Дин свернул на Гоуэр-стрит. В звуках шагов возник гитарный ритм, замаршировал рядом. Дин подхватил его, добавил металлической резкости, растянул на два такта. Первая половина музыкальной фразы задавала вопрос, вторая отвечала. Классный хук. Дин обошел Бедфорд-Сквер. Жухлая листва еще цеплялась за ветки. Слева был поворот на Моруэлл-стрит, где когда-то Дин снимал комнату. Дин зашагал по узкой улочке. Из-за густого тумана в десяти шагах было ничего не разглядеть. Он прошел мимо дома миссис Невитт. Вспомнил пять фунтов, которые она зажилила. В окне виднелась табличка: «СДАЕТСЯ КОМНАТА – ИРЛАНДЦАМ И ЦВЕТНЫМ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ – СПРАШИВАЙТЕ». У самого тротуара Дин заметил выбитый кусок брусчатки и решил, что это неспроста. Огляделся по сторонам и запустил камнем в окно. Зазвенело стекло – и все. Дин убежал. Унылое настроение развеялось. Дина никто не заметил, не закричал вслед. Этот секрет он унесет с собой в могилу.
По Оксфорд-стрит брели редкие прохожие – гуляки возвращались с субботних вечеринок. На Сохо-Сквер поджарый черный пес дрючил толстую белую сучку. «Секс нас дергает за нитки», – подумал Дин и шариковой ручкой накорябал слова на старом автобусном билете. Как говорит Эльф, то, что не записано, того, считай, не было. В голове замелькали рифмы: «пытки», «раствор на плитке», «очень прытки»… Дин прошел мимо больницы, куда лже-Хопкинс отправил его за бригадой с носилками. Лондон – одна большая игра. И правила в ней придумывают на ходу. Какой-то из племянников мистера Кракси мыл полы в кафе «Этна». Дин хотел заглянуть к Эльф, на Ливония-стрит, принести ей на завтрак сдобных рогаликов из французской булочной, но вспомнил, что у Эльф теперь живет Брюс. Если бы Дин мог щелкнуть пальцами и стереть Брюса Флетчера с лица Земли, не опасаясь обвинений в убийстве, то сделал бы это немедленно. Он на всякий случай щелкнул пальцами – а вдруг сработает? Днем они с Эльф увидятся, на репетиции в «Зед», у Павла. Вечером концерт в Брикстоне. Ехать недалеко. Он вышел из Сохо к изгибу Риджент-стрит, до краев наполненной туманом, пересек ее и пошел по Мэйферу. Надо принять ванну, а потом позвонить Джуд. И вообще, Дин решил быть с ней поласковее. В последнее время Грифф называл его не иначе как шалавой. Надо послать Джуд букет цветов. Девчонки любят цветы. Может, из хука выйдет песня для Джуд. Ну или как будто про Джуд, как «Темная комната» была как будто про Мекку. В зеленной лавке на Брук-стрит Дин купил упаковку яиц, хлеб, свежую «Дейли миррор» и пачку «Данхилла».
– Туманный день, – сказал лавочник-поляк.
– Туманный день, – подтвердил Дин.
Он повернул на Четвинд-Мьюз, поднялся по ступенькам к парадной двери. Вот и дома. Удача его не оставила. Дин вытащил из кармана ключ…
В прихожей аккуратно стояли женские сапожки. Похоже, Джаспер вернулся из Оксфорда раньше, чем собирался, и не один.
– Джаспер? – окликнул Дин.
Тишина. Может, они в спальне? В квартире витал едкий запах марихуаны. Тускло светился мистер Кабутер. Дин направился к окнам, чтобы впустить в гостиную света и свежего воздуха, и вскрикнул от неожиданности. В кресле сидела Джуд. Упаковка яиц шлепнулась на пол.
– Черт возьми, Джуд! Ты меня до смерти напугала!
Джуд молчала.
Значит, это ее сапоги в прихожей.
– Я тут вышел купить аспирин. А его нигде нет, представляешь? Полгорода облазил. С ума сойти. Из-за аспирина. Хочешь яичницу? – Он открыл упаковку. Три яйца разбились. – Или сразу омлет?
Джуд смотрела на него.
– А… а где Джаспер?
– Мы встретились у дверей, – надтреснутым голосом ответила она. – Он меня впустил, а сам снова ушел. Я не спрашивала куда.
– Ясно. Ну, я рад тебя видеть.
– Я вчера тебе звонила – узнать, как твоя простуда. А трубку никто не брал. Ну я и решила приехать, за тобой поухаживать. Первым поездом на Викторию. Только дома никого не оказалось.
– Наверное, мы с тобой разминулись, – сказал Дин.
– Дин, ты врать не умеешь.
Дин с напускным недоумением посмотрел на нее:
– А с чего мне тебе врать?
– Ой, не надо. Пожалуйста.
– Что не надо?
– Не надо со мной обращаться как с дурочкой. Хотя я и есть дурочка.
Дину захотелось оказаться в будущем, беззаботном и безопасном, – там, где то, что происходило сейчас, уже давно навсегда осталось в прошлом; там, где он не чувствовал себя последней сволочью.
Джуд потерла глаз:
– Мне все говорили, что ты считаешь, будто правила не для тебя. Я тебя оправдывала и выгораживала, мол, успех тебе голову не вскружил, никакой звездной болезни… – Она встала, вышла в прихожую, надела пальто и сапоги. – На прощанье я бы пожелала тебе всего хорошего, но не хочу врать напоследок. Так что желаю тебе все-таки отыскать такого себя, который лучше нынешнего. Для твоего же блага.
Дин чувствовал себя конченым мерзавцем.
Дверь за Джуд закрылась.
– Дин?
Эми смотрит на него. И все остальные тоже. В приемной звонит телефон. Бетани берет трубку:
– Добрый день. Агентство «Лунный кит», слушаю вас.
Трансконтинентальные часы отстукивают минуты.
– Ох, прости. Что ты сказала?
– Я сказала, что если тебе захочется напоследок поведать мне какую-нибудь историю из бурной жизни рок-музыкантов, то я с удовольствием выслушаю.
– А… Ну да. Нет, увы. В десять часов вечера я уже в постели, с чашкой какао и с «Еженедельником гольфа».
– Так я и думала. – Эми берет сумочку и встает. – Что ж, материала у меня уже достаточно. До встречи.
Левон встает, распахивает перед ней дверь:
– И когда будет опубликовано интервью? Хотя бы примерно.
– На следующей неделе.
– А рецензия на альбом? – спрашивает Левон.
– Уже написана.
Дин пристально всматривается в лицо Эми, пытаясь отыскать там хоть какой-то намек.
Эми прикусывает краешек нижней губы:
– Не волнуйся. Если бы мне не понравился ваш альбом, я бы не стала брать интервью для статьи на восемь сотен слов.
Дин уставился на кресло, в котором сидела Джуд. Кресло еще хранило призрачное тепло ее тела. От секса все беды. Клеить чувих – как наркотик. Но секс с первыми встречными не приносит никакого удовольствия. Дин мысленно дал себе слово, что будет обращаться с женщинами как с Эльф – то есть как с людьми. Зазвонил телефон. Дин выключил воду и направился в прихожую.
– Алло?
– Доброе утро, бесшабашный гуляка.
– Род! Прости… я вчера смылся без предупреждения.
– Да ничего страшного, Ромео. Все срослось?
– Джентльмены своими подвигами не хвастают.
– Ишь ты, шалопай! Кстати, вчера твое рок-волшебство и на Кенни распространилось.
– Правда, что ли?
– Ага. Слинял куда-то в Хаммерсмит с девицей колдовского вида. Ну, ему полезно, для профилактики спермотоксикоза. Стю заночевал у меня на диване, в Кэмдене. Только что уехал.
– Ну, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается.
– Именно. Слушай, после вчерашнего буйного загула мне малость неловко говорить о деньгах, но ты как расплачиваться собираешься – наличными или чеком?
Время затормозило – резко, как поезд.
– За дурь?
– Не, за выпивку в клубе. Ты ж в баре счет открыл.
Дин вспомнил:
– А, ну да, конечно. И сколько там набежало?
– Девяносто шесть фунтов с мелочью.
Время слетает с рельсов, как состав на полном ходу.
У Дина не было девяноста шести фунтов.
У него не было даже пятерки.
– Дин, ты слышишь?
– А… да. Да-да.
– Вот и славно. Я уж думал, разъединили. Короче, ты как ушел, я угощение-то прикрыл и расплатился по счету. «Bag o’ Nails» – не самый дешевый клуб в Лондоне. Спору нет, ты у нас человек щедрый, но многие этим злоупотребляют. Не надо их баловать. Надеюсь, ты не в обиде.
– А… нет. Спасибо.
– Слушай, у тебя аппарат не барахлит? Очень плохо слышно.
Пока Дин пытался придумать, как объяснить другу, что у него попросту нет денег, чтобы рассчитаться за свою безумную щедрость, ему внезапно представился опарыш, которого надевают на крючок. «И крючок в заднице вот так поверни, – сказал Гарри Моффат, – чтоб плотно сидел, самым кончиком высовывался. Видишь?»
Эльф и Джаспер убирают со стола кофейные чашки, а Бетани рассказывает Левону о том, кто ему звонил. Грифф лежит неподвижно, закрыв лицо ковбойской шляпой. На подлокотнике кресла – женская перчатка.
– Эми перчатку забыла, – говорит Дин.
– Ну надо же! – Эльф многозначительно смотрит на него.
– Я пойду, может, догоню.
– Да она уже за несколько кварталов ушла, – говорит Джаспер.
– Или все еще где-то рядом, – безмятежно заявляет Эльф.
Дин выбегает из кабинета в приемную, скатывается вниз по лестнице и на лестничной площадке первого этажа, у дверей агентства Дюка – Стокера, видит Эми. Она курит.
Дин помахивает перчаткой:
– Вот, пропажа отыскалась.
– Надо же. – Она берет перчатку, но Дин не разжимает пальцев, держит крепко.
На лице Эми написано: «Ты, конечно, симпатичный, но не настолько».
Дин выпускает перчатку.
– А вознаграждение мне полагается? – Он достает из кармана пачку «Данхилл».
– Так и быть, можешь дать мне свой номер телефона.
«Ах ты ж, язва фигуристая, сучка породистая, красавица моя…»
– Если я дам тебе свой номер, то как я узнаю, что ты им воспользуешься?
– А никак. – Эми подносит ему зажигалку.
Несколькими ступеньками ниже течет, волнуется и толкается Денмарк-стрит.
Дин погружает кончик сигареты в пульсирующее пламя.
Последний ужин
На втором этаже паба «Герцог Аргайл» Грифф, дожидаясь очередной пинты «Гиннесса», лениво пересчитывал присутствующих. Под гирляндой рождественских огоньков сидели Бетани, ее бойфренд – театральный режиссер и Петула Кларк. Один, два и три. Вальяжный квартет щегольски одетых мужчин – Левон, биохимик по имени Бенджамин, владелец «Зед» Павел и менеджер The Move – это 17, 18, 19 и 20. Джаспер, Хайнц Формаджо и ученый из Кении – 36, 37 и 38. Радиоведущие Джон Пил и Бэт Сегундо – 44 и 45. Эльф и Брюс, которые миловались в уголке, – 59 и 60. Брюс что-то говорил, прижимаясь лбом ко лбу Эльф, а