Утилизация — страница 20 из 49

Столица примет всех! Таков один из странных законов. И если раньше птица за несколько минут пресекала город из края в край, то теперь ей могли понадобиться часы. Стальная лава, окутанная тьмой, была невосстановима. И все же в какой-то момент первые ряды замерли. А за ними и следующие. Река разумных вмещающих почти три миллиарда встала. Пред крохотной линией обороны, наспех вырытой вчерашними горожанами. Где-то за укреплениями торчала статуя Сталина, привезенная на тачанке.

Мгновения тишина сменились резкими, как взмах кнута, выстрелами.

Пули рвали идущих вперед воинов. Кучность была такая что обороняющиеся получали по 2-3 уровня с одного патрона. Но что делать, если, врагов больше чем патронов в тысячи раз? Что если на место каждого убитого врага встают десятки новых? И пусть защита дарованная заемной силой Хаоса справлялась с неприрывном потоком чернильной тьмы, в который сливались все те заклятия, что маги слали на обороняющихся…

Колонна замедлилась лишь на мгновение.

Вот затарахтел пулемет буквально захлебываясь под валом тел. Вот пошли в рукопашную бойцы в буденовках и с красной пентаграммой на лбу.

Игрушечные люди умирали за идею, которую им подарили. Не создали, определив, как естественный порядок вещей, а отдали как дар другого мира. Пусть неписи и были отражением игроков, но ведь и игрокам нужен смысл своего существования. Они пели старую песню, подымаясь в рукопашную с винтовкой. Штык нож с божественным благословением резал любую броню как бумагу, усиленная реакция позволяла уклоняться от всего, что могло быть использовано как оружие. Но если было куда уклоняться. Вот и пали первые защитники, разменивая каждую жизнь на тысячу. Но этого было мало. Вот отряд неуязвимых красноармейцев другого мира ловко маневрирует, забивая проход трупами… И вот кто-то умный ломает печать на старом свитке и несколько сотен метров коридора обращаются жидкой грязью. Сама позиция не пострадала, печать надежно хранила своих адептов. Но ситуацию с болотом мог исправить только маг. А его не было.

Солдат в буденовках становится все меньше, заклятия разложения чистят проход от трупов, и вот последние два солдата рядом с Комиссаром хаоса замирают перед последним рывком. Оставшиеся солдаты уже и не солдаты вовсе, мальчишки посыльные, что удрали из города вслед за армией. Ах да, эти неписи верили, что все закончится благополучно. Остановить падающее небо? Для того кто подарил им новый смысл? Какие могут быть сомнения. После этого Филина сложно считать самым большим оптимистом в игре, ему есть куда стремиться.

Эти трое стояли на небольшом холме. Армия тьмы протиралась до горизонта. Словно и не было сейчас почти получаса изнурительного боя, а тела не заваливали проход едва ли не на пару сотен метров.

Комиссар обнажил шашку и повел своих людей в последнюю атаку. Тройка бойцов словно приобрела неуязвимость. Штыки и сабля резали не людей, они рассекали тьму. Тьма заслоняла солнце, тьма окружала их. Тьма не могла коснуться бойцов идущих в последнюю атаку. Но вот снова сломана старая печать и кто то умный вытягивает весь воздух из участка коридора. Сердце бойцов бьется через раз. Живых врагов не осталось, но марионетки тьмы успешно справляются с этой ролью. Но им не нужен воздух. Вот один из бойцов пошатнулся и в идеальной защите появилась первая брешь. Пока царапина. Дары хаоса многогранны, и непредсказуемы, и еще они благоволят обречённым. Даже без воздуха тройка бойцов выкашивала солдат тьмы добрых пятнадцать минут. И вот один за одним пали два последних солдата. Покрытые чужой кровью с головы до ног, так и не выпустившие оружие из рук. Бывший барон был обречен. И он был счастлив. Получив чистый личностный кристалл после обретения печати, искусственный интеллект осознал возможность выбора. И в этом празднике ненависти он сам выбрал свою судьбу, сам выбрал как умереть, он был! И мир это запомнит. Выхваченный из-за пояса кинжал с хрустом вскрывает грудную клетку и толстый слой ткани. Острая железка падает на землю, а осознавший прелесть бытия барон вырывает свое собственное сердце. Пульсирующий комок горит ярким пламенем. Битва замирает.

- Что, живых не осталось? – Гулкий голос разносится эхом от стены до стены.

Тишина была ему ответом.

- Мы проиграли? Весна не наступит? Никогда? – Уже тише, с надрывом прошептал он. Кровавая пена выступила на губах.

Замер даже ветер.

- Значит… Значит мертвые, ВСТАТЬ! – Комиссар бросает свое горящее сердце к постаменту статуи и сам падает. Его губы что-то безмолвно шепчут. Несколько мгновений ничего не происходит. Сердце, коснувшееся статуи, перестает гореть и еще раз зажавшись замирает.

Легкий отблеск проходит по пентаграммам в буденовках. Почти незаметно гранитное основание статуи осыпает пеплом, и отлитый из лучшей стали, легированный адамантом Сталин делает свой первый шаг. В руках его появляется пулемет. Но не тот древний, что получила армия благословлённая хаосом. А самая современная модель, с двойным разгонным контуром, комбинированным режимом стрельбы. Вместо патронного блока была пустота, в которую и уходила лента.

Багровые силуэты поднимаются на месте павших красноармейцев. Стальной вождь народов улыбается краешком губ, закуривает невесть откуда взятую трубку и произносит всего одну фразу, впрочем, слышную всем разумным в коридоре.

- Расстрелять!


Через четыре часа, когда взбесившегося голема и призраков мести, удалось упокоить, от черного потока остался жалкий ручеек.

И лишь очень внимательный слух уловил бы легкий треск над городом, словно кто-то надорвал край бумажного листа.

Рыцари света неслись галопом. Ловушек никто не боялся, самые сильные заклинания прозрения были именно у этого плана магии. На всех двадцати километрах впереди не осталось ничего опасного. Только в самом конце, там, где лабиринт сужается до пары сотен метров (что само по себе уже серьезно замедляло армию) был один человек. Не маг, ни жрец, простой воин. Но сколько подсилу убить одному бойцу? Пусть и под божественным благословением? Сотню? Тысячу? Миллион? Сотню миллионов? Даже если будет как волнорез убивать всех попавшихся ему воинов, то это не нанесет армии существенного урона. На коротком совещании было решено просто игнорировать препятствие, по возможности уничтожить.

Но с игнорированием вышла проблема.

Бутылочное горлышко лабиринта было заткнуто небольшой площадью. Пятно абсолютно белой бумаги. Во средине которого в позе эмбриона лежал голый мужчина и тихонько рыдал. Слезы текли сквозь зарытые веки, уши заткнутые руками, мужчина, в котором можно было при желании узнать Моргенханда, что то монотонно шептал, видимо пытаясь заглушить голоса в голове.

У Моргенханда был бэд трип и ему было очень-очень страшно. Все, на что он бросал взгляд, оживало и норовило что-то шепнуть воину, что-то мерзкое, страшное. Пообещать долгую и мучительную смерть. Другие тени хаоса, как про себя назвал их Воин, убеждали его что так было всегда. Он уже вечность живет в этом кошмаре, и вечность еще впереди…

Обнаружив в какой то момент перед глазами иконку печати хаоса, Моргенханд взмолился, и всю свою веру, всю свою волю, все что в нем было выразил в короткой просьбе.

- Пусть мне больше не будет страшно, пожалуйста!

Магия разумна. Магия хаоса не только разумна но еще и самонадеяна. Столкнувшись с задачей непосильной магия плана жизни отступит и предложит компенсацию. Магия света подарит оружие. Тьма подарит наслаждение, чтобы ее адепт забыл о невыполненной просьбе. Смерть просто подождет, огонь призовет бездну, а лед покарает своего адепта за то, что сам господин льда считает злой насмешкой. И только хаос принесет весь мир в жертву, но исполнит обещанное адепту.

Но тут вышел прокол. Исцелить тот всепоглощающий ужас, что окутал разум Моргенханда не смог бы даже бог. Убить или окутать темнотой созидания – нарушить приказ того, кто помечен силой не как служитель, но как исток.

И магии пришлось выкручиваться. Белый лист и теплый свет с неба убрали тени из разума воина. Остатки одежды растворились. Голоса заглушил висящий в воздухе родник. Он же и утолил жажду. Выглядел он необычно. Тонкая струйка воды вытекала из неоткуда и пропадала в никуда, даря миру свое тихое журчание. В этом кровавом безумии ведь есть место красоте?

Но тут в процесс созидания вмешался посторонний шум. Разумные, множество разумных. Они шли чтобы нарушить исполнение желания. Истинного желания! Хаос воплощенный, всесотворяющий и всеразрушающий исполнял свою самую главную задачу. Даже новый исток ни разу не был так искренним в молитве своей силе. Даже умирающие слуги господина не были так истовы в своей просьбе. Ведь какая-то часть их сердца была спокойна и принимала свою судьбу с честью. Они знали, что их дело правое, и допускали что всесильный повелитель, кем они мнили Филина, не забудет своих верных слуг.

В сердце угашенного наркотой Моргенханда не было место вере в лучшее. Не было там принесенных даров, не было там великих идей. Воину просто было по-настоящему страшно. И сила что сможет все не смогла побороть… Не другого бога, не мировой катаклизм, ни чью-то воплощенную волю. Страх. Потому воин и вознес совершенную молитву. И желание его должно было быть выполнено. Даже если придётся пожертвовать уже минимум дважды притащенным на алтарь миром.

И вот стоило великой силе нащупать путь решения вопроса, появились они…

Странные существа ищущие судьбы быть принесенными в жертву. Может они и считали иначе, но на взгляд силы изначальной любая идущая войной сущность, будь то отдельный разумный, их сборище или же как тут целая армия с воплощаемым аватаром Бога, принесёт богатые дары на алтарь перемен. На нем горсть земли ценится наровне с богатствами целого дворца, а красивый мотылек может быть ценнее жизни, добровольно пожертвованной.

Короче адепты света форменно нарвались. Но еще не поняли этого.

Стоит начать с того, что заклинания не могли пересечь барьер белого круга. Ни обычные, ни божественные. Хоть прямо хоть опосредованно. Не залетали предметы, не распылялись газы. Содержимое круга нельзя было нагреть, охладить или полить жидкостью.