мой, то стану ему крестным и все равно научу его удить рыбу». Дин открывает глаза, бормочет себе под нос:
– Так вроде нормально.
– Как кофе? – спрашивает официантка Глория.
Дин знает, что надо ответить «спасибо, вкусно», но решает притвориться Джаспером.
– Гм… Температура правильная: кофе горячий, но не обжигающий. Вкус… отличные зерна, хорошо обжаренные, не горчит, приятный. Великолепно. Вполне возможно, что с этим кофе ничто больше не сравнится. Кто знает, может быть, именно с него начнется новая кофейная эпоха. Ну, время покажет. Вот такой у меня кофе, Глория. Между прочим, меня зовут Дин. Спасибо.
– Ого! Надо же. Рада слышать. Я передам Педро. Это он варил кофе. И… тридцать центов, пожалуйста.
– Минуточку.
«Она думает, что я под кайфом и забуду заплатить…» Он кладет на стол доллар:
– Сдачи не надо. Это вам с Педро.
Она заметно расслабляется:
– Не передумаешь?
– Это вам с Педро.
– Спасибо. – Доллар исчезает в кармашке передника.
– У меня сегодня знаменательный день. Я… – «Ну говори уже!» – Я стану отцом.
– Поздравляю, Дин! Скоро?
– Три месяца назад.
Она недоуменно смотрит на него:
– Так он уже родился?
– Ага. Долго объяснять. Его зовут Артур. Для меня это все в новинку, но… – Дин вспоминает паломника с Восьмерки Кубков. – Жизнь – это путешествие, правда?
Официантка смотрит на Маркет-стрит, думает о своем, потом переводит взгляд на Дина:
– Да, похоже. Удачи вам с Артуром. Ты помог его сотворить, а он сделает из тебя человека.
Дин идет мимо еще не открытых лавочек, магазинов с заколоченными витринами, невысоких конторских зданий, стройплощадки, пустыря, склада. «Ничего необычного…» Через каждые двадцать или тридцать шагов теплый ветерок сдувает листву с очередного дерева. По Маркет-стрит несется поток машин, замирает на светофорах. Между автомобилями шныряют мотоциклы. У лавки мясника стоит фургон. На крюках висят туши. Дин вдыхает запах бойни. Чувствует, как сквозь тело струится какая-то неведомая сила, как ток по трамвайным проводам. «А может, лей-линии – вовсе не выдумка…» Чем ближе к центру города, тем выше здания. Дин подходит к Хайд-стрит, вспоминает слова Чейтона: «Теперь я знаю, где я». Студия там, где Хайд-стрит пересекает Турк-стрит. Дин смотрит на часы. До начала сессии еще минут тридцать. «А я буду там через четверть часа». Есть время дойти до гостиницы на Саттер-стрит и принять душ. «Правильная мысль, а то я весь потный и вонючий». Он проходит мимо оперного театра, внушительного здания с колоннами и георгианскими окнами, совсем как на Хеймаркете или в Кенсингтон-Гарденс. Хайд-стрит круто забирает вверх. Район не из зажиточных. Дин проходит мимо ломбарда; окна загорожены стальными решетками. Обшарпанная прачечная. «ТЕНДЕРЛОЙН СТРИП-ШОУ». Парковка, на которой стоит ржавый седан без колес. Из трещин в асфальте растут сорняки. Под дверью сидит бездомный, кутается в лохмотья. На картонке шариковой ручкой выведено: «И ТАКАЯ ХРЕНЬ ВОТ УЖЕ 20 ЛЕТ». Калифорнийская беднота такая же, как и везде. Дин опускает в протянутую руку пятидесятицентовик. Грязные пальцы сжимаются в кулак. Красноглазый попрошайка говорит: «И это все?» На углу Эдди-стрит магазинчик «БАКАЛЕЯ И СПИРТНОЕ ЭДДИ-ТУРК».
За окном холодильник с бутылками молока.
После долгой прогулки стакан холодного молока не помешает…
В магазине пахнет перезрелыми фруктами и оберточной бумагой. Продавец – сикх в темных очках, синем тюрбане и белой рубашке. Он читает «Долину кукол» и ест виноград. На полках за кассой стоят бутылки спиртного. Продавец смотрит на Дина:
– Хороший сегодня день.
– Будем надеяться. Мне бы молока.
Сикх кивает на холодильник:
– Берите.
Дин берет полпинты молока, прижимает холодную бутылку к щеке, приносит к кассе.
– И пачку «Мальборо».
Рядом стоит стеллаж с открытками. Дин выбирает одну, с видом моста «Золотые ворота».
– Шестьдесят центов, – говорит сикх с чисто американским акцентом, совсем как Джон Уэйн. – А если с маркой авиапочты, то шестьдесят два цента.
– Спасибо. – Дин отсчитывает монетки. – Можно позаимствовать шариковую ручку?
Продавец кладет деньги в кассу и дает Дину ручку:
– Бесплатно. Там у подсобки есть столик.
– Спасибо.
Под старой школьной партой с откидной крышкой и чернильницей стоит табурет. Дин садится, смотрит на обратную сторону открытки и думает, что написать. «Может, посоветоваться с Эльф?» Дин отпивает молоко из бутылки. Очень освежает. «Главное – начать».
Дин берет ручку.
«Вроде нормально». Дин надписывает адрес Рэя и встает. В магазин один за другим вваливаются трое в лыжных масках. «Как грабители в кино», – думает Дин, и тут они выхватывают пистолеты. Настоящие. Дин впервые в жизни видит настоящий пистолет.
– Руки вверх, Али-Баба! – вопит один из грабителей.
Продавец презрительно кривится, но поднимает руки.
Дина пока не замечают, но он на всякий случай тоже поднимает руки. На него тут же наставляют дула трех пистолетов.
– Не стреляйте, – испуганно кричит Дин. – Не стреляйте!
– Ты кто? – спрашивает главарь.
– Просто покупатель, – говорит Дин. – Я сейчас уйду…
– Стоять! – вопит главарь и оборачивается к своему напарнику-коротышке. – Ты же говорил, здесь нет покупателей.
В маске коротышки сквозь прорези для глаз видны веснушки.
– Я следил пять минут. Никто сюда не входил. Поэтому я тебе сразу и просигналил. – Судя по голосу, совсем мальчишка, лет пятнадцать или шестнадцать.
– А ты внутрь заглядывал?
Молчание.
– Так ведь я же в первый раз… Я не…
– Говнюк! Теперь свидетель объявился…
Третий грабитель, верзила, швыряет продавцу мешок:
– Наполняй.
– Чем?
– Стоп! – орет главарь. – Он туда насыплет мелочи и скажет, что больше ничего нет. Пусть открывает кассу.
Верзила командует:
– Отойди в сторонку и открой кассу.
– Как же я открою кассу, – недоуменно говорит продавец, – если отойду в сторонку?
– Не умничай тут, а то я тебе жопу прострелю! – выкрикивает коротышка; на слове «жопа» голос дает петуха. – Сначала открой кассу, потом отойди в сторонку.
«Ему лет четырнадцать», – думает Дин.
Продавец вздыхает и открывает кассу. Верзила сгребает в мешок несколько банкнот.
– Вытаскивай ящик из кассы, – требует главарь. – Там есть потайное отделение, в нем все бабло спрятано.
Верзила дергает ящик:
– Не вытаскивается.
Главарь наводит пистолет на продавца:
– Делай, что говорят.
– Из этого кассового аппарата ящик не вынимается.
– Вытаскивай, кому говорят, – визжит коротышка; голос нервный, дрожит и срывается.
«Нанюхался кокаина», – обеспокоенно думает Дин.
Продавец смотрит на грабителей поверх очков:
– Это старый кассовый аппарат, еще сороковых годов. Ящик не вынимается. Никаких денег больше нет.
Главарь выхватывает у верзилы мешок, заглядывает внутрь:
– Двадцать пять долларов? И это все?
– Я торгую бакалейными товарами и спиртными напитками, а не брильянтами. Сегодня четверг, время девять утра. Откуда выручка?
Верзила грозит продавцу пистолетом:
– Открывай сейф в кабинете.
– В каком кабинете? Там подсобка размером с чулан. И сортир. Здесь, в магазинах, наличных не держат. Слишком много грабежей. Вы что, не видели табличку в витрине? «Наличности не держим».
– Он врет, – взрыкивает главарь. – Врешь, сволочь!
Коротышка идет к двери:
– Погоди. – Читает вслух, по слогам: – На-лич-нос-ти… не дер-жим… Декс, он не врет.
– Не называй имен, придурок! – орет главарь.
Верзила говорит Дексу-главарю:
– Ты же сказал, что в этой точке бабок до хрена. По две сотни каждому.
– Каждому? – ошарашенно уточняет продавец. – Шестьсот долларов выручки за ночь? Да что вы понимаете в торговле?!
– Заткнись! – шипит главарь. – Гони кошелек.
– Я не беру с собой кошелек в магазин. Слишком много грабежей.
– Враки! А если тебе надо что-нибудь купить?
– Я отмечаю все в журнале учета. Вот, можешь меня обыскать.
«Недоумки…» – думает Дин.
Главарь поворачивается к Дину:
– А ты на что уставился?
– Мм… на вооруженное ограбление?
– Штымп, забери у него кошелек.
Коротышка взмахивает пистолетом:
– Гони кошелек.
В бумажнике десять долларов, но кокаин и пистолет – не самая лучшая комбинация. Дин ставит початую бутылку молока на штабель картонных коробок с упаковками брецелей «Пинкертон» и лезет во внутренний карман пиджака за кошельком. Внезапно на улице взвизгивают тормоза. Коротышка испуганно оборачивается, задевает коробки, бутылка падает, Дин пытается ее подхватить, а демоническая сила отбрасывает его назад…
Фразы долетают до слуха обрывками, будто звучат в радиоприемниках, раскачивающихся на длинных веревках.
– Долбоклюй херов!
«В меня стреляли… и, кажется, попали…»
– Он полез за пистолетом, Декс!
– Я сказал ему: «Гони кошелек»!
– Какой идиот держит кошелек в кармане пиджака?
«Я не умру… не умру… не сейчас…»
– Вот он и держит! Смотри! Что у него в руке?
– Но он же шевельнулся, Декс… и… а я…
«Не умру… не так… как глупо…»
– Не называй меня по имени, урод!
«Я НЕ УМРУ… НЕ УМРУ… ОСТАНУСЬ…»
– Не получится, Дин. Ты уж прости, – говорит Чейтон.
«Откуда ты здесь? Ты же у Джерри…»
– Не бойся. Я проведу тебя к гряде.
«Но я же должен еще записать песни…»
– Придется их оставить здесь.
«Эльф, Джаспер, Грифф, Рэй… Можно я им просто скажу…»
– Ты знаешь, как оно происходит, Дин.
Голоса в бакалейной лавке «Эдди и Турк» затихают все быстрее и быстрее. Голос продавца-сикха еле слышен:
– Я вызываю «скорую» для покупателя. Если вам невтерпеж, стреляйте в меня. Тогда вам точно грозит смертная казнь. Или уносите ноги.
«Мне не нужна „скорая“», – думает Дин.
– Твои песни будут слушать те, кто еще не родился на свет, – говорит Чейтон.