Чак уселся впереди, а Боб забрался на заднее сиденье. Тут он увидел, что на полу сидит голый человек.
— Привет, — сказал Боб.
Голый человек на полу — впрочем, не совсем голый, на нем были плавки и один носок — по сравнению с Бобом и его друзьями выглядел куда менее счастливым. Он показал Бобу кулак, приложил палец к губам и выразительно покачал головой.
Все ясно. Голый человек не хотел, чтобы Боб рассказывал о нем своим друзьям. Ради бога. Проглоченная пилюля оказала на Боба умиротворяющее действие, не оставив в его сознании места испугу, возбуждению или злобе. Поэтому Боб сказал лишь:
— Ага.
Кенни садился в машину, втискиваясь за руль. Его рука с ключом зажигания замерла на полпути, он посмотрел в зеркальце и спросил:
— Ты что-то сказал, Боб?
— Разговаривает с воображаемым приятелем, — догадался Чак.
Кенни бросил на Чака предостерегающий взгляд:
— Прикуси язык.
Голый человек на полу решительно кивнул, указывая на Чака. Что ж, это объяснение было не слишком далеко от истины.
— Да, я разговариваю с воображаемым приятелем, — послушно отозвался Боб.
Кенни и Чак посмотрели друг на друга: Кенни — раздраженно, сознавая свою ответственность, Чак — отчасти виновато, отчасти изумленно. Кенни покачал головой и вставил ключ в замок.
— Скоро совсем свихнется, — пробормотал он.
По пути от плотины до Дадсон-Сентра Боб сидел, забившись в угол. На его губах играла улыбка, глаза искрились, пальцы подрагивали. Бобу не хотелось смотреть на голого человека у его сиденья, но тот не исчезал, и Боб постоянно видел его краешком глаза.
Глядя на дорогу, бегущую среди низкорослых деревьев, проносящихся мимо окон, Боб видел неподвижный затылок Кенни и профиль Чака. Чак ежеминутно хихикал, прыская в кулак. Спина Кенни была эдаким воплощением чувства долга.
Боб был счастлив, безмятежен, умиротворен. Его совершенно не беспокоили легкая дрожь в коленях, чуть заметные спазмы в животе, горле и глазах. Не будь рядом с ним голого человека на полу, Боб чувствовал бы себя спокойнее. Но ничего страшного. Какая разница?
Боб чуть подался вперед и, нарушая затянувшееся молчание, сказал, доверительно обращаясь к спине Кенни:
— Честно говоря, до сих пор я ни разу не разговаривал с воображаемыми приятелями.
При этих словах Чак согнулся в три погибели и повалился на бок, прижавшись к дверце. Из-под его прижатых к губам пальцев доносились хриплые звуки и неясное мычание. Сделав вид, будто никакого Чака здесь нет (словно подражая Бобу, который намеренно не замечал голого человека), Кенни бросил в зеркальце быстрый взгляд и спросил:
— Вот как?
— Да, — ответил Боб. Он хотел добавить что-то еще, но не смог выдавить ни слова.
Кенни снисходительно улыбнулся.
— Мне кажется, разговаривать с воображаемым приятелем — это так здорово, — заметил он.
Боб улыбнулся зеркальцу, в котором отражалось лицо Кенни.
— Нет, не очень, — сказал он и тут же уловил боковым зрением гневное лицо голого человека, потрясавшего кулаком.
Сосредоточившись на управлении машиной, Кенни не расслышал ответ Боба.
Боб хотел отвернуться и смотреть в окно, чтобы вовсе не видеть творившегося в машине, но сделать это оказалось не так-то просто. Верхняя половина его туловища превратилась в деревянный чурбан, каждую часть которого было очень трудно поворачивать отдельно от других. Медленно, очень медленно Боб отвернулся. При этом от напряжения у него на шее выступили жилы. За окном показались первые дома Дадсон-Сентра. Очень интересно. Просто восхитительно.
В центре города Кену пришлось затормозить у красного светофора. Боб неподвижным взглядом рассматривал витрину скобяной лавки. Раздался стук захлопываемой второй задней дверцы.
— Что это было? — отрывисто произнес Кенни.
Боб с трудом повернул голову. Чак сказал:
— Воображаемый приятель Боба только что выскочил из машины.
— Черт бы тебя побрал, Чак!
— Он прав, — вмешался Боб. — Этот человек ушел.
Чак обернулся и улыбнулся Бобу:
— Он побежал к тебе домой. Подождет тебя там вместе с Тиффани.
— Угу, — отозвался Боб.
— Посмотри, что ты наделал своими шуточками, — пробурчал сквозь стиснутые зубы Кенни, обращаясь к Чаку.
Чак бросил на Кенни нарочито невинный взгляд.
— Боб счастлив и доволен, — сказал он, но все же повернул лицо вперед и более не проронил ни звука.
Пять минут спустя машина остановилась у дома Боба.
— Боб! Мы приехали, — сказал Кенни.
Боб неподвижно сидел на месте. На нижней части его лица застыла улыбка, но у глаз залегли тревожные морщины.
Кенни обернулся и хмуро взглянул на Боба.
— Вылезай, парень. Мне пора ехать.
— Пожалуйста, отвезите меня в больницу, — сказал Боб и умолк на целых три недели.
В конце концов обитатели дома номер 46 по улице Вязов переняли свойственную жителям маленьких городов привычку оставлять двери незапертыми. И очень хорошо сделали. Когда замерзший, промокший под дождем полуголый Дортмундер добрался до дома и обнаружил, что там никого нет, он был готов выбить входную дверь, окажись она на замке.
Чувство было такое, будто он воюет с каким-то призраком. Ну и ночка! Водохранилище явно вознамерилось сжить его со свету, это уж точно. Каждый раз, когда Дортмундер оказывался вблизи его зловещих вод, озеро вытягивало жадные мокрые пальцы и тащило его ко дну. Стоило ему только подумать о водохранилище, и оно тотчас норовило его проглотить. Хватит. Бог троицу любит.
Во время третьей попытки он оказался на волосок от гибели. Проклятая лодка внезапно потеряла воздух, съежилась и ушла под воду, а он сидел в ней, держа руками лежащий на коленях мотор, и не знал, что делать дальше. Не дожидаясь, пока лодка превратится в плоский блин и пойдет вместе с ним ко дну, Дортмундер наконец решил, что с него хватит, и, выпустив из рук мотор, отправился вплавь неведомо куда.
Намокшая одежда тянула его вниз. Первым делом Дортмундер избавился от ботинок. Вместе с ними ко дну пошел один носок. Затем он стянул куртку, брюки и рубашку, за которой последовала майка.
Во время подводной схватки с одеждой Дортмундер вконец перестал ориентироваться и понимал лишь, что угодил в серьезную передрягу. Лодка и леска куда-то исчезли. Его голова торчала на поверхности, но лишь частично, и время от времени вода заливала его с макушкой. Дортмундер принялся лихорадочно вертеться и, заметив наконец тусклые огоньки плотины, понял, что в них заключена его единственная надежда. Без такого ориентира он плавал бы, описывая круги в темноте под дождем, пока не выбился из сил.
Он плыл, молотя руками и ногами, барахтаясь и захлебываясь, пока наконец не выполз на берег у края плотины подле невысокого кирпичного здания с автостоянкой. Незапертая машина — здесь, в захолустье, вообще ничего не запирали — обеспечила ему убогое укрытие от ненастья, и Дортмундер даже вздремнул в салоне, измученный холодом, сыростью и страхом.
Он еще спал, когда в машину забрался странноватый парень с приклеенной к губам улыбкой и, усевшись рядом с Дортмундером, бросил на него одурманенный взгляд и сказал:
— Привет!
«Этот парень меня не выдаст, — подумал Дортмундер. — Он не собирается поднимать тревогу и вообще делать что-нибудь из ряда вон выходящее. Такое впечатление, что он меня едва замечает».
Поэтому он собрался с силами и подавил естественное желание выпрыгнуть из машины и бежать. В результате его довезли до самого Дадсон-Сентра. Шагать голым средь бела дня по улицам, запруженным идущими на работу людьми, было очень неловко. Но, миновав четыре квартала, Дортмундер взял себя в руки: в конце концов чувство стыда не шло ни в какое сравнение с ощущениями, которые он пережил, утопая в... (он был не в силах произнести слово «водохранилище», даже думать о нем не мог).
И вот он наконец добрался домой. Куда же все подевались? «Никто меня не встречает», — с острой жалостью к себе подумал Дортмундер и зашлепал ногами — босой и в носке — на кухню. Открыв банку томатного супа, он добавил молока (ни капли воды!), разогрел его и выпил в несколько приемов из кофейной чашки, закусив пакетом с крекерами. Наконец, согревшись и обсохнув, Дортмундер понял, до какой степени он устал и измучен. Пройдя по пустому дому, он тяжело поднялся по лестнице и повалился на кровать, позабыв снять носок.
Он не проснулся и тогда, когда в дом, злобно переругиваясь, ввалились остальные восемь его обитателей — промокшие, озябшие, подавленные и несчастные. И лишь в ответ на крик Мэй, которая открыла дверь спальни и увидела Дортмундера лежащим на кровати, он пробормотал:
— Потом поговорим, хорошо?
Затем он отвернулся и вновь погрузился в сон.
ОБЛОМ ЧЕТВЕРТЫЙ
61
И он же оказался во всем виноват. Проснувшись, он спустился в гостиную. Остальные уже сидели там и, завидев Дортмундера, обрушили на него град обвинений. Это же надо!
— Ты заставил нас изрядно поволноваться, Джон, — мягко, но серьезно сказала Мэй.
— Мне тоже пришлось несладко, — заметил Дортмундер.
— Кажись, я малость застудил голову, шляясь под дождем, пока ты спал в постельке, — заявил Тайни. Его голос, похожий на звук корабельного ревуна в тумане, прозвучал еще мрачнее, чем обычно.
Мамуля Мэрча лишь фыркнула и бросила на Дортмундера многозначительный взгляд, не проронив ни слова.
— Между прочим, гонять днем на краденом грузовике несколько часов кряду тоже очень опасно, — заметил ее сынок. — И все впустую!
— Видишь ли, Джон, — сказал Даг. — Я не могу понять, как ты умудрился потерять леску, натянутую поперек озера. Ведь она была у тебя под рукой.
— Это точно, — подтвердил Келп. — Я видел ее собственными глазами.
— При свете головного фонаря? — осведомился Дортмундер, нахмурив брови.
— Ну... в общем, да.
— Пока ты спал, Джон, — вмешался Уолли, — я запросил компьютер, но он не смог предсказать, что ты поплывешь к плотине. Это направление никому даже в голову не могло прийти!