Дина наконец-то осеняет.
– А тем временем про нас пишут в газетах. Реклама, сплошная реклама.
– Бетани ежеминутно названивают журналисты. Отовсюду, даже из Америки. Синглы и альбом сметают с полок в магазинах. Звонил Гюнтер, передает тебе горячий привет. «Илекс» спешно выпускает еще тридцать тысяч экземпляров «Рая». И… – Левон складывает ладони шалашиком, – если ты проведешь и эту ночь в заключении, то завтра утром в Рим прилетает Феликс Финч из «Лондон пост». Он возьмет у нас интервью и вместе с нами вернется в Лондон. В пятницу. Когда тебя выпустят.
– И сколько «Лондон пост» нам заплатит за это интервью?
– Сначала они предложили две, но я упомянул «Ньюс оф зе уорлд», и мы сговорились на четырех.
– Четыре сотни за интервью? Класс!
Левон мило улыбается:
– Четыре тысячи, мой мальчик.
Дин таращит глаза:
– Ты же не шутишь, когда речь идет о деньгах.
– А я и не шучу. Поэтому предлагаю вот что: две тысячи из четырех получишь ты. В конце концов, это ты сидишь в кутузке. А оставшиеся две тысячи будем считать гонораром, который украл у нас Ферлингетти. Твоя доля – двадцать процентов. Согласен?
«Две тысячи за шесть дней в камере? Это же больше, чем Рэй зарабатывает за год!»
– Да!
Входят Симондс и Ферлингетти.
– Мистер Симондс, – говорит Дин. – Капитан Ферлингетти.
Все усаживаются за стол.
– Надеюсь, мистер Фрэнкленд объяснил вам, мистер Мосс, – начинает Симондс, – что в данном случае вы отделаетесь легким испугом. Вас пожурят и выпустят.
Ферлингетти кладет перед Дином ручку и листок с машинописным текстом на итальянском и английском. Дин читает его по диагонали, выхватывает слова: «признание», «правонарушение», «незаконное хранение марихуаны», «нападение», «глубокое раскаяние», «искренние извинения» и «нет претензий».
Дин разрывает листок пополам.
У Ферлингетти отвисает челюсть, как у злодея в комиксе.
Симондс удивленно раздувает ноздри.
На лице Левона явственно читается: «Молодец».
– Ты не хочешь на свободу? – спрашивает Ферлингетти.
– Хочу, конечно, – говорит Дин Симондсу. – Но, во-первых, я не нападал на полицейских, а во-вторых, марихуану мне подложили. Надеюсь, вы мне все-таки поверили. Потому что если бы вы не верили в мою невиновность, то не стали бы со мной встречаться. Так ведь?
– Итальянское правительство решило проявить к вам снисхождение, – обеспокоенно поясняет Симондс. – Я настоятельно рекомендую вам согласиться на предложенные условия.
Ферлингетти раздраженно выпускает в консула пулеметную очередь итальянских фраз. Симондс невозмутимо выслушивает его и обращается к Дину:
– Он говорит, что в случае отказа не гарантирует вашего освобождения.
– Послушайте, здесь ведь явное недоразумение, – отвечает Дин. – Итальянские полицейские меня избили. Вот этот самый… – он, не глядя, указывает пальцем на капитана, – Ферлингетти подбросил мне наркотики. Это передо мной должны извиниться, мистер Симондс. Точнее, я требую извинений. В письменном виде. А до тех пор… – Дин встает и вытягивает перед собой сложенные руки, – я останусь в отеле «Сральник».
Ферлингетти злобно, но с заметным беспокойством смотрит на него.
Симондс говорит Левону:
– Если вы решили таким дешевым трюком заработать бесплатную рекламу, то, предупреждаю, вы играете с огнем. Речь идет о свободе этого молодого человека.
– Минуточку, – говорит Левон, записывая что-то в блокнот. – Феликс Финч, известный британский обозреватель, просил меня зафиксировать все подробности нашей беседы. К сожалению, сам он не смог присутствовать на этой встрече, поскольку прилетает только завтра, но… Итак… «дешевый трюк…», «играете с огнем…» Что там еще? Ничего подобного. Уверяю вас, это решение самого Дина. Я умолял его согласиться на ваше предложение. Но, как видите, Дин обладает несгибаемой силой духа и…
– Послушайте, мистер Симондс, – вмешивается Дин. – Разумеется, вы порядочный человек. Просто мы друг друга не сразу поняли. Извините. Я был напуган. Посмотрите мне в глаза. Вот если бы вы были на моем месте… и ни в чем не виноваты… Вы бы подписали эту бумагу?
Консульский работник ее величества шмыгает носом, отводит взгляд, снова смотрит на Дина, морщится и глубоко вздыхает…
На летном поле аэропорта Хитроу рейс ВА546 встречают Альберт Мюррей, депутат парламента от округа Грейвзенд, и фотограф газеты «Пост». Закат полыхает в вечернем небе, как взорванный броненосец. Дина, Левона, Гриффа и Джаспера, который еще не пришел в себя после перелета, отводят в сторону, чтобы представить всех и обменяться рукопожатиями, но тут их замечают пятьдесят, или шестьдесят, или семьдесят девчонок на смотровой площадке терминала и истошно верещат: «ДИИИИИИИИИИИН!» С поручней свисают плакаты «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ ДОМОЙ, ДИН!». Дин машет рукой и думает: «Ну, The Beatles и The Monkees встречают сотни, но начиналось-то все с десятков…» Вдобавок на плакатах написано не «Джаспер» и не «Грифф», а «ДИН».
«ДИИИИИИИИИИН!»
Левон берет его под локоть, подводит к депутату:
– Мы очень признательны, мистер Мюррей, за то, что вы нашли время с нами встретиться. И обеспечили нам такую великолепную погоду…
– Отважному сыну Грейвзенда – все самое лучшее. Мы гордимся его музыкой, но еще больше – героической стойкостью его духа…
– Феликс Финч, сэр, – вмешивается обозреватель. – Газета «Пост». А не могли бы вы подробнее рассказать о героической стойкости его духа…
– С удовольствием. Итальянские гестаповцы изо всех сил пытались сломить нашего Дина. Но им это не удалось. Он героически сопротивлялся. Я иногда почитываю ваши обзоры, мистер Финч, и знаю, что наши политические взгляды во многом не совпадают, но в данном случае и вы, убежденный тори, и я, социалист, не можем не согласиться, что в этом проклятом итальянском каземате Дин Мосс проявил истинно британский дух. Правда?
– Действительно, с этим невозможно не согласиться, мистер Мюррей. – Карандаш Финча записывает каждое слово депутата. – Великолепно сказано. Замечательно.
– Что ж, давайте-ка фотографироваться, – говорит Альберт Мюррей.
Обозреватель, политик, менеджер и «Утопия-авеню» застывают под вспышками фотокамер.
Служащий аэропорта проводит «Утопия-авеню» через зону прилета высокопоставленных лиц. Пограничник говорит Дину, что паспорт можно не предъявлять, и просит оставить автограф в блокноте дочери: «Бекки, с любовью». Дин благосклонно соглашается. Ступени ведут в коридор, к следующим ступеням, и наконец все попадают в небольшую приемную, примыкающую к шумному конференц-залу. Здесь их ждут Эльф, Бетани, Рэй, Тед Сильвер, Гюнтер Маркс и Виктор Френч из «Илекса». Первым делом Дин обнимает Эльф. Она выглядит отрешенной, совсем как Грифф после смерти Стива.
– Спасибо, что пришли, – шепчет Дин.
– С возвращением. Ты отощал.
– Ну что, нагулялись в Италии? – спрашивает Бетани.
– Бабуля Мосс, Билл и тетки передают тебе привет, – говорит Рэй. – Они уже было начали готовить тебе побег, представляешь?
– Энцо Эндрицци ославили на всю Европу и заклеймили аферистом. Его карьера промоутера кончена, – говорит Тед Сильвер.
– Ты сочинил тюремную балладу? – спрашивает Виктор Френч.
– Выпустим сингл перед следующим альбомом, – говорит Гюнтер.
Дин, поразмыслив, уточняет:
– Перед следующим альбомом?
Немец почти не может сдержать улыбки.
– Ведутся переговоры.
«А я-то думал, что лучше и быть не может».
Дин вопросительно смотрит на Левона.
– Гюнтер хотел первым сообщить тебе приятную новость, – поясняет Левон.
– Надо, чтобы нас почаще арестовывали, – говорит Грифф.
– Только в следующий раз пусть в каталажку сажают тебя, – отвечает Дин.
Гриф хохочет. Даже Джаспер выглядит довольным. Ну, как Джаспер. Эльф… так сразу и не разберешь. Виктор Френч выглядывает в щелку жалюзи:
– Эй, вы только гляньте!
Все смотрят в щелку. В зале собрались человек тридцать – репортеры и фотографы. Все ждут пресс-конференции. Впереди телекамера с надписью на боку «ТЕМЗА-ТВ».
– А это – начало следующей главы, – объявляет Левон.
Даже пролески…
Такси отъезжает. Эльф смотрит на дом Имоджен и Лоуренса. Чемодан стоит у ее ног. Крыльцо увито цветущей жимолостью. Отцовский «ровер» стоит на подъездной дорожке, за Лоуренсовым «моррисом». Еще один автомобиль, наверное, родителей Лоуренса. После бессонной ночи в голове все путается, плывет: прощание с Дином и остальными в Риме, дорога в аэропорт; полет; лабиринт Хитроу; автобус до Бирмингема; такси… «Быстрее, быстрее…» А сейчас, перед самым домом, решимость улетучивается. «Что сказать Имми? Что сделать?» Апрельский день издевательски прекрасен. Где-то совсем рядом распевает дрозд. На ум приходит слово «тренодия». Когда-то Эльф знала, что оно значит, но теперь не помнит. «Подготовиться к такому невозможно, так что давай просто…» Она берет чемодан, подходит к двери. Шторы в спальне наверху задернуты. Эльф тихонько стучит в окно первого этажа. Может, Имоджен спит. В щелку между тюлевыми занавесками выглядывает мама. Совсем близко. Обычно в ее глазах вспыхивает радостный огонек. Но сегодня – не обычно.
Лоуренс, его родители, Беа и родители Эльф встречают ее в гостиной. Все говорят шепотом. Имоджен наверху. «Отдыхает». Лоуренс несчастен, надломлен и выглядит на пять лет старше, чем две недели назад, когда Эльф приезжала в гости. Она выражает ему соболезнования, мысленно корит себя за беспомощные слова. Лоуренс кивает. Отец Эльф и мистер Синклер всем своим видом выражают неуверенность в том, что же им следует выражать. Эльфина мама, миссис Синклер и Беа тихонько всхлипывают. У всех заплаканные глаза. Беа уводит Эльф на кухню.
– Марк только-только начал спать по ночам. В пятницу около полуночи Имми его покормила и уложила в кроватку. Потом они с Лоуренсом уснули. Имми проснулась в полседьмого, подумала, как хорошо, что Марк за ночь ни разу не проснулся, пошла к нему в детскую… – Беа зажмуривает полные слез глаза, вдыхает, выдыхает, вдыхает, выдыхает. Эльф обнимает сестру. – Ну и… Марк лежал в кроватке… не дышал…