– Он уже проснулся? – спросил я, сменив тему. – В письме вы говорили, что это должно произойти на этой неделе.
– Он шевелился последние несколько дней. Доктор сказал, что он должен очнуться после обеда или ночью. Их пульс приходит в норму за несколько дней до пробуждения, и состояние покоя становится похожим на сон. – Распорядитель замолчал, и между нами повисла колючая тишина. Его что-то беспокоило, но я не стал расспрашивать. Распорядители монастыря всегда напоминали мне швейцарских гвардейцев. Должно быть, в этом заключалось их призвание, и никто не хотел говорить лишний раз о маркайюк. Несколько мальчиков, сидевших на лестнице, не спускали с нас глаз.
– Сэр, есть ли какие-нибудь… – Они перевели взгляд на меня. Мальчики спрашивали о Рафаэле.
– Пока что нет, – ответил распорядитель. Затем он резко обратился ко мне: – Иногда они совсем не просыпаются. Что-то идет не так, и… – Он показал рукой на маркайюк перед лестницей и перевел взгляд на следующий этаж, на котором находилась комната с балконом, выходящим на город. Распорядитель нервничал. Нервничали все. Единственный в своем поколении Рафаэль должен был очнуться, сохранив свой разум.
– Он подает какие-то признаки этого?
– Насколько нам известно, нет, но нельзя быть уверенными. – Мужчина сглотнул. – Вы находитесь здесь по его приглашению, но вы должны знать все правила. Кто-то объяснил вам?
Я покачал головой.
Мне разрешалось трогать маркайюк, но лишь неглавной рукой. Ни при каких обстоятельствах я не должен был позволять ей трогать меня не плоской ладонью. Если маркайюк неожиданно заснет, я застряну в ее хватке, и никто не будет разбивать пальцы святыни, чтобы спасти меня. Если это могло произойти, я должен был сделать шаг назад и объяснить, почему. Если я говорил на кечуанском, я должен был использовать слова в соответствующем для их местоположения стиле. Если я не мог написать сообщение узелками, я мог обратиться за помощью к писарям. И я не должен был оставаться в комнате с маркайюк наедине. По словам распорядителя, меня собирались охранять стражи. Маркайюк были сильными и не всегда помнили об этом. Стражи должны были помочь мне, если бы произошел инцидент. Если инцидент произошел, я не должен был мстить маркайюк, если не хотел к утру оказаться четвертованным на алтаре. Мне хотелось спросить распорядителя, как часто это случалось, раз он упомянул об этом.
Наконец меня отвели в комнату. Она выглядела, как и раньше. Я не стал выходить на балкон. Рафаэль лежал там же, где я его оставил. Его одежда выглядела новой. Я почувствовал, словно прошедшие двадцать лет были петлей, которая привела меня в то же место и тот же час. Раньше монастырь казался чем-то призрачным, когда я думал о нем. Теперь призрачным казалось все остальное. Я не мог поверить, что за это время прожил больше половины своей взрослой жизни.
Управляющий принес еду и маленькую печь, чтобы я мог сварить кофе. Даже нагревшись, вода не спешила закипать. Я наблюдал, как горел уголь за стеклянной заслонкой, как вдруг заметил движение: Рафаэль проснулся. Я приготовил два кофе – один черный, другой с молоком – и сел на скамью, держа чашки на коленях. Стражи, стоявшие у дверей, встали. Только теперь, проходя мимо каменных ограждений, я заметил парящие сады. За эти годы они расширились и теперь были полны людей, замерших в ожидании. Маленькие лодки были привязаны к причалам и кольцам, и в них стояло еще больше людей. Они не могли слышать нас. До них доносился разве что звук улиц, который напомнил мне шум прилива.
Рафаэль посмотрел на меня и улыбнулся. Его лицо резко стало серьезным.
Он смотрел на меня почти полминуты. В тот яркий солнечный день свет слепил мне глаза, словно снег, поэтому он должен был увидеть, как я изменился. Его взгляд опустился на четки. Туман в его глазах не был похож на катаракту. Теперь он скорее напоминал вторые линзы – важные, потому что позволяли вынести яркий свет. В остальном Рафаэль не изменился: его краски исчезли, но он остался прежним. Я протянул ему чашку.
– Ты ведь любишь черный, верно? – сказал я.
Он рассмеялся.
Историческая справка
Клементс Маркхэм – реальный человек, и в 1860 году он действительно возглавил экспедицию в Перу, чтобы украсть деревья цинхоны. Но Меррика Тремейна не существовало. Маркхэм выбрался живым, но экспедиция закончилась провалом. Он опубликовал кечуанский словарь, переводы несколько испанских исторических хроник Перу и дневник собственных путешествий, которым я пользовалась во время написания этой книги. В итоге растения удалось вывезти человеку по имени Чарльз Леджер.
Я постаралась показать настоящий Перу. Все, что произошло после отправления экспедиции по реке в Бедлам, вымышлено. Но в основу вымысла легли существующие мифы и сказки о камнях, а также испанские записи шестнадцатого века об остатках административной системы инков. Я особенно рекомендую блестящие книги «Культура камня» (A Culture of Stone) Кэролайн Дин и «Нити повествования» (Narrative Threads) под редакцией Гэри Ортона.
Инки действительно использовали узелковое письмо. Множество изображений придворных писарей и счетоводов, читающих по узелкам, можно найти в книге «Новая хроника и хорошее управление» (Nueva Cronica y Buen Gobierno) Фелипе Гуаман Пома де Айяла. Конкистадоры уничтожили этот вид письменности, и хотя редкие примеры по-прежнему встречаются, никто больше не может читать по узелкам. Современные ученые полагают, что узелки использовались для счета или как вспомогательное средство для запоминания, но как только ты спрашиваешь об этом у любого перуанца на испанском, он тут же отвечает: да, с помощью узелков писали. Я придерживаюсь того же мнения. Люди, построившие Мачу-Пикчу, отличали магнитный полюс от географического, а еще они строили храмы, которые выдерживали землетрясения в четырнадцатом веке. Я уверена, что они вполне могли отправить письмо, написанное узелками.
Хелиган – реальное место, открытое для посетителей. История семьи Тремейнов, описанная здесь, полностью выдумана. Гарри Тремейн не встречал маркайюк в Перу (насколько мне известно), поэтому его жизнь сложилась иначе.
Благодарности
Прежде всего я хочу поблагодарить Общество писателей. Они проспонсировали мое трехмесячное обучение в языковой школе Лимы, проживание и всю поездку в Перу. Я бы не смогла поехать без их помощи, а значит, около трети этой книги была бы другой – и гораздо хуже.
Я очень благодарна языковой школе «Перувайна» в Лиме. За три месяца они вывели меня с уровня «hola» на уровень, на котором я могла обсуждать теории солнечных религий инков и многое другое. Знание испанского позволило мне пообщаться с носителями кечуанского языка – они действительно интересуются своим прошлым – и изучить массу исторических источников.
Спасибо Библиотеке Гладстона. Они предоставили мне, участнице их резидентской программы, комнату на весь февраль 2016 года, кормили меня, снабжали копиями «Иллюстрированных лондонских новостей» и следили, чтобы я изредка видела паб, а не только клавиатуру своего ноутбука. Огромная часть этой книги была написана в их кафе.
Наконец, я очень благодарна маме и папе, которые терпели меня все время, пока меня не было в Уэльсе и Перу, хотя я в одиночку увеличила суммы счетов за отопление в четыре раза. И спасибо моему брату Джейку, который умеет решать мои писательские проблемы по телефону, хотя по жизни занимается абсолютно другими вещами.
Об авторе
Наташа Полли изучала английскую литературу в Оксфордском университете. Поработав продавцом книг в «Уотерстоунс» и помощником редактора в отделах астрономии и математики в «Кембридж Юниверсити Пресс», она получила степень магистра писательского мастерства в Университете Восточной Англии. Позже она училась в Токио, где жила по стипендии Англо-японского фонда «Дайва». Теперь Полли работает приглашенным лектором в Лондонском городском университете. Ее первый роман «Часовщик с Филигранной улицы» стал международным бестселлером и лучшей книгой месяца по версии «Амазон», вошел в список книг для прочтения летом по версии «Гардиан» и в шорт-лист Премии за лучший первый роман Клуба авторов. «Утесы Бедлама» – ее второй роман. Полли живет в Бате, Англия.
@natasha_pulley