Каждый раз, когда женщина, утомившись, засыпала, он долго не смыкал глаз, лежал и глядел в потолок, выкуривая одну сигарету за другой, и ему в этой комнате становилось неприятно, будто он вторгся в чью-то чужую незнакомую жизнь. Стены, мебель, ваза с фруктами на столе, пепельница с окурками у кровати — всё это становилось незнакомым и враждебным. Одиночество и жалость к себе тяжёлыми дымными клубами обволакивали его, ведь ничего другого этот неласковый мир предлагать ему пока не собирался. Да, этой жизнью можно кое-как жить, но… хочет ли он этого?
Утром он выпроваживал подругу и бежал встречать автобус с новой группой из аэропорта. Весь день катался по туристическим объектам, переводил стандартные фразы экскурсоводов, и не оставалось у него времени на размышления. Однако к концу дня, когда работа заканчивалась, он нехотя возвращался домой, где на него с новой силой обрушивались одиночество, от которого не спасал ни коньяк, ни анисовая водка. Сидеть в таверне, тупо следить за бесконечным баскетболом на экране подвешенного к потолку телевизора и беседовать о каких-то пустяках с завсегдатаями ему надоело до чёртиков.
Он рассматривал своё лицо в зеркале и печально отмечал, что прежнего румянца уже нет, в глазах исчез всегдашний юношеский огонёк, а в мохнатых бровях, сросшихся на переносице, появились первые сединки. А ведь ему ещё и пятидесяти не стукнуло! Он и сам не заметил, как в бесплодных мечтах прошло время, которого, как ему казалось, впереди немало. Он по-прежнему ходит энергичной походкой уверенного в себе человека, не знает отказа у дам, на которых положил глаз, и многие знакомые завидуют его независимому положению. А что — у человека постоянная работа в туристическом бизнесе, на котором не отразится никакой кризис, никому ничего он не должен, а если нет пока семьи, так всё зависит только от его желания. Что ещё надо для спокойного и уверенного существования?.. То-то и оно, что, на первый взгляд, есть у него всё, что нужно обывателю, а на самом деле нет главного…
Что касается дам, которых он с завидной регулярностью укладывал себе в постель, то и здесь он почувствовал некоторые перемены. Перестали ему нравиться юные и румяные девицы, пока что неопытные в любовных утехах, зато очень быстро постигающие с ним высокое постельное искусство. О чём с ними говорить, если в их юных глупых головках только безудержный секс, большей частью почерпнутый из порнушек, компьютерные игры и фильмы с монстрами и целлулоидными героями? Ну, ещё несколько евро, обещанных этим мрачноватым загадочным дядькой! Ника и сам не заметил, как ему стали больше нравиться женщины среднего возраста, не такие поспешные в любви, но более обстоятельные и постигшие ещё до встречи с ним таинства чудесных и сладких любовных игрищ…
На эту женщину он обратил внимание, когда сопровождал группу, приехавшую откуда-то с Урала. Как всегда, он находился рядом с гидом, заученно переводил его слова, почти не вслушиваясь в них, и безразлично поглядывал на туристов с их фотоаппаратами и кинокамерами. Каждому не терпелось сняться на фоне великих эллинских древностей, взять на память камешек от руин Парфенона, погладить ладонью величественные колонны, простоявшие столько тысячелетий. Лишь эта женщина скромно стояла рядом с гидом, вслушиваясь в гортанные звуки греческой речи, а потом поднимала взгляд на Нику, который жестом останавливал гида и не столько переводил, сколько сам рассказывал о достопримечательностях, про которые уже знал не меньше университетского профессора.
Наконец, экскурсия подошла к концу и туристам дали время самостоятельно побродить вокруг, а Ника вместо того, чтобы идти с гидом пить кофе, пошёл рядом с этой женщиной, которая, оказывается, была в поездке совершенно одна и с удовольствием приняла в спутники симпатичного переводчика.
Сперва они гуляли молча, а потом Ника поинтересовался:
— Как вас зовут?
— Светлана, — охотно ответила женщина. — А вас?
— Никос.
— Красивое имя. — Женщина замолчала, а потом сказала: — Здесь всё красивое — и города, и природа, и небо, и люди…
— Вы в этом уверены? — усмехнулся Ника. — Ведь вы так мало ещё видели Грецию.
— И всё равно мне здесь нравится. Не то что у нас…
— Хотите, Светлана, — вдруг решился Ника, — мы с вами поедем в Пирей — я там живу, — увидите порт, а вечером поужинаем в рыбном ресторанчике. Туда туристов почти не возят, но там посмотрите, как живут простые греки…
— А можно?
— У вас сегодня после обеда свободное время. Вот и поедем. У меня машина возле отеля…
Обедали Ника вместе с туристами. Но со Светой они сидели за разными столиками. И лишь когда старший по группе объявил, что после обеда все могут отправляться по магазинам и на прогулку, но к утру чтобы были, как штык, на завтраке, Ника подошёл к Светлане и заговорщически шепнул:
— Ну, едем? Я вас украду незаметно, чтобы никто не заметил.
— А если меня хватятся?
— Скажем, — Ника широко улыбнулся, — что вас брал в заложники Усама Бин-Ладен! А потом отпустил…
14
Израиль Сентябрь 2011
Очнулся я оттого, что в нос ударил какой-то резкий и неприятный запах, от которого защипало в переносице, потом стали слезиться глаза, но дотянуться руками до лица я не смог. Зато это привело меня в чувство. Мне хотелось поправить съехавшие набок очки, но и этого сделать не удалось, потому что руки мои оказались связанными. Кроме того, на меня навалился один из амбалов, ворвавшихся в мой дом, и сидели мы с ним на заднем сидении автомобиля, быстро несущегося по центральной улице города.
— Э-э, ребята, что происходит? — попробовал я возмутиться, но тот, который вёл машину, а ранее врезал мне ребром ладони по загривку, угрожающе покрутил кулаком в воздухе, и я тотчас успокоился. Вероятно, рукопашный бой был образом его жизни, и пересекаться с ним на его территории мне лишний раз не хотелось. Да и в шахматы с ним я не сел бы играть…
Глянув краем глаза на пузырёк с нашатырём, который совали мне в нос, чтобы привести в чувство, я несколько успокоился. Если обо мне так любезно заботятся, то убивать в ближайшее время наверняка не станут. И на том спасибо.
Мельком я поглядывал в окно, стараясь запомнить дорогу, по которой мы ехали, потом сидящий рядом это заметил и погрозил пальцем. Правда, мы уже свернули в какие-то незнакомые переулки и принялись там петлять, так что при всём моём желании маршрут похитителей я бы не запомнил.
Постепенно из района, застроенного многоэтажными высотными домами, мы выбрались в тихий район вилл, и это почему-то меня несколько успокоило. Если мне и предстоит общаться с кем-то, то это хоть не будет голь перекатная, у которой в кармане вошь на аркане. С человеком состоятельным, обитающим на вилле, возможны всякие джентльменские варианты развития событий…
Но для чего им понадобилось с таким шумом и грохотом извлекать меня из квартиры? Ведь мордоворотам достаточно было просто постучать в дверь — неужели я не открыл бы? Не уверен, что согласился бы прокатиться с ними, если бы они вежливо попросили меня, но в любом случае всё прошло бы без высаживания двери. Что им всё-таки надо от меня? Да поинтересуйся они по-хорошему, чем я занимался до встречи с ними, разве я бы запирался? Тем более, я не давал Давиду обещания хранить тайну. Я и без нажима рассказал бы, что видел своими глазами и что делал потом. Про звуковую пушку и чихание, даже про поездку в банк — а что я ещё могу сказать? Кошелёк со стодолларовой купюрой и ключом от ячейки я благоразумно выложил дома, так что…
Я и не заметил, как мы остановились у невысокой калитки у какой-то виллы, и амбал, сидевший за рулём, вышел из машины и скрылся в доме. Спустя некоторое время вернулся и помог вытащить меня наружу. По-прежнему не говоря ни слова, меня повели к калитке.
И тут я рассвирепел: мало того, что я в трусах и майке, так эта публика, похитив меня, не удосужилась прихватить тапочки, которые стояли на видном месте в прихожей. Согласитесь, очутиться в незнакомом месте в исподнем и босиком да ещё без гарантий вернуться к своей одежде в ближайшее время, не очень большая радость. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что гостеприимные хозяева выдадут мне какие-нибудь подштанники, рубаху и сандалии.
Амбал, давший мне по голове, почувствовал моё недовольство и впервые за всё время прорычал на иврите, стиснув зубы:
— Веди себя спокойно, и всё будет хорошо!
— У меня есть выбор? — огрызнулся я.
— Конечно, нет! — криво усмехнулся амбал и подтолкнул меня к дверям виллы, резким толчком пропихнул внутрь, а сам остался снаружи.
Являться на виллу к людям — как я успел разглядеть — довольно небедным в неглиже и босиком это моветон. Не сказать, чтобы я всегда по жизни придерживался этикета, но для меня это было крайне неприятно. Правда, притащили меня сюда против моей воли, так что господам, владеющим виллой, придётся беседовать со мной таким, каков я есть, — раздетым, не очень качественно вымытым в душе и с гадким запахом изо рта, ведь зубы я так и не успел почистить. А если ещё учесть, что я незаслуженно получил по шее, то и любезничать с ними незачем. Не заслуживают они этого.
Я огляделся вокруг, но сразу за входной дверью в почти пустом зале взгляд ни на чём не задержался. Хмыкнув при виде такой спартанской обстановки, я нахально уселся на продавленный диван в углу и принялся ждать. Как ни странно, но в пику постоянному в последнее время плохому настроению я отчего-то развеселился, и мне стало на всё отчаянно наплевать. Раз уж мои экзекуторы задерживаются, то проведём последние часы или минуты жизни в относительном комфорте. Я увидал стоявшую на журнальном столике у дивана пластиковую бутылку с апельсиновым соком, тут же отпил из горлышка большой глоток сока и отметил про себя, что сок-то дешёвенький, не натуральный. Скупятся хозяева виллы на что-нибудь приличное, я же при своих скудных доходах на такую дешёвку не размениваюсь…
Впрочем, не об этом бы сейчас размышлять. Нужно всё-таки прикинуть, что этим людям от меня надо, и как не сократить остаток своей жизни непродуманными ответами, а наоборот продлить. Хотя, что тут придумаешь?