Когда эта волна схлынула, обнаружилось, что мой муж, отец Феди, куда-то подевался и с нами не живет. Еще через полгода, отправив ребенка в санаторий, я наконец нашла время поинтересоваться у него, что случилось. Он смущенно объяснил, что как-то не видит во всем этом своего места, и уверил меня, что алименты и впредь будет платить исправно, приходить иногда, когда Федя здоров, поиграть и вообще, если мне что нужно… Я его поблагодарила, и мы расстались, в общем-то, друзьями.
И вот, возвращаясь к началу нашего разговора, – вы уже понимаете, что я сделала дальше? Отца у меня никогда не было (мать растила нас с сестрой одна), мужа фактически тоже (я забеременела за два месяца до свадьбы), и я сделала из жалобного мальчика мужчину моей жизни, научилась получать от этого удовольствие и теперь просто гроблю все его отношения, чтобы не остаться одной. Вы спро́сите: не сопротивлялся ли он? Я отвечу: если и сопротивлялся, то очень слабо. Мы понимаем друг друга с полуслова, кто его еще так поймет? Я знаю все его прихоти и мельчайшие привычки. Все слабости, в том числе и стыдные. Он знает мои. Мы готовы друг друга понимать и прощать. Кто еще готов? Не только для меня, но и для него? В четырнадцать лет у него была медицинская карточка в пяти томах. Участковый терапевт сказала мне: он по крайней мере частично болеет от вашей гиперопеки, вам для вашей самореализации нужен больной подросток, если он станет здоровым, он сразу же от вас уйдет в свою собственную жизнь, а вы этого не хотите. Но ведь надо и о нем подумать, сходите к психологу. Я пошла к главврачу и устроила скандал. Нам дали другого врача. Но к вам мы все-таки пришли. Вы сказали: отпустите его, и посмотрим, кто был прав. Такой эксперимент. Я вам сказала: пусть другие, у кого сыновей много, экспериментируют.
Она так четко, остро, не отвлекаясь, с таким безжалостным к себе сарказмом все это излагала, что мне просто завидно стало: многие ли так сами про себя умеют формулировать?
– Когда же вы все это поняли? – спросила я.
– Когда Феде исполнилось двадцать четыре. Он закончил институт, начал работать и влюбился в молодую женщину с ребенком (девочки с косичками его никогда, по понятным причинам, не интересовали). Познакомил меня с ней. Я сказала: она прекрасная, умная и добрая, но ты же понимаешь лучше всех – для матери ее ребенок всегда будет на первом месте. Если ты к этому готов – вперед. Но сначала убедись, проэкспериментируй (в тот момент я мысленно послала вам привет): сунься внутрь их отношений и посмотри, что будет, кого она выберет и как ты к этому отнесешься. Через некоторое время он сказал: мама, ты, как всегда, была права.
А я вдруг как-то все сразу увидела, испугалась и даже ездила к ней разговаривать, пыталась восстановить их отношения. Она сказала: нет, спасибо, Федор чуткий и внимательный, но я думала, он взрослый мужчина, а он – маменькин сынок.
И тогда я уехала сразу на полгода…
– Правда?! – несказанно удивилась я и по случаю решила выяснить. – А кто же вы по специальности-то?
– Бухгалтер. Очень хороший. Потому что очень люблю свою работу.
– Понятно.
– Федя без меня начал болеть. Ужасно, без дураков, по-настоящему. Я вернулась, стала за ним ухаживать, и все опять наладилось. Он сказал: ну, значит, мама, такая судьба. Нам ведь хорошо, правда? Все равно лучше тебя меня никто не знает, да ведь и тебе кто-то помогать должен. А я-то понимаю, что никакая это не судьба, и я все сама, своими руками сделала, затаскала сына практически до смерти, как того хомячка в раннем детстве. Но что же мне теперь делать-то?
– Вы никогда не проходили тесты на интеллект? – спросила я.
– Нет, – изумилась она. Рассказав свою историю, явно ожидала чего-то кардинально другого. – А при чем тут…
– В следующий раз мы с этого начнем.
Она ушла совершенно сбитая с толку. А мне того и надо было.
Общий коэффициент интеллекта у нее получился 146.
– Это очень много. У меня меньше, – честно сказала я.
– Да? – она смущенно и польщенно улыбнулась. – И что же мне теперь с этим делать?
– Если два умных человека, четко понимающих, что к чему, обсудят происходящее, – я улыбнулась в ответ, – что-нибудь да выйдет. Я уверена.
«Федя, дорогой, что-то мы скучновато живем», – с таким девизом она вышла на тропу войны со своим прошлым.
Федя предлагал сначала кошку, потом собаку, потом поездку на пароме «Принцесса Анастасия». Она сказала, что ей хочется в Латинскую Америку. Стали копить деньги. Но она все равно захандрила: в нашей жизни нет движения. Федя сначала забеспокоился, потом запаниковал: мама, что для тебя сделать?!
– Сходи вот к психологу, поговори, у меня с ней вроде неплохие отношения сложились, но сейчас никого видеть не хочется…
– Федор, сейчас все в ваших руках, – сказала я. – Мать уже совершила все, что могла, – и находки, и ошибки. Теперь ваша очередь вести семейный корабль, вы – капитан.
– А… а куда вести? – чуть запинаясь, спросил молодой человек, не возражая по существу.
– Я, конечно, не знаю всех ваших нюансов, но думаю, что, действуя хрестоматийно, вы не очень ошибетесь, – предположила я. – Ведь, в конце концов, вы с матерью – довольно традиционные люди…
– Да, да, мы традиционные, вполне, – закивал головой Федя. – Но мы не могли бы обсудить это чуть-чуть подробнее? Мама говорила, что я… что с вами…
– Ну разумеется, мы можем обсудить! – воскликнула я.
Сначала все предложения с сайта знакомств, на котором он разместил анкету, Федя обсуждал с мамой («Ну, она же должна и тебе понравиться»). Потом она сказала, что он мужчина и должен решать сам. Он согласился и решил. В результате у моей клиентки образовались два приемных внука-двойняшки (она немедленно начала ими умиляться и тут же повесила на стенку плакат «Помни про хомячка!») и невестка из Вышнего Волочка. Когда мы виделись в последний раз, Федор купил машину и начал курить, невестка работала в ее конторе и училась на заочном, внуков все по очереди водили на хоккей, а моя клиентка выглядела вполне довольной своей жизнью.
Есть женщины в Нижнем Тагиле
Случай давний, произошел где-то в начале нулевых годов. Напомнил мне о нем материал Алексея Готсданкера про депрессию.
– Я боюсь!
Женщина выглядела бодро, свежо, активно. Жертва насилия? Не похоже. Скорее всего, боится не за себя – за ребенка. Его жизнь, здоровье? Тяжелая болезнь? Нет, тоже не то, не так это выглядит. Подросток закуролесил? Вполне возможно.
– А можно конкретней? Чего вы боитесь?
– Мне даже рассказывать страшно! Сейчас я боюсь, что вы начнете на меня кричать и топать ногами…
Она обаятельно улыбнулась, и я невольно улыбнулась ей в ответ:
– На этот счет вы можете быть совершенно спокойны. Не говоря уже о моем профессионализме, я и по природе человек, совершенно не склонный к экзальтации.
– А, тогда хорошо.
Но что же она такое сделала-то? Или еще только собирается сделать?
– Я сама из Нижнего Тагила. Приехала сюда учиться, а вместо этого замуж вышла. За ленинградца, но по взаимной любви, это я сразу хочу уточнить.
Ага, это понятно. Это чтобы я не подумала, что провинциальная расчетливая девочка, у которой что-то не заладилось с учебой, решила закрепиться в Ленинграде с помощью замужества.
– Потом у меня дочка родилась и я дома сидела, не работала. А муж, он вообще-то на инженера учился, но, когда вся эта перестройка началась, он в бизнес пошел. Там всякое было, вы же понимаете. И вверх, и вниз, и даже прятались мы один раз у друзей на даче в Псковской области четыре месяца. От бандитов, вы понимаете. Он тогда хотел меня с дочкой на родину отправить, в Нижний Тагил, для безопасности, но я сказала: нет, где ты, там и я.
Самоотверженная женщина. Или боялась, что, уехав, потом так из Нижнего Тагила обратно и не выберется? И не был ли бандитом и сам ее муж?
– А потом одно дело у него как-то очень, знаете, склеилось. И дальше пошло – одно к одному, сделка за сделкой. И деньги появились, мы квартиру купили, машину, дачу. Я решила: надо еще одного ребенка, чего ж…
– А чем вы занимались все это время? Домашним хозяйством?
– Ну да. Мне это нравилось, покупать все, обставлять, ремонт даже – многие это не любят, а мне в удовольствие. Дочку в кружки водила, у нее к рисованию настоящий талант, правда, это все учителя говорят, не только я сама. Я тоже в детстве рисовала, даже в клуб у нас в Тагиле ходила, преподавательница всегда мои рисунки хвалила, но как-то у меня оно дальше не сложилось. Вот, в отделку наших квартир, наверное, тогда оно и пошло.
Квартир? Что ж, уточнение про любовь вначале было очень кстати.
– Потом у нас Артур родился. Ну, тут, мне кажется, все и началось…
– Что именно началось?
– Я сначала-то не заметила, потому что с младенцем, да и дочка внимания требует, и хозяйство… А потом вижу: начал мой муж Сергей куда-то сползать…
– Сползать?
– Ну да, не могу точнее выразиться. Вот это именно ощущение: как с горки на салазках – сначала медленно, потом все быстрее, быстрее…
– Алкоголь?
На тот момент я уже из практики знала, что это весьма распространенная проблема для бывших бизнесменов-бандитов, вышедших из круга и лишившихся привычного годами адреналина. Некоторые «переломались», другие занялись экстремальным спортом, а многие просто спились.
– И это тоже. Но это не в первую голову, однозначно, – видала я с детства, как люди вчистую спиваются у нас в Тагиле, поверьте. Это не про нас.
– А что про вас?
Она не отделяла себя от мужа, я тоже решила пока не отделять.
Дальше женщина вполне профессионально, подробно, практически слово в слово, как в уже упомянутом мною материале А. Готсданкера, описала развитие депрессии у ее мужа Сергея (желающим имеет смысл прочитать его текст, но только до фразы «жена забрала детей и ушла», потому что дальше события в этой истории развивались совсем по-другому).