– Почему ты так боишься зеркал? – спрашивает Грифф. – Ты у нас, конечно, не картина маслом, но и не то чтобы прямо страхолюдина.
Джаспер не вдается в объяснения.
– Мне от них жутковато.
– Надо же, – ворчит Грифф.
– Фобии не имеют рационального объяснения, – говорит Эльф. – На то они и фобии.
– А вот меня пугают вполне объяснимые вещи, – заявляет Дин. – Пчелы. Атомная война. Жизнь после атомной войны.
– Чума, – говорит Грифф. – Лифтовые шахты. Эльф, а ты чего боишься?
Эльф задумывается:
– Боюсь забыть слова на сцене. Или ноты.
– В таком случае пой что-нибудь на псевдовенгерском, а когда спросят, что это было, отвечай: «Авангард», – советует Дин.
– О, спасибо за подсказку. Авангард, – говорит Грифф. – Я забыл очки в гримерной. Я мигом. – Он встает.
– Истертый фокус, – говорит Дин. – Тебе не терпится разжиться телефончиком гримерши. Я с тобой. Хочу посмотреть, как она тебя отошьет.
– А я хочу послушать Shocking Blue, – заявляет Эльф. – Джаспер, пойдем?
Тишина, покой и сигарета – очень соблазнительно.
– Я тут посижу.
Тук-тук-тук, – стучат в дверь комнаты отдыха.
«Это нормальный стук», – думает Джаспер.
– Да?
В комнату заглядывает брюнет с квадратным подбородком и беспокойным взглядом.
– Джаспер де Зут? – Голос с американским акцентом.
Джаспер знает, кто это. Из The Byrds.
– Джин Кларк?
– Привет. Можно я тут посижу?
– Можно. Осторожнее, тут тараканы.
Джин Кларк наклоняется, рассматривает тараканов:
– Ох, благодать Божия.
Джаспер не уверен, надо ли на это отвечать, и на всякий случай пожимает плечами. На Джине Кларке малиновая рубашка, небрежно повязанный сиреневый галстук-шнурок, зеленые брюки и блестящие сапоги из магазина «Анелло и Давид». Он садится на стул:
– Я просек ваш альбом. Ты классно играешь на гитаре. Ты самоучка?
– У меня был учитель-бразилец. Но по большей части да, я учился самостоятельно. В череде комнат.
Джин Кларк смотрит на Джаспера, будто тот сказал что-то нелепое.
– Что ж, хорошо научился. Я услышал «Темную комнату» и первым делом подумал: «Как это Pink Floyd удалось уговорить Клэптона сыграть с ними?» Великолепно!
«Он сделал мне комплимент, – догадывается Джаспер. – Его тоже надо похвалить».
– Спасибо. Твой альбом с братьями Госдин – настоящий праздник. «Echoes»[99] – отличная вещь. Особенно примечателен восходящий большой мажорный септаккорд на фа.
– А, вот это что! Я называю его просто «фа-дурдом». Да, альбом получился неплохой. Жаль, продажи были провальными. Он остался незамеченным, потому что вышел практически в один день с новым альбомом The Byrds «Younger than Yesterday»[100].
Джаспер понимает, что теперь его очередь что-то сказать.
– А ты сейчас гастролируешь?
– Да так, пара выступлений в Голландии и в Бельгии. Меня тут хорошо принимают, организаторы даже оплатили перелет.
– Ты же ушел из The Byrds, потому что боялся летать.
Джин Кларк сминает окурок в пепельнице.
– Я ушел, потому что устал летать. Устал от той жизни, от восторженных воплей, от лиц, от славы. И все бросил. Сначала слава к тебе липнет, а потом она тебя лепит. Слава освобождает от необходимости соблюдать правила. Поэтому правоохранительные органы нас так не любят. Если на чудика с гитарой не распространяются установленные правила, то почему их должны соблюдать все остальные? Но главная проблема в том, что слава – как наркотик. Она вызывает привычку, от которой невозможно избавиться.
– Но ты же избавился, – говорит Джаспер. – Ты бросил американских «Битлз».
Джин Кларк рассматривает мозоль на пальце.
– Да, бросил. И что с того? Я расстался со славой, а теперь хочу ее вернуть. Без славы на жизнь не заработаешь. Играть в кофейнях за крошечные гонорары? Нет, это не для меня. Я не умею быть никем. Когда у меня была слава, она меня убивала. А теперь меня убивает безвестность.
В коридор доносятся звуки следующей песни Shocking Blue – «Lucy Brown is Back in Town»[101]. Великолепное соло на саксофоне. А сама песня так себе.
– Мы возьмем тебя в «Утопия-авеню», – говорит Джаспер.
Джин Кларк улыбается, будто Джаспер пошутил.
– Может, я самый большой дурак на свете. Может, поп-музыка – скоротечная мода. Может, через несколько лет нас сменит какой-нибудь очередной Джонни Гром и его Погремушки. А может, мы по-прежнему будем выступать, даже когда нам будет по шестьдесят четыре. Кто знает?
– Время, – отвечает Джаспер.
Стихают последние аккорды фонограммы «Мона Лиза поет блюз», и помощник режиссера поднимает табличку с надписью «APPLAUS»[102]. Зрители послушно хлопают. Среди них Джаспер замечает Сэма Верве, своего давнего приятеля. Они познакомились в консерватории, а потом вместе были уличными музыкантами. Верве одобрительно поднимает большие пальцы. Всех участников «Утопия-авеню» приглашают занять места на диване, рядом с Хенком Тёлингом. Ведущий передачи «Фенклуп»[103] напоминает моржа, одетого как чиновник. Он обращается в камеру и говорит по-голландски, менторским тоном, будто извиняясь за психоделический видеоряд:
– Британская группа «Утопия-авеню» с композициями «Темная комната» и «Мона Лиза поет блюз». Гитарист Джаспер де Зут – наполовину голландец, отпрыск семейства де Зут, знаменитых судовладельцев. Я все верно говорю?
– По большей части, – отвечает Джаспер. – Давайте перейдем на английский.
– Разумеется. – Хенк Тёлинг великодушно улыбается и указывает на Эльф. – Познакомьте нас, пожалуйста, с этой очаровательной девушкой.
– Это Эльф, – говорит Джаспер. – Она написала песню «Мона Лиза поет блюз».
Эльф машет рукой в камеру и старательно выговаривает:
– Goodag, Nederlands[104].
– Мы тебя обожаем, Эльф! – выкрикивают из зала.
– Мне хотелось бы узнать, – начинает Хенк, – как получилось, что вы – единственная девушка среди парней. Это очень непривычно. Вы сами попросили, чтобы вас взяли в группу? Или они вас пригласили?
– Мы… мы как бы устроили друг другу прослушивание.
– Ходят слухи, что вас взяли в группу, чтобы привлечь к ней внимание.
Джаспер не понимает, что выражает лицо Эльф.
– Что я должна на это ответить? Вот, к примеру, вас сделали ведущим этой передачи, чтобы привлечь к ней внимание?
– Но эльф – это крошечное волшебное существо с заостренными ушами. Вы – не крошечная, не волшебная, и уши у вас не заостренные.
– Эльф – это прозвище. По-настоящему меня зовут Элизабет Франсес. «Эль» от Элизабет и «эф» от Франсес – вместе получается Эльф.
Хенк Тёлинг осмысливает услышанное.
– Понятно. Вам нравится Амстердам?
– Я его обожаю. Он… совершенно невозможный. Но он есть.
– Вот именно. – Ведущий поворачивается к Гриффу. – А вы…
Грифф морщит лоб:
– Че я?
– Вы – барабанщик «Утопия-авеню».
Грифф изумленно разглядывает ударную установку:
– Да ладно! Правда, что ли? Ни фига себе…
– И сегодня ваш дебют на международной сцене, в амстердамском концертном зале «Парадизо». Что для вас это значит?
– Это значит, что у меня берет интервью Хенк Тёлинг.
Ведущий глубокомысленно кивает, будто обдумывая постулат Иммануила Канта, а потом обращается к Дину:
– Вы – Дин Мосс. Басист. Вы написали песню, которую мы сегодня не слышали. Она называется «Оставьте упованья» и стала вторым синглом группы. Сингл провалился. Почему?
– Это еще одна загадка природы, – отвечает Дин. – Как и то, кто назначил вас ведущим этой программы.
На лице Хенка Тёлинга возникает непостижимая улыбка.
– А, это английский юмор. Я – известный музыкальный критик, мои знания и опыт прекрасно подходят для этой передачи. А теперь перейдем к альбому группы «Утопия-авеню» «Рай – это дорога в Рай». – Он показывает камере конверт пластинки. – Некоторые называют его шизофреническим. Что вы на это скажете?
– Как альбом может быть шизофреническим? – спрашивает Дин. – Это все равно что назвать вертолет маниакально-депрессивным.
– Однако же в вашем альбоме есть песни в жанрах кислотный рок, психоделический фолк, ритм-энд-блюз, фолк-мотивы и даже джаз. Такое смешение стилей вполне можно назвать шизофреническим.
– А не лучше ли назвать его эклектичным? – спрашивает Эльф.
– Но к какой именно музыкальной категории следует отнести группу «Утопия-авеню»? – спрашивает ведущий, игнорируя замечание Эльф. – Наших зрителей очень волнует этот вопрос. О категории.
– Отнесите нас к эклектичной категории, – заявляет Дин.
Джаспер рассеянно смотрит в зал, где Сэм Верве жестом затягивает петлю на шее. «Шутка». Джаспер изображает улыбку и неожиданно осознает, что ищет взглядом Трикс.
– А каково ваше мнение, Джаспер? – спрашивает известный музыкальный критик.
– Вы – как тот зоолог, который допытывался у утконоса, кто он: выдра, похожая на утку, или утка, похожая на выдру. Или яйцекладущее млекопитающее? Утконосу все равно. Он плавает, ныряет, роется в земле, охотится, ест, спит, совокупляется… Мне, как утконосу, тоже все равно. Мы пишем ту музыку, которая нам нравится. И надеемся, что она понравится другим. Вот и все.
Режиссер подает знак, что время вышло. Хенк Тёлинг говорит в камеру:
– На этом мы закончим. Некоторые считают, что музыка этих четырех утконосов слишком хаотичная, расплывчатая и излишне громкая. Но некоторым она нравится. Я не сужу ни тех ни других. А теперь я приглашаю на сцену наших гостей, которые уже в третий раз выступают в нашей программе. Итак, потрясающая британская группа The Hollies