со своим новым хитом «Jennifer Eccles»!
В черной воде канала Сингел провисшей гирляндой отражаются фонари вдоль изгиба набережной. Бледные шары отражений рассеиваются, собираются воедино, рассеиваются, собираются воедино. По узкому мостику Джаспер переходит канал и направляется на Ромоленстрат, типичную амстердамскую улицу, какими их представляют иностранные туристы: кирпичная мостовая, фонарные столбы, высокие узкие дома с высокими узкими окнами, остроконечные крыши и горшки с цветами на подоконниках. Нужный ему дом находится ближе к середине улицы. Над бронзовым дверным звонком табличка: «ГАЛАВАЦИ». Как только Джаспер подносит палец к кнопке, его собранность рассеивается. Он плохо понимает все тонкости поведения в обществе, но сознает, что нормальные люди обычно звонят и предупреждают о своем приходе, а не появляются на пороге спустя пять лет. «А кроме того, если нажать кнопку звонка, то придется признать, что Тук-Тук вернулся». Джаспер чувствует, как будущее раздваивается. Прямо сейчас. «Можно уйти и надеяться на лучшее».
По мостовой Ромоленстрат грохочет фургон строительной фирмы. Джаспер встает на ступеньку крыльца, давая фургону проехать. Фургон сбрасывает скорость, водитель и пассажир – сын? – косятся на Джаспера из-под полуопущенных век, будто запоминая его внешность для полиции. «Я мог бы быть на твоем месте, – думает Джаспер, глядя на сына. – Это все развилки, от альфы до омеги…» Палец по-прежнему касается кнопки звонка. Если позвонить в дверь, то одно будущее вытеснит другое. «Нет…» Дверь распахивается. Доктор Игнац Галаваци обращается к Джасперу по-голландски, с фризским акцентом:
– Как раз вовремя, Джаспер! Входи, не стой на холоде. Ужин готов.
В чистейшей нарциссово-желтой кухне доктора Галаваци царит беспорядок.
– Моя жена в Маастрихте, навещает родственников. – Доктор разливает густой суп по тарелкам; он постарел, кожа на шее обвисла складками, но густые седые волосы все еще как будто приглажены порывом встречного ветра. – Она расстроится, когда узнает, что вы с ней разминулись.
Джаспер вспоминает, что надо говорить в таких случаях.
– Передайте ей мои наилучшие пожелания.
В лицо приятно дышит ароматным паром.
– Обязательно передам. Как тебе Лондон?
– Очень запутанный.
– Мы с ней с удовольствием слушали твою грампластинку. В ней много восхитительного. Разумеется, слова «современная музыка» для меня означают Пуленка или Бриттена. Но если культура не развивается, она умирает. Я послал экземпляр Клодетте Дюбуа. Она сейчас преподает в Лионе. И очень рада за тебя и за «Утопия-авеню».
– Передайте ей мои наилучшие пожелания, пожалуйста.
– Обязательно. В свое время я позволил ей применить новомодные идеи в Рийксдорпской лечебнице, но даже не подозревал, что с их помощью на свет появится «голландский Джими Хендрикс». Так тебя называет газета «Телеграф». Даже я слышал о Джими Хендриксе. Bon appétite[105].
Джаспер исследует вкусовые ощущения. «Телячий язык, розмарин, гвоздика…»
– Вы сегодня ждали гостей?
Доктор надламывает хрустящую булочку.
– А почему ты спрашиваешь?
– Вы приготовили столько супа, что хватит на целую команду регбистов.
Доктор Галаваци чуть кривит губы:
– Это старинный еврейский рецепт, который достался мне от матушки. Он очень сложный. Собрать все ингредиенты – это каждый раз целая эпопея, поэтому я готовлю с запасом. Но теперь у нас есть холодильник, так что суп простоит неделю и не испортится. А еще я как чувствовал – и надеялся, – что ко мне в гости заглянет бывший пациент.
У него странное выражение лица. Лукавство? Удовольствие?
Джаспер пытается сообразить, в чем дело. «Бывший пациент…»
– Я?
Доктор с наслаждением делает глоток пива.
– Ну а кто же еще?!
– У вас должно быть много бывших пациентов.
– Но только один, чье имя огромными буквами написано на афишах у концертного зала «Парадизо». И только он выступил в передаче «Фенклуп».
– В Рийксдорпе вы говорили, что телевидение превращает человеческий мозг в кашу.
– Ради тебя я сделал исключение и посмотрел передачу у соседа. Разумеется, она совершенно идиотическая, но вы все играли превосходно. Точно так, как на грамзаписи.
Джаспер надкусывает мягкую фасолину.
– По телевизору мы выступаем под фонограмму.
– Правда? Ну и ну! Какая жалость, что Хенк Тёлинг не брал у вас интервью под фонограмму. Хочешь добавки? Я рад видеть, что ты ешь с аппетитом.
В кабинете, заставленном книжными шкафами, доктор Галаваци подает зеленый чай и раскуривает трубку. Ароматы чая и табака напоминают Джасперу рийксдорпскую лечебницу. Голос доктора звучит умиротворяюще.
– Джаспер, ты просто решил меня навестить, или у тебя есть и другая причина визита?
– А вы совсем отошли от дел?
– Мы, психиатры, никогда не выходим на пенсию. Мы просто испаряемся в облачке теорий. – Он отпивает чай. – Как только я увидел тебя на крыльце, то сразу понял, что ты пришел по делу. – Он делает еще глоток чаю. – Я прав или нет?
По улице проезжает торопливый велосипедист, лихорадочно звенит звоночком.
«Скажи».
– По-моему, я снова его слышу.
Доктор задумчиво покряхтывает, гортанно взрыкивает:
– Кого? Тук-Тука? Монгола? Или кого-то другого?
– Вы хорошо помните мою историю болезни.
Дым трубочного табака пахнет цикорием, торфом и перцем.
– Честно сказать, твоя история болезни укрепила мою репутацию. После того как мою статью о пациенте ДЗ опубликовали в журнале «Психиатрический вестник», то отовсюду – из Ванкувера, из Бразилии, из Нью-Йорка, из Йоханнесбурга – посыпались сообщения о сходных случаях: пациенты с диагнозом «шизофрения» утверждали, что некое бесплотное существо помогает им избавиться от психоза. В прошлом году, в мае, мы провели конференцию в Бостоне, где обсуждались АСЦ – автономные сущности-целители. Прошу меня простить, если такой энтузиазм слегка отдает вампиризмом. Так что да, я очень хорошо помню твою историю болезни.
– Если бы психиатры не были чуть-чуть вампирами, то психиатрии не существовало бы, а я бы давно умер.
Доктор этого не отрицает.
– Я готов помочь тебе, чем смогу.
«Это стоит денег».
– Спасибо, но мой дедушка умер, а я стеснен в средствах, так что…
– О деньгах не может быть и речи. Я прошу лишь одного: разреши мне опубликовать результаты исследования.
– Договорились. – Джаспер вспоминает, что в таких случаях обмениваются рукопожатием.
Доктор Галаваци с улыбкой пожимает Джасперу руку и тянется к блокноту:
– Итак, у нас есть время?
– Саундчек мы начинаем в восемь.
На часах в кабинете – без пяти семь.
– В таком случае давай установим основные факты. Почему ты решил, что Тук-Тук вернулся?
– В последнее время я его слышу. Отдаленно, очень тихо. Он проснулся. По-моему, в первый раз я его услышал в Лондоне, примерно год назад. В ночном клубе.
Глухое покряхтывание.
– Ты принимал наркотики?
– Амфетамин. А еще я видел его во сне.
– Монаха в зеркале?
– Да.
Гортанный взрык.
– Странно было бы, если бы тебе не снилось то, что нанесло такую глубокую травму.
– Понимаете, это как если бы… если бы человек-невидимка поселился в вашем доме, то вы все равно ощутили бы его присутствие. Я ощущаю присутствие Тук-Тука… вот здесь. – Джаспер касается виска. – То же самое было в Или. И в Рийксдорпе до того, как появился Монгол. Он тогда сказал, что у меня есть пять лет. Сейчас пять лет истекли.
Шариковая ручка доктора Галаваци летает по бумаге. Джаспер вспоминает Эми Боксер. С прошлого ноября она частый гость в Диновой спальне на Четвинд-Мьюз.
– Ты принимал галлюциногенные препараты?
– Нет, я помню ваше предупреждение.
– А квелюдрин? Или другие нейролептики?
– Нет-нет. Я даже к врачам не обращался. Британские доктора отправляют в психиатрические лечебницы гораздо больше пациентов, чем принято считать.
Доктор Галаваци посасывает трубку.
– Что происходило в твоем сне про Тук-Тука?
– Я как будто смотрел фильм. Исторический, про Средневековье. Тук-Тук был монахом или аббатом. И его отравил какой-то градоправитель… – Джаспер достает из сумки записную книжку. – Вот, на первой странице все написано. Здесь и другие сны тоже есть, которые я счел важными. Везде указаны даты.
Психиатр берет записную книжку. С довольным видом, как предполагает Джаспер.
– А можно я возьму ее на время, перепишу некоторые подробности?
– Да.
Он раскрывает записную книжку на первой странице.
– Очень полезная привычка.
– Мой друг Формаджо часто говорит: «То, что не записано, – сплетни и домыслы».
– Он прав. Вы с ним видитесь?
– Да. Он изучает мозг в Оксфорде.
– Передай ему от меня привет. Он очень смышленый парень. Как я понимаю, от Монгола ты ничего не слышал с тех пор, как Тут-Тук… гм… снова проснулся?
– Совершенно верно. Монгол давным-давно пропал.
– В Рийксдорпе ты говорил, что он странствует. Как босоногий лекарь.
– Да.
– И ты до сих пор веришь в его существование?
Маятник часов разрезает минуту напополам.
– Да, – отвечает Джаспер. – К сожалению.
– Почему «к сожалению»?
– Если ваша теория верна и Монгол – ментальный надсмотрщик, созданный мною для того, чтобы сдерживать мой психоз, то есть надежда, что я смогу сделать это снова. Но если прав я и Монгол действительно существует, но забрел в Рийксдорп случайно, то меня не ждет ничего хорошего.
На улице женский голос выкрикивает: «Смотри, куда едешь!»
– Наверное, Джаспер, ты чувствуешь себя как ночной дозорный: знаешь, что надвигается опасность, но не знаешь, когда именно и с какой стороны.
– Неплохое сравнение.
– Спасибо. – Доктор Галаваци отпивает чай. – Я почитаю твои записи, сопоставлю факты, а потом мы с тобой побеседуем подольше. Сейчас я выпишу тебе рецепт на квелюдрин, чтобы ты успел сходить в аптеку до отъезда в Англию. Если все-таки случится обострение, таблетки тебе помогут.