ликами.
– Ясно, почему на мои звонки никто не отвечал, – вздыхает Эльф.
– Надеюсь, теперь-то ты уйдешь из группы? – спрашивает отец.
– Папа, дай мне разобраться, в чем дело.
– Это «Телеграф». Здесь все написано.
– А как же презумпция невиновности? – напоминает Беа.
Звенят столовые приборы.
– Для сотрудников Национального Вестминстерского банка репутация – превыше всего, – еще тише говорит отец. – Того, чьи родственники замечены в нежелательных связях, там держать не станут. Наркотики? Финансовые нарушения?
– Только круглый дурак попытается пронести наркотики через аэропорт, – говорит Эльф. – А уж если ты патлатый парень с гитарой…
– Может, ваш Дин и есть круглый дурак. – Отец снова тычет пальцем в статью.
«Дурак-то он дурак, но не до такой же степени…»
– В Британии полицейские подбрасывают наркотики задержанным. Итальянская полиция вполне способна на то же самое.
– Британская полиция – лучшая правоохранительная организация в мире.
Эльф чувствует, что начинает злиться.
– Откуда ты знаешь? Ты объехал весь мир и сравнил?
– А если бы в статье упомянули Эльф? – говорит Беа. – А ее бы обязательно упомянули, отправься она в аэропорт вместе со всеми. Кому бы ты тогда поверил – ей или итальянской полиции?
Клайв Холлоуэй глядит на дочь поверх очков:
– Естественно, я бы поверил Эльф, потому что ее правильно воспитали. К сожалению, об остальных я такого сказать не могу. – Он складывает газету и говорит подошедшей официантке: – Английский завтрак, пожалуйста. И бекон прожарьте до хруста.
Бетани берет трубку, и Эльф опускает в щель телефона шестипенсовик.
– Бетани, это Эльф.
– Ох, слава богу! Ты знаешь, что случилось?
– Только то, что написано в «Телеграфе».
– Это лишь малая часть. Откуда ты звонишь?
– Из Бирмингема. Из гостиничного таксофона.
– Продиктуй мне номер, я перезвоню.
Спустя несколько секунд раздается телефонный звонок. Эльф хватает трубку:
– Рассказывай.
– Сначала хорошие новости. Джаспер и Грифф на свободе. Поселились в гостинице возле аэропорта. А теперь плохие: Левон и Дин задержаны. Гюнтер не пожалел бундесмарок, нанял лучших итальянских адвокатов и обещал позвонить, как только что-то прояснится.
– А где же Энцо Эндрицци?
– Загадочным образом испарился. Судя по всему, это подстава. Пресса проявляет огромный интерес ко всей этой истории. Эми Боксер подключила «Ивнинг стэндард» и раздувает всеобщий ажиотаж.
– Я даже боюсь спросить, на чьей они стороне?
– На нашей! «Телеграф», как обычно, держится особняком, но в «Миррор» опубликована статья под заголовком «Руки прочь от Дина, макаронники!», а в «Пост» – «Продажные итальяшки заманили британскую знаменитость в подлую ловушку». Приятель Теда Сильвера из министерства иностранных дел говорит, что итальянские власти решили начать кампанию по борьбе с «растлевающим влиянием иностранцев». Никто не ожидал, что поднимется такой переполох. Друзья и поклонники группы устраивают митинг у итальянского посольства в Мэйфере. Сущий кошмар для дипломатов.
Эльф чувствует, как поворачиваются шестеренки и сдвигаются рычаги.
– А мне что делать?
– Пока сидеть и не высовываться. Я пишу официальное заявление, в котором будет говориться, что ты в Англии, что благодарна за поддержку, оказанную «Утопия-авеню» в этот трудный час, и все такое… Имей в виду, если дело затянется, то репортеры тебя отыщут.
– О господи, только репортеров нам здесь не хватало!
– Вот именно. Как Имоджен?
Эльф не знает, с чего начать…
Из воспаленных глаз Имоджен катятся жгучие слезы. Эльф протягивает ей салфетку.
– Он знал, наверное… хотел позвать маму… ему было страшно… он… – Имоджен дрожит, сворачивается клубочком, как ребенок, пытается куда-нибудь спрятаться. – Вчера я услышала плач, молока полная грудь, темно, я полусонная, бреду по коридору и только у самой двери вдруг вспоминаю… а вся ночнушка мокрая, я хватаю этот проклятый молокоотсос, стою у раковины, молоко течет, я его смываю и… – Имоджен задыхается, не может вздохнуть, будто ее горе превратилось в астму.
Эльф берет ее руки в ладони:
– Дыши, сестренка, дыши…
На кухне бормочет «Радио-3».
Задернутые шторы не пропускают солнечного света.
После обеда – без Имоджен – Эльф выходит в сад, продолжает выпалывать сорняки. Она и время забывают друг о друге.
– Ты тут немного пропустила, – раздается голос.
Лоуренс стоит с подносом, на подносе – чайник.
– Имми вчера то же самое сказала.
– Правда? Ну… мама имбирное печенье испекла.
– Спасибо. Я пока… – Эльф выдирает плеть ежевики, снимает перчатки и вместе с Лоуренсом садится на каменную ограду. – Она уснула?
– Да. Сон для нее – спасение. Главное, чтобы ничего не снилось.
Эльф окунает пряничного человечка в чашку, головой вниз:
– Мм, вкусно.
– Звонили из крематория. Похороны завтра. В четыре. Там неожиданно высвободилось время, кто-то отменил бронь.
– Погоди, как это? Отменили бронь в крематории?
– Ой, да, вообще-то… я как-то сразу не сообразил.
– Не обращай внимания. Я ляпнула, не подумав.
– Твой отец рассказал, что Дина с Левоном задержали в Италии, – говорит Лоуренс. – Ты, наверное, волнуешься.
Разумеется, Эльф волнуется, но смерть Марка все затмевает.
– У них есть адвокаты. А вы – моя семья. Мое место здесь.
Лоуренс закуривает.
– Я даже не подозревал, как смерть все меняет. Даже слова. Вот мы с Имми… с Марком мы были семья. А теперь кто? Просто супруги? До тех пор, пока… Ох, не знаю.
Эльф вспоминает, что ей вчера сказала Имоджен. Ни за что нельзя раскрывать ее страшный секрет. Эльф делает глоток чаю.
– Если сказать: «Марк – мой сын», – продолжает Лоуренс, – то прозвучит, как будто я не понимаю, что его больше нет. Будто я сумасшедший.
Невидимый мальчишка снова бьет мячом об стену. Наверное, в это время он всегда здесь играет.
– …но если сказать: «Марк был моим сыном», то… – Лоуренс прерывисто вздыхает. – Это невыносимо. Это просто… – Он пытается усмехнуться оттого, что едва не плачет. – Это так грустно. Господи! Пусть кто-нибудь изобретет особое время для глаголов, чтобы употреблять его в разговорах… о тех, кого больше нет…
Вокруг колышутся ветви ив. «Как конские хвосты».
– Все равно говори: «Марк – мой сын», – вздыхает Эльф и вспоминает отстраненность Джаспера; иногда она представляется суперсилой. – И не важно, что подумают другие.
Пам-бам, пам-бам, пам-бам…
Ясное утро среды. Окна ресторана в «Гербе крикетиста» распахнуты настежь, с улицы веет теплом. Эльф, Беа и их отец – все в черном. Сегодня отец купил газету «Пост». Он показывает дочерям колонку Феликса Финча.
МИТИНГ В ПОДДЕРЖКУ «УТОПИЯ-АВЕНЮ»
Вчера у здания итальянского посольства на Три-Кингз-Ярд в Мэйфере двести поклонников британской поп-группы «Утопия-авеню» провели митинг в поддержку гитариста группы, Дина Мосса, и менеджера Левона Фрэнкленда, недавно арестованных в Риме. Итальянские власти обвиняют их в хранении наркотиков и нарушении финансового законодательства, однако и сами задержанные, и их друзья и поклонники отрицают эти обвинения. Вчера итальянскому консулу вручили петицию с требованием немедленно выпустить на свободу Дина и Левона. Сочиненные му зыкантом песни весь вечер звучали у посольства в исполнении поклонников – с огром-ным энтузиазмом, хотя и без особого мастерства. На митинге присутствовал и Брайан Джонс, гитарист группы The Rolling Stones, который сказал вашему покорному слуге: «Мне довелось на себе испытать всю прелесть безосновательных, несправедливых обвинений, поэтому я нисколько не сомневаюсь, что итальянцы прибегли к нечестным методам игры. Если у них есть неоспоримые доказательства того, что Дин и Левон преступили закон, то пусть выдвигают официальные обвинения. Если этого не произойдет, то Дина и Левона следует немедленно выпустить на свободу и извиниться перед ними и перед всеми нами». С мистером Джон-сом согласен и Род Демпси, близкий друг Дина Мосса, при-шедший на митинг в куртке с британским флагом. «Просто позор, что чиновники министерства иностранных дел, эти дармоеды, пальцем не шевельнут, чтобы защитить репутацию такого замечательного британского музыканта, как Дин Мосс. А повели бы они себя так, если бы он был выпускником Итона?» Я спросил мистера Демпси, придет ли он сюда завтра, и мистер Демпси поклялся, что будет митинговать у посольства до тех пор, пока ситуация не разрешится.
Независимо от того, нравится вам музыка группы «Утопия-авеню» или нет, ваш покорный слуга с невольным ува-жением отнесся к митингу на Три-Кингз-Ярд. Британская молодежь способна выразить свое мнение и недовольство без возмутительного нарушения спокойствия и мятежей, характерных для европейских демонстраций протеста. Если и дальнейшие митинги пройдут в строгих рамках закона, то я присоединю свой голос к требованию на плакате в руках девушки с ярко-розовыми волосами: «РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДИНА МОССА!»
– Я сомневаюсь, что участник The Rolling Stones подходит для роли рыцаря на белом коне, – говорит Эльфин отец, – но вот Феликс Финч – это совсем другое дело. К его мнению прислушиваются.
– Удивительно, как это копы их не разогнали, – говорит Беа. – Взашей.
– Копы? Взашей? – укоризненно замечает ее отец.
– То есть не могу поверить, что наши бравые полицейские не убедили участников митинга разойтись, – лукаво говорит Беа. – Эльф, а ты знакома с этим Родом Демпси?
– Немного, – уклончиво отвечает Эльф, не собираясь объяснять, что Демпси поставляет Дину наркотики и один раз довольно ловко пытался за ней приударить.
– Ты тоже пойдешь на митинг? – спрашивает Эльфин отец. – Мне бы очень этого не хотелось.
– Сегодня у меня в мыслях только Марк.
Эджбастонский крематорий – прямоугольная бетонная коробка со стенами в декоративной каменной крошке, псевдогреческим фасадом и высокой трубой позади. Растущие вокруг ели не скрывают промзоны по соседству, магистральной эстакады и шести одинаковых многоквартирных башен. Эти «дома в небесах» напоминают Эльф вертикальные тюрьмы. В вестибюле ждет подруга Имоджен, Берни Ди, которую Эльф помнит по свадьбе сестры. Берни бросается к Имоджен, раскрыв объятья: