для инструменталистов. Вы сразу почувствуете, если спето или сыграно фальшиво, претенциозно или сделано только для того, чтобы произвести впечатление. Должен быть баланс между подготовкой и пониманием материала, и тогда исполнение будет захватывающим и не чрезмерным. Эта музыка не предназначена для того, чтобы только произвести какое-то внешнее впечатление.
ДР: Как вы выбираете музыку для исполнения? Что для вас в ней наиболее важно?
АББ: Это сложный вопрос. Я всегда отвечаю за программу, выбор произведений, источники и все остальное, но довольно часто случается так, что я получаю запрос на диск или концерт – и тогда какая-то институция, музей или директор фестиваля хотят то-то и то-то. Иногда, когда у нас есть концерт и известна дата, я пытаюсь предложить что-то соответствующее литургическому сезону. Так, например, для меня проблематично спеть Miracula Программа, посвященная святому Николаю, день памяти которого приходится на декабрь. в августе.
ДР: Это понятно, но в этом случае просто количество произведений сужается с нескольких тысяч до сотен, и только десяток из них может уместиться в концертной программе.
АББ: Ладно, если у меня такой ограниченный выбор, я бы остановилась на качестве произведений, которые могут быть разными в средневековом репертуаре. Например, Филипп Канцлер всегда хорош. Я к тому, что есть композиторы, которые не без оснований вошли в историю музыки.
Потом, если репертуар подходит нашим голосам, нашим инструментам, если я могу составить из него программу и если он достаточно разнообразен, то это и есть мой компромисс на сегодняшний день. Не важно, два ли у меня человека или это мое соло-выступление, где звучит только мой голос, колесная лира и арфа, – я все равно должна сделать его разнообразным. Так что, используя разные типы голосов, играя на разных инструментах, мы просто пытаемся заполнить тот час, который может уделить нам современный слушатель. Да, для меня основными критериями будут качество и разнообразие.
ДР: Что значит качество для вас? Как произведение может вас убедить в том, что оно качественное?
АББ: Это всегда сочетание текста и музыки. То есть, прежде всего стихотворение должно быть хорошим. Мне кажется, я могу это понять, поскольку я всегда начинаю с текстов, потому что я певица и должна сначала проанализировать поэтическую текстуру. Так что дело не в пленительной мелодии и не в том, что она мне нравится. Если текст откровенно плох, я не смогу с ним ничего сделать. К счастью, такое случается крайне редко. Итак, текст, его эмоциональное и драматическое содержание, его структура и замысел поэта – это то, что я могу использовать в концерте и донести до публики. Разумеется, в своем переложении.
После этого у меня появляется представление о музыке. Но почему-то в музыке у меня никогда нет сомнений, а вот с текстами наоборот. Это зависит от поэта, они в основном анонимны. Потом я думаю о том, могу ли я это аранжировать, могу ли представить, что может привнести инструмент в те моменты, когда я не пою, то есть интерлюдии, прелюдии или своего рода комментарии – инструментальную часть, если она необходима. Но это уже как бы третья или четвертая проблема, главное – качество текста.
ДР: Вы предвосхищаете мой следующий вопрос. Он касается использования инструментов. Как именно вы решаете строить инструментальное сопровождение? Какими принципами вы руководствуетесь?
АББ: Это довольно просто, потому что я аккомпанирую себе на арфе и немного на колесной лире. Я никогда не покупала ни органетто, ни клавицитериум, потому что я просто не в состоянии сама их носить. Я также не могу иметь слишком много инструментов. Мне было бы очень удобно играть на клавишных инструментах – мне это очень легко как бывшему профессионально подготовленному пианисту. Честно говоря, мне не кажется, что то, что сегодня считается средневековой виртуозной игрой на клавишных и подобных инструментах, – это вообще виртуозная игра, потому что инструментально это довольно простые вещи. И я очень, очень сдержанно отношусь к выражениям вроде «виртуозная музыка XV века», ведь это, извините, просто произведения в ладу ре, и вы бегаете быстро пальцами по ладу и можете достичь в этом феноменальной скорости, потому что все легко ложится под пальцы.
Подготовка же осмысленного аккомпанемента означает работу с ладовой иерархией. Мы должны понимать, в каком ладу исполняется произведение и как именно это произведение ведет себя в этом ладу. Еще нужно понимать особенности мелодических мотивов – что можно с ними делать, что можно подчеркнуть, как сплести тонкий ковер аккомпанемента под певческой линией, как сплести фактуру для акцентирования слова. Для меня человек, который делает это великолепно – великолепно, великолепно! – это Батист Ромэн, который понимает каждое произведение с самого начала, его текстуальные и звуковые особенности, и может действительно передать великолепный импровизированный аккомпанемент, который всегда разный и удивительный. Всегда удивительно красивый. Петь с Батистом – это всегда приключение, потому что ты никогда не знаешь, чего ожидать. Это очень увлекательно.
Я не говорю сейчас о григорианике. Иногда мы берем на себя некоторую свободу, аккомпанируя секвенциям, которые, конечно, тоже являются литургическими. Но в концерте я использую их как рассказ о святом или о празднике, потому что, помимо всего, это еще и истории. Но в литургии они бы не сопровождались, просто я как бы раздвигаю эти филологические границы…
ДР: То есть вы относитесь к ним как к жестам[172], а исполнение жест могло сопровождаться виелой, у нас есть свидетельства.
АББ: Именно. Речь идет о том, чтобы рассказать историю о жизни святого, о его чудесах, и хотя секвенция – это литургический жанр, я не использую его в литургии. Так что мы в этом случае занимаемся чем-то пограничным.
ДР: Допустим, у вас есть современная мелодия, а вас просят переделать ее на средневековый лад. Что бы вы сделали?
АББ: Попросила бы своих друзей из Medievallica