Итак, конец. Больше ничто не мешает его счастью с Инной. Позвонить? Лучше поехать, полюбоваться на ее реакцию. Она уже должна вернуться из института.
Желая сделать сюрприз, Игорь осторожно открыл дверь своим ключом и сразу понял, что Инна в квартире не одна. Слегка заглушаемые МузTV, из кухни доносились два девичьих голоса. Первый принадлежал Инне, второй был незнакомым. По интонации Игорь почувствовал, что Инка немного пьяна. Он замер в коридоре, прислушиваясь.
– Ой, Янка, мимо пролила! Чего ты, как безрукая?.. Ну, вздрогнули?..
– Обожаю текилу! – заговорила после небольшой паузы та, которую Инка назвала Яной. – Каким пойлом тебя твой папик снабжает! Везет некоторым… Он не будет ругаться, если мы все выпьем?
– Еще чего, ругаться! Я сама ругаться умею.
– А сегодня он не заявится?
– Не-а. Вчера утром был. Теперь послезавтра. Знаешь, я иной раз думаю – развелся бы уж, надоело просыпаться ради него в пять утра. А потом как прикину, что тогда придется день и ночь с ним и не срулить никуда, не развлечься… Так-то я свободная птица.
– А он тебя не пасет?
– Как?.. Он же не олигарх, охрану ко мне приставлять! Ну, позвонит два-три раза за день, так на сотовый – откуда он знает, где я? Правда, жутко обижается, если не отвечаю.
– А если ты в это время с Сашкой?
– Говорю, что в душе была.
– А Сашка не ревнует?
– Не-а, он не из таких. Я ведь его тоже не ревную. Помнишь, он с Оксанкой из ночного клуба урулил? А я демонстративно с Юркой ушла. Он мне потом: «Ну как Юрка?» А я ему: «Не хуже твоей Оксанки!» Вот и вся ревность. Да и к чему тут ревновать, к «тренировкам»? Мой старичок жене говорит, что качаться по утрам ездит. Ну да, «качается»…
– «Качается»! Надо запомнить, как это дело называть, – расхохоталась Яна.
– Сегодня вечером Сашка обещал прийти, «покачаться», – хихикнула Инна. – А в июле мы с ним на Кипр мотанем.
– У Сашки что, деньги появились девушек возить?
– Не, я на свои.
– То есть на папиковы?
– Путевку уже купила. Скажу, что к родителям собралась, Игорь еще подкинет.
– Почем путевка?
– Двадцать пять тысяч, десять ночей, все включено.
– Классно! Ох, «накачаешься» ты там!
– Точно, «накачаюсь»! Это же Сашка. Он полчаса отдохнет – и по новой…
Игорь больше не мог этого слышать. Отворив дверь, он шагнул на площадку и захлопнул ее за собой. Ватные ноги вынесли на улицу, к машине. Показалось, что сверху раздалось: «Игорь!» Но он не стал оборачиваться. Сел за руль и повернул ключ зажигания.
В глазах было темно от злости. На Инку-мерзавку, на себя, старого дурака. Он вспомнил коробочку с «волшебным» средством, обещавшим избавить его от седины в поредевших волосах. Молодость хотел вернуть! Аня еще смеялась, советовала лучше в парикмахерскую сходить и покраситься.
Аня! Из-за этой сучки, маленькой шлюшки, он жену обманывал, и она…
И в этот момент Игорь осознал, что главное несчастье, самая большая беда – не то, что Инка стервой оказалась, а то, что он остался один. Совсем один. Без жены, без дочери – разве Машка простит? – без внука. Вспомнив, как месяц назад Кирюшка ковылял к нему, радостно раскинув ручки, у Игоря слезы навернулись на глаза. Он не стал их смахивать, просто проморгался, шепотом твердя: «Сука. Вот сука! В квартире, которая на мои деньги… А я теперь из-за нее… Тварь!»
Игорь несся как на автопилоте – дорога была знакома до последней ямки. Он подлетал к перекрестку, когда уже мигал желтый, но не затормозил. В это время, не оглядываясь по сторонам, на зебру перехода вступила девушка с коляской. Слева застыл грузовик, и ничего не оставалось, как крутануть руль вправо, прямо на светофорный столб.
Когда Игорь проснулся от наркоза после операции, рядом с кроватью сидела Аня. Он попытался улыбнуться – она не ответила на улыбку. Была серьезна и деловита, будто настоящая больничная сиделка.
– Как ты? Где болит?..
– Кажется, везде, – поморщился он, и окинул взглядом палату. Телевизор, кухонный уголок. – Отдельная?
– Да, платная. Тут и туалет с душевой кабиной. Тебе будет удобно. Сказали, через неделю начнешь вставать, и если все нормально, то скоро выпишут.
– Я никого не задавил? Там девушка с коляской была…
– Нет. Только столб протаранил. Машина под списание.
– Ерунда.
– Конечно, ерунда. Главное, сам живой. Я тебе говорила, надо было подушку безопасности поменять.
Она напоминала об этом не один раз. Его жена всегда все делала правильно и не откладывала на потом.
Аня сидела так близко. Он заметил, что ресницы у нее накрашены, и она постаралась тщательно припудрить набрякшие от слез мешки под глазами. Плакала. О нем. Сердце защемило от чувства вины перед единственным, родным человеком.
– Аня… – начал он и запнулся.
Хотелось попросить прощения, а он не знал – как. Аня казалась невозмутимой, будто и не было ничего. Может, само собой рассосется?
– Как там Машка? – спросил он вместо этого.
– Чуть с ума не сошла. Собиралась сорваться сюда. Но я ей сказала, что смысла нет. За тобой будут хорошо ухаживать, я договорилась с сиделкой.
– А ты?
– А я буду приходить. Каждый день.
И Анна приходила – на полчаса, не больше, а он с нетерпением ждал и чувствовал себя брошенным, когда она покидала палату. Хотя разговаривали они только на нейтральные темы – о его самочувствии, о том, что он или она видели по телевизору, о Кирюшке. Следов слез на ее лице он больше не замечал, как перестал замечать лучики-морщинки в уголках глаз. Совсем недавно ему казалось, что жена постарела. Нет, она по-прежнему красива. Сейчас Игорь не понимал, как ему в голову могло прийти променять Аньку – родную, любимую Аньку – на молодую стерву.
Не раз он порывался покаяться, но Анна, будто нарочно, именно в этот момент поднималась и говорила: «Мне пора».
Она не целовала его на прощанье, как обязательно делала бы, будь между ними все в порядке. Когда ему разрешили вставать, пару раз прошлась с ним в больничный сад, не поддерживая, лишь следя, чтобы он не навернулся с костылей.
В день выписки она собрала вещи, которые привезла ему в больницу, и, оглядевшись, сказала:
– Все?.. Поехали.
Игорь со своими костылями расположился на заднем сиденье. В зеркало он видел сосредоточенное, любимое Анино лицо, и невольно улыбался от счастья. Они едут домой. Вместе. И теперь все будет, как прежде. Обязательно будет. Он сразу пройдет в их общую спальню, чтобы она поняла…
В квартире пахло борщом и пирогами. Игорь принюхался:
– Вкуснотища! Анюта, ты прелесть! Там неплохо кормили, но я ужасно по домашней еде соскучился.
– Это Ольга приготовила, – нейтральным тоном пояснила жена.
– Какая Ольга?
– Соседка наша. Она будет ходить в магазин, пока тебе трудно… Или если никто другой не будет для тебя ходить, – добавила Аня язвительно.
– Нет никого другого, – отвел взгляд Игорь.
– Не ври! Ирина своими глазами видела, где проходили твои тренировки! Ты никогда не слышал, что все тайное становится явным?
– Ань, там – все. Поверь… и прости…
– Верить? Тебе?.. Который врал… Сколько?.. Год или даже больше?..
Игорь молчал. Аня развернулась и взялась за дверную ручку.
– Постой! – не готовый к такому повороту, Игорь сказал совсем не то, что хотел: – А как же… Как же все? Работа…
– Ты приказ читал. Ты теперь директор, и предприятие принадлежит тебе.
– А кто сейчас замещает? – растеряно спросил он.
– Никто. Я от твоего имени всех отправила в оплачиваемый отпуск до конца месяца. Думаю, к этому времени ты достаточно оправишься.
Анна катила на своем «Лексусе» в сторону дачи и заметила, что улыбается – впервые за три недели.
«Там – все. Откуда это? «Осенний марафон»… Игорь сейчас выглядел таким же побитым, как Олег Басилашвили в старом славном фильме. Почему-то Бузыкина я никогда не осуждала. Его было просто жалко… А Игоря?.. А вдруг как раз сейчас та девица звонит ему по телефону? По Иркиным словам, она молодая, лет двадцать…»
«Там – все, там – все», – звучал в ушах голос мужа.
Аня проанализировала интонацию – кому как не ей, за тридцать-то лет, знать все его интонации! Он сказал это обреченно, но твердо, и кажется, даже со злостью. Со злостью? Может, и правда – все?
«Концовка “Осеннего марафона” меня не устраивает, – подумала Аня, – продолжать жить во вранье я не желаю. А может, все случится по другому сценарию? Как в “Любовь и голуби”? И на сухих осенних ветках распустятся цветочки? Раньше кинометафора вызывала у меня лишь смех, а сейчас раскрылся ее смысл. Голые ветки… Высохшая в браке любовь может расцвести новым цветом? Может ли? Или так бывает только в кино?.. Но уж я-то к Игорю первая не пойду, как Надежда к своему Василию – в цветастом платке и с бутылкой водки!»
Анне показалось, что в доме прохладно, и она накинула на плечи цветастую шаль, висевшую в прихожей на всякий случай – мало ли, во двор выскочить. Глянула в зеркало и опять вспомнила «Любовь и голуби». Усмехнувшись, она зажала концы платка в пальцах, раскинула руки и, на манер Надьки из кино, притопывая, прошлась кругом.
«А и пусть! – улыбаясь, пришептывала Аня под неслышный аккомпанемент гармоники. – Пусть Игорек побитый походит… А приползет прощения просить – я еще подумаю!»
2013 г.
Женщины. Судьбы. Рассказ первый
За окном валил снег. Не снежинки – настоящие хлопья – затеяли причудливый танец в подсвеченном фонарями мраке. То они порхали, кружась, вправо – влево. А то все разом отвесно падали и вдруг, замерев на мгновенье, устремлялись ввысь, подталкиваемые невидимым воздушным потоком.
Дочь забеспокоилась в своей кровати, и женщина, оторвавшись от созерцания снегопада, обернулась:
– Тш-шш… Доченька, я здесь. Я не ушла. Я никуда не уйду. Спи. Посидеть рядом?
Не ожидая ответа, она присела на стул возле кровати, как делала это ежедневно. Поправила одеяло и привычно стала похлопывать по нему, успокаивая, усыпляя. Изредка поглядывая на дочь, заговорила вполголоса в пространство, тоже по привычке, монотонно, вместо сказки.