– А, шайтан! – охнул парень и пулей вылетел из комнаты.
Ирина Леонидовна кремировала дочь и похоронила ее прах рядом со своей матерью.
Галина на радостях устроила для соседей шикарные поминки.
Женщины. Судьбы. Рассказ третий
Когда он вошел в кафе, Надя уже ждала за столиком.
– Прости, я опять позже тебя, – поцеловал он пахнущую свежестью и немного медикаментами щеку.
– Ну что, Володенька, обжились на новом складе? – поинтересовалась она, пока он усаживался.
– Обживаемся потихоньку. Только от производства далеко, и от тебя. Раньше хоть в столовой могли увидеться. Ну, как ты?
– Все, как всегда, – попробовала она улыбнуться.
– Достает?.. – спросил он о том, что и так знал.
– Это для него единственное развлечение, других не осталось. Я уж стараюсь до самой ночи из кухни не выходить – так и туда притащится, там прицепится. Не ко мне, так к Леночке.
– Она что, на кухне занимается?
– А где еще? Он телевизор любит на полную громкость включать.
– Как у Леночки экзамены?
– Послезавтра последний. Если наберется 240 баллов – считай, в университете.
– Что-то я с этими баллами ничего не понимаю…
– Где тебе! – рассмеялась она. – У твоего сына таких проблем не было. Как у него дела?
– Нормально. Девушка завелась, в отпуск вместе собираются. Не знаю, найдет время хоть на пару дней к нам заехать.
Она понимающе кивнула. Володя выдал главную новость.
– Наденька, я у Лешки ключи от дачи взял.
Надя отвернулась к окну, вздохнула.
– Нет, Володь. Не могу я Леночку одну с ним оставить, даже на сутки. В прошлый раз она была вынуждена среди ночи к подружке бежать. А что он мне после устроил?..
Володя нахмурился:
– Какое ему дело? Вы ведь разведены. Не понимаю, как ты можешь это терпеть…
– Я терпеливая…
Надя с детства отличалась терпением.
«Потерпи, внученька, – говорила бабушка Варя, смазывая йодом разбитую коленку пятилетней Наденьке, – поболит и пройдет. Перетерпеть, милая, все можно. Бог терпел и нам велел…»
«Потерпи, доченька, – говорила мама, – сейчас народ схлынет, и я тебя отведу».
Мама работала приемщицей в прачечной. Туалет располагался далеко, в темном углу коридора за наваленными кучей сетками грязного белья, до выключателя первокласснице было не дотянуться. И Надя терпела, тихонько сидя со своими тетрадками с краю маминого стола.
Училась Наденька без блеска, но хорошо. Брала не быстрым умом, а усидчивостью. Уж если взялась уроки делать, так с места не встанет, пока все не напишет и не вызубрит. Когда чуть подросла, столь же терпеливо помогала матери по хозяйству, шила-перешивала-вязала рядом с ней. Подружки гулять зовут, а ей не до того. Вначале надо уроки сделать, а после с матерью дожидаться отца. Частенько он возвращался пьяным, и тогда Наденька очень его боялась, но терпела и нудные бесконечные наставления, и незаслуженные придирки. Спрятаться от него в коммунальной квартире было некуда, разве на общей кухне. Позже, в ночной темноте, лежа за ширмой на бывшей бабушкиной кровати, она слушала скрип и пыхтенье со стороны родительского дивана и думала о том, что когда вырастет, замуж ни за что не выйдет.
Отца не стало, когда Наденьке исполнилось четырнадцать. Мама плакала, Надя молчала и удивлялась: «Отчего она плачет? Неужели считает, что без него жить нельзя? Да еще лучше заживем!»
Но жилось трудно. Зарплата у мамы микроскопическая, макароны по-флотски стали основной едой, конфеты – если соседи угостят. И опять приходилось терпеть – ждать, пока мама получит квартальную премию, купит материал и сошьет Наде обновку. Девочка научилась спокойно переносить хвастовство одноклассниц фирменными одежками. Сама только в самостроках ходила, да в чужих поношенных пальто, что из милости иной раз знакомые подкидывали. Торопясь скорее получить специальность и начать самостоятельно зарабатывать, Надя собиралась после восьмого класса пойти в ПТУ, но химичка, выделявшая ее среди других учеников, отсоветовала: «С твоими знаниями по химии и усидчивостью тебе надо в фармацевты. Оставайся в школе, потом в химико-фармацевтический поступишь. Я уверена, обязательно поступишь!»
И Надя поступила. Несмотря на большой конкурс – легко, с первого раза. Мама нарадоваться не могла: «Человеком станешь! Не то что я – всю жизнь среди чужих грязных тряпок. Ничего, потерпим… Еще пять лет, и станешь прилично зарабатывать».
Зарабатывать Надя начала еще на первом курсе. Устроилась на полставки санитаркой в больницу. Там присмотрелась как делать уколы, ставить капельницы, и если кому из знакомых курс прописывали, помогала. Вначале больные отделывались конфетами, а вскоре и денежку стали за уколы давать. Девушка аккуратная, чистоплотная, рука легкая – как не отблагодарить?
Работая, Надя смогла прилично одеться, только времени катастрофически не хватало. Однокурсницы на свидания бегали, на дискотеки, кто-то уже и замуж собрался, а ей не до того. После учебы или работа в больнице, или уколы. Ее стали рекомендовать, и клиентуры прибавилось. А вечерами до ночи сидела за своими учебниками, отгородившись бабушкиной ширмой, чтобы маме не мешать спать.
«Ничего, – думала она, – еще три года потерпеть, и стану я дипломированным фармацевтом, можно будет не подрабатывать».
Надя училась на четвертом курсе, когда маму разбил инсульт. Ирина Петровна несколько часов провела в одиночестве без сознания. Вернувшаяся с работы соседка сначала попыталась самостоятельно привести ее в чувство и лишь после «неотложку» вызвала. Будь Надя дома, еще до приезда врачей уколола бы что следует.
Мать лежала пластом одиннадцать лет. Только одна рука чуть-чуть двигалась.
Едва ворочающимся языком она признавалась дочке:
«Хоть бы господь поскорее прибрал… Сколько ж тебе терпеть?.. Измучила я тебя совсем».
Надя вначале пыталась улыбаться, обнадеживала:
«Ничего, мамочка, ты у меня встанешь, и еще танцевать будешь! Ты же молодая, сильная, сорок шесть лет всего!»
Но сил на выздоровление у Ирины Петровны не оказалось, а смерть все не приходила.
Учиться стало очень тяжело – где время на все взять? И заработать надо, и маме массажи, уколы… Одной стирки сколько. Уходя из дома, Надя на манер детского подгузника запеленывала маму в простыню, натягивала сверху самолично изобретенные огромные трусы на пуговицах, подшитые полиэтиленом. Но тяжелый запах не выветришь никакими открытыми форточками. Хорошо, если в подгузнике лишь моча, а иной раз…
Соседи затыкали носы, когда Надя тащила по коридору вонючий ком, и требовали, чтобы она каждый раз отмывала ванну с хлоркой. Могли и не напоминать – такой-то чистюле.
И все-таки она закончила институт. Распределили на производство. Работа однообразная, требующая внимания и терпения. Но Надя была рада, что не в аптеку – хоть выходные как у людей. Впрочем, какие выходные? Стирка, стирка, стирка… Развешивала прямо в комнате. Соседи ворчали: хватит того, что каждую неделю пар от кипящего белья по всей квартире, так еще путаться среди драных простыней.
Дни катились один за другим, заполненные однообразными тягучими хлопотами. На работу, забежать в магазин, маме белье переменить, покормить, массаж от пролежней, посидеть-поговорить немного. Сбегать сделать уколы, если есть кому – без приработка совсем бы пропали. Вернуться, постирать, маму на ночь обиходить – и спать.
И так неделями, месяцами, годами.
В стране гремела перестройка. После работы заглядывать в магазины стало бессмысленно – на прилавках хоть шаром покати. Слава богу, кое-кто за уколы вместо денег продукты давал. Надя не слишком вникала в то, что вокруг происходит, некогда. Мама целыми днями лежала с телевизором, бормочущим о съездах, демонстрациях.
«Господи, что в мире творится!» – вздыхала она, желая поделиться с дочерью, но много рассказать заплетающимся языком не могла. Разговоры их были короткие.
«Потерпи, доченька! Чувствую, недолго мне осталось».
От безысходности у Нади не было сил изображать оптимизм, и все-таки она отвечала:
«Все нормально, мам. Не накручивай себя. Разве это дело – смерть звать?»
«Я не ради себя зову. Тебя освободить. Тебе давно пора свою семью – а со мной…»
Надя молчала. Что тут скажешь? Скоро тридцать, все одноклассницы-однокурсницы при мужьях и с детьми, а она… Даже целовалась всего один раз, давно, в десятом классе.
Не до кавалеров. Некогда ей на молодых людей засматриваться. И они ее тоже не замечали. Один только парень из отдела контроля внимание обратил, когда она на фабрику после института пришла. Володя занимал для нее в столовой очередь и обедали они вместе. Внешне обычный, невидный, он нравился Наде, и было заметно, что она тоже ему нравится. Хотя разговаривали они в основном на производственные темы. Когда Володя, наконец, осмелился пригласить Надю на свидание, она, вздохнув, отказалась, и честно объяснила почему, завершив рассказ о своих жизненных обстоятельствах словами:
– Не трать на меня время, Володенька. Полно девчонок свободных, а мне не до свиданий.
Чтобы не искушать себя и молодого человека, Надя перестала ходить в столовую, перекусывала тем, что из дома прихватывала. Через год она узнала, что Володя женился на девушке, работающей в соседнем цехе, и они ждут ребенка.
Мамы не стало в 93-м. Надя еле денег наскребла на похороны – зарплата за инфляцией не поспевала. Соседи помогли поминальный стол собрать. Пока Ирина Петровна пластом лежала, не больно ее своими визитами баловали, а тут сокрушались и вздыхали: «Отмучилась, бедная…»
Это «отмучилась» долго стояло у Нади в голове, и она не могла понять, о себе или о маме думает. Плакала, конечно – как не плакать! – единственный близкий человек. Всю жизнь с ней, даже подруг не завелось, некогда было.
В начале 94-го года Надя попала под сокращение. Предприятие их скукожилось до одного цеха, остальное сдали в аренду под офисы и склады. Соседка посоветовала на вещевой рынок идти, у нее туда недавно племянница устроилась – нормальной-то работы совсем нет. И Надя пошла, хотя никогда не предполагала, что за прилавком стоять будет. Впрочем, прилавка не было. В глубине железного контейнера подобие склада за занавеской, ближе к распахнутым дверям – полки для обуви. С утра до вечера – в жару, в дождь, в мороз… Народу на Ладожском рынке полно шатается: кто купить, кто поглазеть, а кто и украсть. Глаз да глаз нужен! И терпение, терпение, терпение… Для каждой покупательницы десять пар достать, помочь примерить, лишь бы с пустыми руками не ушла; не отвечать грубо, даже когда хамят; не отчаиваться, когда день пустой – заработок-то только проценты с продаж…