– У нее сотрясение мозга?
– Она едва соображает, где находится.
– Звучит серьезно. А в какой она части Уэльса?
– В Фишгарде, – сказала я.
– Фишгард? Не знал, что там занимаются серфингом.
– Еще как занимаются.
– Жаль, Солас, что не смогу доставить тебя до места. Но, когда приедем на стоянку в Кармартене, я, наверное, смогу договориться с кем-то из наших ребят, и тебя подбросят. Если хочешь. Некоторые парни едут туда на паромы.
– На паромы? В Ирландию?
– Да.
– Было бы здорово, Фил. – Мне действительно повезло. Фишгард? Паромы? Ирландия? Я не могла поверить, что остаток пути лежит на блюдечке. – Спасибо и все такое, – проворковала я.
Фил кивнул. Я снова уставилась на белые разделительные полосы, улыбаясь от уха до уха.
– А что у тебя в грузовике? – спросила я немного погодя.
Майко говорил, что дальнобойщики обычно подсаживают пассажиров, потому что им одиноко в дороге, и ты расплачиваешься тем, что развлекаешь их.
Фил оскалился, словно позировал перед камерой.
– Сыр, – ответил он. У меня заурчало в животе. Я обожаю сыр. – Шесть тысяч килограммов твердого сыра, Солас. И можешь себе представить? Ты попала к единственному веганскому дальнобойщику во всей чертовой Британии.
Ну что на это скажешь? Фил вздохнул, словно веганство – это трагедия, и погрузился в свою грустную веганскую мечту, приклеившись взглядом к дороге. Миля за милей исчезали под колесами его грузовика под бессвязную болтовню радио. Веганы не едят ни мясного, ни молочного, и будь я веганом, тоже, наверное, грустила бы. Мы проезжали мимо пабов, закусочных и живых изгородей. Я смотрела на дорожные знаки и не понимала, что они означают, хотя пыталась вникнуть. Попадалось множество знаков в форме леденцов, иногда с тремя полосками, иногда с двумя, а то и с одной. Вскоре я увидела длинный холм, покрытый желтым, и от него исходил резкий запах, как от горчицы.
Мы снова въехали на скоростной участок, и колеса быстрее покатились по гладкому шоссе.
По радио зазвучала песня, и Фил прибавил звук.
– Моя любимая, – сказал он. – «Жестокая Кэти, бродячее сокровище».
Я ожидала услышать старую добрую попсу, но вместо этого певица с трудом, как будто ее душила анаконда, выдавливала из себя слова, казавшиеся мне полной бессмыслицей.
Ах, будь я там, где быть хочу,
Была бы там, где нет меня…
От этих завываний у меня голова пошла кругом. Ветер трепал листья на деревьях, и они покрывались серебристой рябью. «Иду через леса я…» Посреди луга стояло дерево без листьев. Мертвое, голое и печальное. «Болота с комарами…» – подпевал Фил пронзительным голосом, и мне хотелось заткнуть уши ватой, потому что дуэт задушенной и Фила звучал полной катастрофой. «Пока не исполнится сердца желание…»
Я кривила рот в ухмылке, пока эти двое завывали, как бездомные собаки.
Песня закончилась, и пейзаж за окном изменился. Впереди маячил дорожный щит с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГЛОСТЕРШИР». Фил выключил радио.
– Вот это я называю настоящей песней, – сказал он.
– Еще бы.
– Кантри – мой любимый стиль. А у тебя какой?
– Я скорее рокер, Фил.
– Рокер?
– Да. Ударные, электрогитары и все такое. Ну, понимаешь.
Вдали виднелись холмы, и церковный шпиль торчал, как шляпа ведьмы. Потом мы целую вечность тащились вдоль каменной стены, и она закончилась шикарным арочным въездом с воротами, перилами и старинным особняком со стрельчатыми окнами. Я догадалась, что мы проезжаем какое-то снобистское поместье наподобие того, где жил мистер Рочестер из «Джейн Эйр». Потом показалась вывеска «Клубника тут», и я увидела припаркованный на обочине фургон и рядом столик, заставленный коробками с ярко-красными ягодами. Мой желудок застонал, исходя слюной, и я снова вспомнила, что у меня сегодня день рождения.
11 июня. Остролист с зелеными листьями и колючками, но без ягод.
Клубника всегда напоминает мне о моем дне рождения. Дома мы записывали все дни рождения детей – и Майко тоже – в настенный календарь, чтобы никого не забыть. Именинник сам выбирал десерт, и я всегда заказывала клубнику со сливками. Мне поручали расставлять свечки на торте, только на торте для Майко каждый год их стояло 23 штуки, как он просил.
Я думала сказать Филу, что сегодня мой день рождения, но тогда бы он поинтересовался, сколько мне лет, а мне не хотелось вдаваться в подробности.
– Можем остановиться и перекусить на следующей заправке, – вздохнул Фил.
– Похоже, ты не любитель поесть, – заметила я.
– В дороге я ем только бобы на тостах с помидорами.
– А разве веганам нельзя жареную картошку?
Он замотал головой.
– В девяти случаях из десяти они на том же масле жарят и сосиски.
Мой желудок скорчился при мысли о сосисках.
Мы проехали сквозь туннель из деревьев, а потом дорога спустилась под горку, и я увидела знак сервиса с автозаправкой и закусочной. Фил припарковался на стоянке для грузовиков. Он открыл небольшое отделение рядом с коробкой передач, где лежали фунтовые монеты, мелочь и несколько небрежно брошенных банкнот. Он взял пару бумажек.
– Хочешь пойти или останешься здесь? – спросил он.
Я накручивала на палец прядь волос.
– Ты голодна, Солас?
– Думаю, могла бы убить за сосиску, – призналась я.
– Ты не сможешь, – сказал Фил и улыбнулся. Его лицо сморщилось, как будто выглянуло солнце. – Сосиска уже мертвая, как ты понимаешь.
Я улыбнулась в ответ.
– Пожалуй.
– Но я куплю тебе, если хочешь, – сказал Фил. – Пойдем.
И мы направились в закусочную – веганский дальнобойщик и няшка Солас, самая странная пара, когда-либо выходившая из фуры, груженной сыром.
27. День рождения
Никогда я не видела в одном месте столько здоровяков с пивными животами и татуировками – тех самых дальнобойщиков, какими их обычно и представляют. Фил казался на их фоне былинкой, а его сандалии выглядели странно, потому что остальные носили кроссовки. Все вытаращились на меня, когда я вплыла в мятно-розовых облаках, выглядывающих из-под кофты на молнии, и зацокала каблуками по линолеуму.
Фил заказал еду. Он предложил мне яичницу, но я объяснила, что мы с яйцом не дружим. Я заняла столик в дальнем углу, у стены грязно-сливочного цвета, и Фил принес мне тарелку с двумя сосисками и двумя тостами. Я заглотнула их, как голодная собака, и с тоской посмотрела на солоноватый сок, оставшийся на тарелке, которую так хотелось облизать. Фил купил мне и дымящуюся чашку чая с молоком. Я насыпала сахара и выпила, чувствуя приятное покалывание в пальцах и голове. Первая чашка чая в моей жизни, и как же она хороша.
Фил все еще давился печеными бобами, запивая их черным чаем, когда я управилась с едой.
– Спасибо тебе, Фил, – сказала я. – Это было великолепно.
Фил подул на чай.
– Никогда не видел, чтобы сосиска исчезала с такой скоростью.
– А как бобы?
– Они везде одинаковые.
– Тебе не надоедает питаться бобами?
– Иногда.
– Давно ты вегетарианец, Фил?
– С прошлого года.
– Что заставило тебя отказаться от мяса?
– Тогда я отказался от молока. А с мясом покончил еще раньше, когда был маленьким.
– Почему?
Фил смотрел на последний боб, как на уплывающую надежду.
– Как-то на каникулах отец привез меня на овечий рынок. Место называлось Неделя Святой Марии. Продавая овец на убой, они пробивали несчастным дырки в ухе размером с монету.
– Жесть.
– Да. Кровь стекала по уху и шее, и овцы блеяли, как будто страдали от пыток. – Фил достал пачку табака и скрутил сигарету. – После этого я на мясо смотреть не могу.
Я уставилась на него. Никогда бы не подумала, что он курит. Он достал из кармана зажигалку.
– А стать веганом, – сказал он, закуривая, – я решил ради собственного здоровья.
Он затянулся и нахмурился, как будто ему не понравился вкус. Что неудивительно: сигарета была такой тощей, вялой и вонючей.
– Хочешь закурить?
Дым отдавал горечью. По правде говоря, я не курила уже несколько месяцев по причине безденежья. Щелк-щелк, застучали в голове садовые ножницы Рэя.
– Не-а, – сказала я. – Спасибо, но я бросила.
– Да?
– Ага. Это как ты и сыр. Ради собственного здоровья.
Фил хлопнул себя по бедру, как будто я его раскусила. Морщинки смеха вернулись на лицо, и карие глаза блеснули.
Я подалась вперед. Мой день рождения болтался в голове воздушным шариком, и я чувствовала, что, если не расскажу о нем, он просто лопнет.
– Слушай, Фил. Могу я доверить тебе один секрет?
– Если хочешь.
– У меня сегодня день рождения.
– Что? Сегодня? Почему ты сразу не сказала?
– Ну, знаешь, мама болеет, и у меня вещи украли, я совсем забыла.
– Сколько тебе исполнилось, Солас?
Я подмигнула.
– Это великая тайна. – Я перевела взгляд на свои ногти и обнаружила, что порядком их изгрызла. – Я старше, чем выгляжу.
Фил затушил кривой окурок.
– Давай тогда выпьем еще чаю, отпразднуем, – предложил он и направился к прилавку, а вернулся не только с чаем, но и с кусочком клубничного чизкейка.
– О, Фил. Не стоило. Но это мой любимый.
– Я просил свечи, но у них не оказалось.
– Я притворюсь, будто они горят. – Я закрыла глаза и загадала желание, но говорить о нем нельзя, иначе не сбудется. Потом я открыла глаза и задула воображаемые свечи, а Фил захлопал в ладоши, как будто я задула все сразу, и громко пропел «С днем рожденья тебя». И вдруг весь зал взорвался аплодисментами, и от удовольствия у меня пылали щеки, а улыбка растянулась до ушей.
– Хочешь немного? – спросила я, отламывая чизкейк.
– Не могу, – сказал Фил. – Я же веган, ты забыла?
– Даже клубничку сверху не съешь?
Фил взялся скатывать еще одну самокрутку.
– Их всего три, Солас, – улыбнулся он. – И на всех написано твое имя.