– Не идет у меня из головы эта Татьяна. Я сбегаю в угловой магазин? Помянем.
Нина кивнула.
Через пятнадцать минут на столике возле окна, где они обычно пили чай, стояла бутылка коньяка, две открытые коробочки с нарезками сыра и колбасы, хлеб, лимон. Нина достала рюмки из тумбочки, разлила коньяк.
– Давай. Царство небесное рабе божьей Татьяне.
Выпили, не чокаясь. Лена засосала лимоном, Нина положила на хлеб колбасу и сыр.
– Знала бы, копейки с нее не взяла! – не смогла сдержать слезы Лена и схватила салфетку, чтобы промокнуть глаза. Взглянула на отпечатки туши на мягкой бумаге и завершила: – Я себя такой сволочью чувствую!
– Да чего ты-то сволочь? Это я тебе твердила, что надо больше с нее брать, а ты, как всегда: «Договорились в первый раз, неудобно…» И так, считай, даром ее обслуживали.
– А мне сейчас стыдно. Тебе что – нет?
Нина уперлась локтями в стол, на несколько секунд спрятала лицо в ладонях. Когда подняла, призналась:
– Конечно, стыдно. Не за то, что деньги брали, а за то, что больше хотелось.
– Вот-вот. И у меня каждый раз, когда возилась с ней, в голове подлая мыслишка крутилась: «Неужели эта наивная дурочка не понимает, что три часа моего труда стоят в пять раз дороже? Хоть бы на чай добавила, что мне ее шоколадка!»
– У меня почище крутилось, я уж озвучивать не стану, – хмуро кивнула Нина, и взялась за бутылку. – Давай. Земля ей пухом.
– И Царствие Небесное, – отозвалась Лена.
Они выпили и, как положено на поминках, стали говорить о человеке, которого, как только что выяснилось, совсем не знали.
– Она эрудированная была, – припомнила Лена. – Как-то о книгах разговор зашел – много читала. А вот политикой не интересовалась. Большинство клиентов обычно просят новости погромче включить, а она внимания на них не обращала.
– Тебе не кажется, что она приходила, чтобы поговорить? Ну, типа, мы – новые уши? Лизка-то сказала, она не работала в последние месяцы.
– Тоже мне, соседи… – осуждающе покачала головой Лена. – Человек на больничном несколько месяцев, а им все равно.
– Поверили в сказочку о больной руке. Ты-то поверила?
– Так то – я. А они с ней бок о бок жили.
– Да по ней ведь совсем не видно было, что больная! Кожа белая, чистая, румянец на щечках натуральный.
– Глазки накрашены, помада на губах, – поддержала Лена. – Давай еще по одной, – показала она на бутылку.
Нина вновь наполнила рюмки. Выпили.
– У моей подруги муж от рака умер, помнишь, я рассказывала? – спросила Нина.
Лена кивнула.
– На него уже за два месяца до смерти смотреть было больно. Облысел, весь в каких-то пятнах… А эта Татьяна…
– Ага. Волосы густые. И заботилась о них до самого последнего дня… – у Лены опять на глазах показались слезы. – Я бы так не смогла!
– Я бы тоже, – подтвердила Нина. – Выходит, она у нас последний раз была за три недели до смерти?
– А мы и не заметили, что больше не появилась.
– Что там заметишь, накануне Нового года? Самая работа! А она в это время лежала одна, и знала, что скоро умрет.
Лена некрасиво сморщилась и заплакала. Сквозь всхлипы едва можно было разобрать:
– И никого-то после нее не осталось…
Более стойкая к коньяку и чужому горю, Нина вздохнула:
– Никого. Ее воображаемые муж и сын умерли вместе с ней. И кот тоже. Все-таки чудна́я она была, эта Татьяна.
– Не от мира сего.
Лена утиралась салфеткой, тушь попала в глаза, и она поторопилась к раковине. Умывшись и высморкавшись, обернулась.
– А я знаю, отчего она не подурнела до самого конца. Отчего рак на ней следов не оставил.
– Отчего?
– За ее чистоту. За ее наивную веру и верность погибшему жениху.
– Ну, ты даешь, Ленка! Скажи еще – за ее фантазии!
– Не фантазии. Это был ее мир. Судьба так распорядилась, что ей не дано было построить настоящую семью, и она построила ее…
– В своем воспаленном воображении, – докончила Нина.
Лена обиженно поджала губы и принялась старательно вытирать лицо, глядя в зеркало.
– А может, ты и права, – раздумчиво заговорила Нина. – Она ведь не выглядела несчастной. Как она всегда сияла, рассказывая о любящем муже и сыне-умнице!
– С ними она была счастлива…
Лена вернулась за стол. Коллеги помолчали. Глядя на полупустую бутылку, Нина спросила:
– Будем допивать?
– Что-то уже не хочется, – пожала плечами Лена.
– Завтра я выхожу? Ты вроде в СЭС собиралась?
– Собиралась. Пойду. Куда деваться…
Женщины. Судьбы. Рассказ пятый
Тренькнул дверной звонок. Юля ожидала маму и открыла, игнорируя глазок. За порогом стояла незнакомая женщина лет пятидесяти, одетая дорого и со вкусом.
– Я Петина мама, – сухо представилась она.
– Здравствуйте, – смутилась Юля и отступила на шаг. – Простите, в комнату не приглашаю, там девочки спят.
В кухне гостья осмотрелась, задержала взгляд на швейной машинке и деталях кроя. Юля поторопилась убрать материал, вернула на стол клетчатую скатерку и предложила:
– Может, чаю, Ирина Петровна?
– Вы и имя мое знаете… – неприветливо покосилась гостья, усаживаясь. – И я о вас наслышана. Поэтому и пришла. – Она умолкла на несколько секунд, будто не зная с чего начать разговор, и вдруг выдала: – Оставьте в покое моего сына!
От неожиданности Юля замерла с чашкой в руке.
– Ему надо писать диссертацию! Вы отвлекаете его.
– Я тоже считаю, что Петя должен защититься, – не стала перечить Юля. – Он замечательный специалист, у него много материалов, собственных наработок. Его методы подтверждены положительной динамикой…
– Ты про свою убогую дочь? – неприязненно перебила Ирина Петровна.
– Элечка не убогая!
– Да видела я! Сидит в коляске, головку еле держит – а вторая-то бегает уже.
Юля задрожала от обиды, на глаза навернулись слезы:
– Как вы можете?! Вы ведь тоже женщина, мать…
– Да, я тоже мать, – жестко изрекла Ирина Петровна, – и забочусь о своем сыне. Я желаю ему счастья, хочу, чтобы у него была семья с его собственными, здоровыми детьми.
Юля опустила глаза, кусая губы, чтобы не разреветься или не наговорить гадостей. А гостья решила добить:
– В сказочку о том, что ты, в твои годы, захотела родить для себя, может поверить мой наивный сын, но не я. Шлялась с кем попало, забеременела, и не успела вовремя аборт сделать!
– Неправда!
– А где же тогда отец твоих близнецов? – ехидно поинтересовалась Ирина Петровна.
– Он… – Юля запнулась на секунду, затем подняла глаза и отчеканила: – Он вроде вас. Ему больной ребенок не нужен.
– И ты решила повесить двоих своих детей на моего сына? Ловко устроилась! Мужика оторвала, и дочке бесплатного врача!
– Я люблю Петю… – попыталась вставить Юля.
– Если любишь – не порти ему жизнь, не лишай будущего! После защиты диссертации отец поможет ему устроиться в престижную платную клинику. Но если сын пойдет против нашей воли… Думаешь, зарплаты простого врача хватит содержать тебя и твоих детей?
– Я сама зарабатываю! – вспылила Юля.
– Этим? – презрительно кивнула Ирина Петровна на детали блузок. – Швея-надомница!
– Я была модельером-закройщиком на фабрике, и как только Элечка выздоровеет…
– Дай бог, – перебила гостья. – Только без участия моего сына. Найдешь другого врача и другого мужчину. Поняла?
Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу: одна с нескрываемой ненавистью, другая в отчаянии. Затем гостья встала и самостоятельно покинула квартиру.
Одновременно со стуком входной двери Юля без сил упала на табурет и спрятала лицо в ладонях.
Никто не верил, что Юлия хочет родить для себя. Все твердили: двадцать семь лет, красивая, молодая, самостоятельная – успеешь еще и замуж выйти и родить. Однако замуж Юля не стремилась. Уж если выходить, так по любви, считала она. Но после первого, бурного и ничем не кончившегося романа сердце ее молчало. Зато ребенка хотелось, все сильнее и сильнее, ему она готова была отдать всю свою нерастраченную любовь. Юля с завистью смотрела на молодых женщин, гордо несущих свой беременный живот, на мамаш с колясками. В мечтах она видела дочку – белокурую, пухленькую, с ручками в перевязочках.
Мужчина, с которым встречалась последние два года, был женат и разводиться не собирался, но против ребенка ничего не имел. Юля поняла, что он готов принимать участие в воспитании. Маме объяснила: «Теперь сплошь и рядом отцы приходящие. Не станет помогать – сама справлюсь. Буду работать до последнего, и месяца через два после родов вновь вернусь на фабрику». – «А ребенка на кого? Мне до пенсии пять лет, и живем мы в разных концах города». – «Няню найму, – уверенно отвечала Юля. – Во всем мире так делают». Мама в ответ только покачала головой.
Когда УЗИ показало двойню, она всерьез советовала дочери сделать аборт. Но Юля твердо ответила: нет.
Девочки появились на свет за два месяца до срока, крохотные, едва живые. У одной страшный диагноз – детский церебральный паралич.
Узнав об этом, отец близнецов испарился, и больше Юля его не видела, да и не вспоминала. Все ее мысли были о девочках. Лизочка неплохо прибавляла в весе и к году почти догнала сверстников в развитии, а Элечка так и лежала неподвижная. Глядя на прозрачно-бледное личико с огромными голубыми глазами, у Юли сердце переворачивалось.
Ни о каком возвращении на работу и речи не шло. Родители помогали деньгами, да с фабрики подкидывали приработок – по ночам Юля строчила блузки. А дни, помимо обычных хлопот матери-одиночки, были заполнены визитами к врачам, процедурами, массажами.
Невропатолог из поликлиники предложила попробовать рефлексотерапию и дала телефон специалиста, прошедшего стажировку в Китае. Тот обещал приезжать на дом, тем более живет буквально в соседнем дворе.
Петр Михайлович оказался молодым, чуть старше Юли. Денег за визит не взял, сказал, что ему важнее результат, который послужит материалом для диссертации.