Утопия-авеню — страница 60 из 131

Грифф, Дин и Джаспер прекращают играть, Эльф завершает «Докажи» в одиночестве. Зал смолкает, чтобы не пропустить ни слова. Луч прожектора падает на рояль. В глазах королевы пиктов сверкают две крошечные точки. Ее кожа становится золотом. И руки Эльф тоже…

Тем, кто ворует, нужны дурачки, доверчивые ребята.

Наивный не видит вранья сквозь очки – что в уши попало, то свято.

Влюбленным необходим антидот от этой серьезной болезни.

Певцам – адвокат, пистолет, пулемет – в общем, что будет полезней.

«Мой криминал себя оправдал, – втирает Ромео подросткам. —

Я докажу!» – до сих пор голосит ворюга по всем перекресткам.

Зачатки жизниВторая сторона

Ночной дозор

Под водой вращаются гребные винты, вспенивают липучее море, и «Арнем» отчаливает от бетонной стенки Гарвичской пристани. Палуба поднимается, опускается и кренится на волнах.

– Встречай нас, Амстердам, – говорит Грифф.

– Встречай нас, легальная наркота, – говорит Дин.

– Не то чтобы легальная, – поправляет его Левон. – Дозволенная, но в пределах разумного. Так что ведите себя осмотрительно. Очень вас прошу. Неприятности с полицией плохо скажутся на перспективах дальнейших зарубежных гастролей.

Трижды зычно рявкает гудок «Арнема».

– А правда, что в квартале красных фонарей шлюхи стоят в застекленных кабинках, чтобы с улицы было видно? – спрашивает Грифф.

– Правда, – отвечает Джаспер.

– Вот оно, счастье, – говорит Эльф. – Порнография без журналов.

Джаспер предполагает, что это сарказм.

– Если ты туда соберешься, мне не говори, – предупреждает Эльф Дина. – Я не хочу врать Эми. Точнее, не буду.

– Я? Да я чист как первый снег! – Дин прикладывает руку к сердцу.

– И ты переправлялся на этом пароме каждое лето? – спрашивает Левон Джаспера.

– Да, каждое лето. Шофер забирал меня из Или, привозил в Гарвич и сажал на паром. А там меня встречал дедушка, и мы с ним ехали в Домбург.

– Де Зуты живут в Домбурге? – спрашивает Эльф.

– Де Зуты живут в Миддельбурге, столице провинции Зеландия. А я жил в семье викария, в Домбурге, на побережье.

– А почему ты не жил с родственниками? – спрашивает Дин.

– Сложные семейные отношения, – отвечает Джаспер.

– А тебе не было страшно уезжать? Через все Северное море, одному, к незнакомым людям? – спрашивает Эльф.

Джаспер вспоминает, как стоял у этих же поручней, обдуваемый этим же ветром Северного моря, и смотрел, как все знакомое превращается в смазанное пятнышко на горизонте.

– Отказаться я не мог. А деваться было некуда. Я люблю корабли. Я на корабле родился.

– Такой вот правящий класс, – говорит Дин.

Грудь наполняется соленым воздухом. По морю, смятому рябью, бегут тени. Над «Арнемом» парят чайки.

– Это было приключение, – говорит Джаспер. – Я чувствовал себя мальчиком из книги.


«Грех в крови». Семь лет назад, на другое утро после того, как они с Формаджо установили контакт с Тук-Туком, Джаспер проснулся. Под ложечкой неприятно сосало, а в черепе, прямо под макушкой, раздавался резкий стук – тук-тук-тук-тук-тук-тук, – будто рассерженный сосед с нижнего этажа колотит шваброй в потолок. Стук начинался и обрывался по нескольку раз за минуту, как пытка водой, стараясь свести Джаспера с ума. Аппетита не было. На завтрак он не пошел. Первым уроком была история, но Тук-Тук упорно заглушал рассказ мистера Хамфриза о Столетней войне, поэтому Джаспер отпросился, сославшись на мигрень. По пути в медпункт он заглянул к себе в спальню и взял «алфавитную матрицу», нарисованную Формаджо прошлым вечером. Медсестра дала ему аспирин, который не помог отделаться от стука, и продолжила вязать что-то на спицах. Когда она наконец вышла из медпункта, Джаспер вслух спросил своего мучителя, какой ценой можно прекратить стук. В ответ раздался шквал ТУК-ТУК-ТУКов. Джаспер понял, что дальнейших контактов не предвидится.

Перед обедом в медпункт заглянул Формаджо.

– Ты ужасно выглядишь. Оно все еще… – Он свел кулаки, трижды пристукнул костяшками.

Джаспер чуть наклонил голову. Составлять слова в предложения было так же сложно, как считать в уме, когда тебе в лицо выкрикивают набор случайных чисел.

– Дай телеграмму моему дедушке. Если меня отправят в английскую лечебницу, то без опекуна не выпишут.

Формаджо кивнул и ушел. Ковыляли часы, сопровождаемые непрекращавшимся градом тяжелых ударов. Стук становился все громче. Джаспер физически ощущал, как его мозг покрывается паутиной тончайших трещин. Директор школы привел доктора Белла из городской поликлиники, чтобы тот осмотрел Джаспера. Grootvader Вим получил телеграмму Формаджо. Тук-Тук разразился канонадой ударов, от которой у Джаспера невольно брызнули слезы. Доктор Белл объявил недомогание Джаспера «тяжелым случаем нервической мигрени», прописал снотворное и слабую настойку опия. После ужина вернулся Формаджо, но разговаривать было почти невозможно.

– Не знаю, что это – демоны, безумие или опухоль мозга, – но оно меня убивает, – сказал Джаспер.

Формаджо упросил медсестру и директора выпустить Джаспера из медпункта, пообещав, что всю ночь будет следить за состоянием приятеля. Перед тем как улечься на кровать в их с Формаджо комнате, Джаспер принял две таблетки снотворного. Вместо того чтобы считать овец, он начал мысленно перечислять способы самоубийства, доступные ученику школы Епископа Илийского: повеситься на школьном галстуке; утопиться в реке Уз; вскрыть вены швейцарским армейским ножом; лечь на рельсы железнодорожной ветки, ведущей из Кингс-Линн в Лондон…

…Тук-Тук выдернул Джаспера из забытья. На будильнике – два часа ночи. Формаджо спал. Собственное тело казалось Джасперу чужим, будто во сне ему пересадили мозг. Безжалостный стук не смолкал… Сам не зная зачем, Джаспер встал и подошел к шкафу, проверить свое отражение в зеркале. Из зеркала смотрели чужие глаза. Незнакомец постучал костяшками пальцев по стеклу и на миг принял свой истинный облик: бритоголовый, постарше и пониже Джаспера, с раскосыми восточными глазами, в каком-то церемониальном одеянии. Он мелькнул и исчез.

Костяшки пальцев Джаспера сами собой ударили по зеркалу, и незнакомец появился снова, заставив кулак Джаспера выбивать стремительную дробь в стекле:

ТУКТУКтуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктук туктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктуктукТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК

– Де Зут! Де Зут! Де Зут!

Формаджо оттащил Джаспера от зеркала, повалил на кровать. Кулаки Джаспера были изрезаны в кровь.

– Эй, очнись! Тебе что-то приснилось!

– Мне не приснилось, – сказал Джаспер.


«Утопия-авеню» сходит по трапу в Хук-ван-Холланд. Над пакгаузами и доками встает прерывистая радуга. У Левона в обеих руках по чемодану. Джаспер и Дин несут свои гитары. Усилители, клавишные инструменты и ударную установку предоставляет телестудия, поэтому у Эльф и Гриффа только дорожные сумки. Все идут в новый зал таможенного досмотра в порту Хук-ван-Холланд. Интерьеры, указатели, звук голландской речи, выражение лиц придают Джасперу уверенности. Когда наступает его очередь, он протягивает таможеннику свой голландский паспорт. Коренастый таможенник вглядывается в фотографию, затем поднимает взгляд на длинноволосого Джаспера и недоуменно морщится.

– Здесь написано, что вы – мужчина, – с фламандским акцентом произносит он.

«Шутка. Длинные волосы».

– Да, мне всегда так говорят.

Таможенник кивает на гитарный футляр:

– А там что? Ружье?

«Еще одна шутка?» Джаспер показывает ему «стратокастер».

На лице таможенника возникает непонятное выражение. Он смотрит за плечо Джаспера – на Эльф, Гриффа, Дина и Левона:

– Это ваша группа?

– Да. Тот, что постарше, – наш менеджер.

– Хм. А вы знаменитые?

– Не очень. Но скоро станем.

– Как называется группа?

– «Утопия-авеню».

Таможенник снова читает фамилию Джаспера.

– Вы родственник де Зутов из Миддельбурга? Судовладельцев?

Джаспер по опыту знает, что прямого ответа давать не следует.

– Очень дальний.


В комнате отдыха телестудии AVRO-TV четыре стула стоят перед четырьмя зеркалами; над каждым зеркалом горит лампочка без плафона. В углу вешалка, на выщербленных плитках пола два раздавленных таракана, за окнами – мусорные баки.

– Просто роскошь, мы явно в зените славы, – бормочет Дин.

– По крайней мере, не воняет мочой и пивом, – говорит Эльф.

– Отдохните здесь двадцать минут, – говорит помощник режиссера.

Джаспер избегает смотреть в зеркала.

«Здесь не отдохнешь».

– Готовьтесь, – говорит сотрудник. – За две минуты до начала выступления я проведу вас на сцену. Там вы исполните песни «Темная комната» и «Мона Лиза поет блюз». Потом Хенк возьмет у вас интервью. Вам еще что-нибудь нужно?

– Опиум. Шарик размером с мою голову, – заявляет Дин.

– Это можно купить в городе. После передачи.

В коридоре слышны аплодисменты. Передача начинается с выступления Shocking Blue, психоделической группы из Гааги.

– Я еще вернусь. – Помощник режиссера закрывает за собой дверь.

– Фигассе! – Дин поворачивается к Джасперу. – У вас в Голландии вся богема такая стремная?

«Это он с иронией, саркастически или серьезно?»

На всякий случай Джаспер пожимает плечами.

– Мне надо поговорить с менеджером The Hollies. – Левон надевает очки с дымчатыми стеклами. – Ведите себя хорошо и не открывайте дверь чужим дядям.

– Ха, кто бы говорил, – традиционно отзывается Эльф.

Джаспер вешает пиджак на плечики, цепляет крючок за зеркало, достает пачку «Ротманс».