– Эй, собака, – позвала я этого валлийского пса, который показался мне таким же сумасшедшим ирландцем. – Спокойно, сидеть. – Я погладила псину по голове, почесала подбородок, а потом она перевернулась и подставила живот в знак доверия. Я заметила у нее соски, и это означало, что передо мной сука. Я потерла ей живот, и дождь усилился. – Как тебя зовут, девочка? – ласково спросила я. – Может быть, Розабель?
Собака вдруг вскочила, словно услышала беззвучный свист. Она склонила голову набок и убежала. Я посмотрела ей вслед, вздыхая.
Чем не история моей жизни?
Парик намокал, и мне ничего не оставалось, кроме как снять его. Вокруг никого не было, поэтому я спрятала его в «ящерку» и поковыляла по улице на каблуках.
Я прошла мимо паба с настежь открытой дверью. Из всех посетителей там был только усталый старик. Он сгорбился над стойкой бара, как нежить, молча уставившись в свою пинту, как будто в пене шел плаксивый фильм. Морщины покрывали его лицо, отчего оно напоминало смятую бумагу. Бармена не было видно. Я чуть было не зашла внутрь, но вспомнила, что без парика выгляжу несовершеннолетней, а это чревато неприятностями. Как пить дать, загремлю в участок. Поэтому я побрела дальше по тротуару, все больше похожему на плоскую могилу. Босоножки опять повисли капканами на ногах. Впереди нарисовалась автобусная остановка, и я зашла туда и переобулась в кроссовки. Они еще не просохли, но все равно это лучше, чем каблуки. Я огляделась по сторонам. Хоть это укрытие и выглядело как автобусная остановка, не думайте, что там висело расписание автобусов. И про скамейку тоже забудьте. Кусок жвачки, прилепленный к стеклу – это да. Но вот, собственно, и все.
Может быть, это автобусная остановка, где никогда не останавливаются автобусы.
Может быть, дождь никогда не прекратится.
Может быть, я зашла в тупик.
Может быть, я достигла конца мира.
Я прислонилась к стеклу и смотрела на дождь, поливающий стекло снаружи. Время шло.
Ни автобусов, ни машин, ни людей. Только карканье ворон, моросящий дождь и призраки, снующие между деревьями.
36. Угонщицы
Я пнула ногой стенку автобусной остановки, вложив в этот удар всю свою злость. В окне дома через дорогу дернулась занавеска. Меня так и подмывало запустить кирпичом в стекло, потому что эти могиты, выглядывающие из-за занавесок, самые противные. Я никогда не опущусь до этого, потому что прежде покончу с собой.
Но по крайней мере, подергивание занавески означало, что где-то здесь теплится жизнь. Проклятие города-призрака разрушено. И тут ко мне с другого конца улицы бросилась женщина – моложавая, полумогит. Тучи дождя как будто гнались за ней. Как же я обрадовалась, увидев ее. Она определенно была живая. Могита в ней выдавал лишь кардиган поверх уродливого голубого платья, но ее немогитская половинка гарцевала на каблуках посреди дороги, как будто там никогда не ездили машины, и на пальцах болталась связка ключей. Через плечо была перекинута сумочка.
– Эй! – позвала я. – Здесь вообще ходят автобусы?
Я думала, мой вопрос повиснет в воздухе, но она остановилась и посмотрела в мою сторону.
– Последний автобус ушел час назад, – чуть задыхаясь, но так же нараспев, как и байкер, произнесла она. Это по-валлийски. Не по-ирландски, но близко. – Тебе не повезло, – добавила она.
– О. Отлично.
– Куда это ты собралась? – спросила она. – Уже темнеет.
– Я не знала, что автобусы так рано заканчивают, – сказала я. – Мама будет в ярости.
– Куда тебе ехать?
Я показала на дорогу, в том направлении, куда она бежала, и нахмурилась, как ребенок, когда он пытается заплакать, но забыл, как это делается. На самом деле я не плакала, как вы понимаете. Просто хотела попытать удачу – вдруг меня подвезут?
– Я еду в Кармартен, если тебе это поможет, – сказала она.
– Кармартен? – Вот где я могла оказаться несколько часов назад, если бы осталась с Филом.
– Я там работаю. Тебе по пути?
– Да, конечно. Мы там живем, мама и я. В Кармартене.
– В каком районе?
Я сморгнула крокодиловы слезы.
– Недалеко от центра? – взвизгнула я.
– Я работаю в больнице. – Она похлопала рукой по платью, и я догадалась, что она медсестра. – Я подброшу тебя до автобусной станции. А иначе не представляю, как ты доберешься домой. Но поторопись. Я опаздываю.
– Да, спасибо.
Я побежала следом за ней по улице, к тому месту, где была припаркована ее машина – маленькая, словно игрушечная. Казалось, если в нее залезут два человека, она развалится на части. Женщина перебросила на заднее сиденье какие-то бумаги и свитер, чтобы освободить пассажирское кресло, и мы забрались внутрь. После грузовиков я почувствовала себя сидящей на земле, а после мотоцикла – запертой в коробке, но зато в этой коробке пахло свежими цветами. Это был запах ее духов, таких же, как у мамы. Как будто мама тоже сидела в машине, только невидимая.
Медсестра включила зажигание и выехала с парковки, одновременно пристегиваясь ремнем безопасности.
– И что же ты делала в Лландейло? – спросила она.
– Была в гостях, – сказала я. И добавила: – У моей подруги Холли. Сегодня у нее день рождения.
– Неужели ее родители не могли отвезти тебя обратно, в такой поздний час?
– У них машина сломалась. Иначе непременно отвезли бы.
– Может, тебе стоило остаться? На ночной девичник? Разве не этим вы, девчонки, увлекаетесь сегодня?
– Иногда. Но не среди недели.
Я говорила так, будто дока в этом деле, но никто ни разу не приглашал меня на ночной девичник, и не могло быть и речи о том, чтобы я пригласила кого-нибудь в Темплтон-хаус. Думаю, я могла бы попытаться пригласить Каруну к Олдриджам, но Каруна а) грубая, б) психопатка, и в) Фиона упала бы в обморок при виде ее кроваво-оранжевых ногтей.
– Значит, тебе нравится в школе?
– Да, нормально.
– Ты не из Уэльса, не так ли?
– Нет. Моя мама ирландка. Но раньше мы жили в Лондоне.
– В Лондоне? В каком месте? Я училась в Лондоне.
– Мы жили неподалеку от «Хэрродс». В квартире. Мама водила меня туда смотреть на всякие красивые вещи.
– Повезло тебе. Я на свою зарплату медсестры не могу себе позволить даже посмотреть.
– У них бывают хорошие скидки, – авторитетно сказала я. – В период распродаж. – Я погладила «ящерку». – Вот, мне мама там купила. Считай, даром. Как жемчуг для ныряльщика.
– Жемчуг для ныряльщика?
– Пятерку отдала. Ну, это у кокни такая присказка.
Женщина засмеялась и бросила взгляд на «ящерку».
– Очень милая вещица. Выгодная покупка. Кстати, меня зовут Шан.
– Шан? – Прозвучало как «шарн», и я почему-то подумала о зеленых холмах и белых ягнятах. – Красивое.
– Все почему-то думают, что это ирландское имя, но на самом деле валлийское. А тебя как зовут?
– Солас.
– Солас? Вот это действительно красиво. Откуда оно?
– Меня мама так назвала. У нее был сыночек. Дэнни-бой. Но он трагически погиб. Попал под грузовик, когда ему было пять лет. Вскоре я родилась, и мама сказала, что это единственное, что у нее осталось после того, как она все потеряла. Даже надежду.
Шан вздохнула.
– Какая печальная история. Очень печальная.
Мы миновали болотисто-зеленые поля, над которыми с одной стороны зависали сбившиеся в кучку облака, а дальше простиралось темное фиолетово-синее небо. Шан опустила ногу на педаль, и машина взбрыкнула, как скаковая лошадь, которую только что вывели из стойла. Мы проехали мимо дорожного знака с нарисованной старомодной камерой, и Шан резко затормозила. Автомобиль рыгнул и снизил скорость.
– Йо-хо-хо, – пропела она. – Вечно забываю про эти камеры. Не смейся надо мной, Солас. Я самая нетерпеливая медсестра в мире. Мои пациенты хватаются за сердце, когда видят, как я гоняю с тележкой с лекарствами. Слава богу, никто не умер.
Я засмеялась, представляя себе гладкие белые полы больницы, по которым носится Шан, перепрыгивая через чьи-то тапочки.
Вскоре мы наткнулись на другой знак:
Кармартен
Старейший город Уэльса
– Мы проскочили самый ливень, – сказала Шан.
Белые дома с серыми крышами, совсем не старые, ползли вверх по холму. В центре города возвышалась мрачная башня, напомнившая мне те, что виднелись с высоты нашего дома, только окна у нее были грязные и темные, а не серебристые.
– Как давно вы здесь живете? – спросила Шан.
– Около года.
– Тебе нравится Кармартен?
В этом тусклом свете он мог понравиться, наверное, только безумцу. Я видела автостоянки и поместья, и темная башня парила над всем этим, как злой дух из фантастического мира орков и эльфов. Но когда тебя подвозят на машине, нельзя забывать о вежливости.
– При правильном освещении все довольно-таки неплохо, – сказала я.
Шан рассмеялась.
– Впервые слышу, чтобы Кармартен так описывали, – сказала она. – Если хочешь знать мое мнение, то это помойка. При любом освещении.
– Вот и мама так говорит. Она считает, что это хуже, чем святой день обязательства.
– Что такое святой день обязательства?
– Это католическая традиция. Ирландская. День, когда ты, если не ходишь в церковь, попадаешь в ад.
– Звучит ужасно.
– Да. Мама так говорит обо всем, что ей не нравится. Лифты. Гром и молния. Лондон. И ее бывшие бойфренды.
– Обязательно скажу это своему парню в следующий раз, когда он что-нибудь отчебучит. – Шан хихикнула, и я присоединилась.
И вдруг мы так расхохотались, что не могли остановиться. Мама как будто сидела сзади, окутанная цветочным ароматом духов, и мы все набились в угнанный автомобиль, за рулем которого сидела Шан, и три сумасшедшие плохие девчонки – Солас, Шан и миссис Бриджет Хоган – мчались по разрушенному миру в мультяшной машинке, заливаясь хохотом среди руин.
Я могла бы ехать с Шан в этой машине весь день и всю ночь, но вскоре мы притормозили возле автобусной остановки.