– Есть разговор. – Его болезненное дыхание неприятно пахнет дрожжами. – Кое-какие фразы из твоей песни «Приз». Я вспомнил. Я их тебе говорил. В клубе «Scotch of St. James».
Джаспер усилием воли переключает мысли с Тук-Тука на несчастного Брайана Джонса.
– Правда. Некоторые фразы твои. Спасибо.
– Волшебное слово! – Брайан Джонс осеняет его крестным знамением. – Отпускаю тебе грехи, сын мой. Вот, я тоже кое-что умею. Генерирую идеи для Мика и Кита, но от них благодарности не дождешься, один сарказм. Вообще-то, мне надо песни сочинять. Вон, даже Уаймен сочинил одну для «Сатанинских травести». Значит, так и порешим. Прямо сейчас и начну. Завтра. У тебя наркота есть?
– А, лорд де Зут Мэйферский и король Брайан Котчфорд-Фармский! – К ним приближается Род Демпси, наркодилер Дина. – Тут только что прозвучали четыре моих любимых слова или мне послышалось? Кто спросил: «У тебя наркота есть?»
– Спаси меня, сэр Родни Грейвзендский, – стонет Брайан Джонс. – С некоторых пор я боюсь выходить из дома даже с упаковкой аспирина.
– Для вас, друг мой, аптека всегда открыта. – Род Демпси вкладывает пакетик в карман жилетки Брайана и поворачивается к Джасперу. – А тебе? Есть прелли, молли, марь… Кислота, чистейшая, как первый снег.
– В другой раз.
– Как скажешь, я не в обиде. Брайан, я к тебе на следующей неделе загляну, счет подбить. А то там уже набежало. Сам знаешь, в долг не бери и взаймы не давай… – Род Демпси подмигивает и теряется в толпе.
Его место занимает Дин.
– Джаспер. Мистер Джонс.
– А, друг-узник! – Брайан Джонс хватает Дина за плечи. – Мне только что пришла в голову классная мысль. Давай мы с тобой сварганим кинец. Про тюрьму. Мик вон снимается в каком-то фильме про гангстеров. Плещется с Анитой в ванне, голышом. Кит ревнует до чертиков. Так ему и надо. А мы пригласим Херши в режиссеры. И назовем фильм «Несломимые», или что-то в этом роде. Ну, что скажешь?
– Скажу: «Сколько денег?» и «Где подписать?».
– «Тонны» и «кровью на указанном месте».
– Я согласен. Статуэтка Оскара украсит пианино моей бабули.
– Класс. Я поговорю с… с моими людьми. А пока мне надо навестить укромный уголок, вскрыть подарочек моего друга Демпси. Я мигом.
Они глядят ему вслед.
– Он себе бутерброд не сварганит, куда там кинец, – вздыхает Дин. – Ты где все это время прятался? Я думал, ты ушел.
– Я задремал в кинозале.
Дин странно смотрит на него.
– Когда ты в кино успел?
– Тут, в подвале, кинозал. Там был Сид Барретт. Кажется.
– Сид тоже здесь? Нет, на этой вечеринке слишком много знаменитостей. Просто смешно. Мы с Хендриксом в сортире столкнулись.
– А Джон Леннон еще здесь?
– Где-то там… – Дин машет рукой в направлении коридора с книжными шкафами вдоль стен; там толпятся люди. – С этой своей азиаткой. Беседует с какой-то теткой, подозрительно напоминающей Джуди Гарленд. Эльф куда-то запропастилась. Левон тут… циркулирует. Колм тоже здесь. В общем, увидимся дома или завтра в «Пыльной лачуге», если дома не увидимся…
– Хорошо.
Едва Джаспер отходит, как путь ему преграждает Эми Боксер, бывшая подруга Дина, с недавних пор – репортер «Дейли мейл».
– Я б спросила: «И ты здесь?» – но здесь кого только нет! – восклицает она, стряхивая пепел в хрустальную вазу с ароматическими сухими лепестками. – Тони и Тиффани все очень ловко обставили. Они наверняка заморочили вам голову: «Ах, мы снимаем фильм про рок-н-ролл… Не знаем, кого брать на главные роли – актеров или настоящих вокалистов…» Забавный кунштюк.
– Кунштюк? – Джаспер не знает такого слова.
– Джаспер, Херши заманил на свой летний бал всех лондонских знаменитостей, во-первых, для того, чтобы об этой вечеринке говорили как о главном событии сезона, а во-вторых, чтобы устроить колоссальную пробу актеров… – Эми прижимается к нему, пропуская принцессу Маргарет и лорда Сноудона, – для фильма, который еще не факт что снимут.
– Я и не подозревал, – говорит Джаспер.
– Вот поэтому ты весь такой из себя… дин-дон, динь-дон!.. – Эми дергает галстук Джаспера, как веревку колокола. – Очаровательный. Между прочим, ты со мной еще не рассчитался за то, что я вас всех вызволила из жуткой итальянской тюрьмы. И как ты думаешь со мной расплатиться? Динь-дон, динь-дон?!
Вечернее небо – сланец и перламутр. В свете прожектора бассейн сияет полуденной синевой. Шатер на лужайке в саду мерцает изнутри, а труба и фортепьянное джазовое трио играют «Summertime»[148]. Джаспер подходит к Гриффу, которого окружает толпа манекенщиц, актрис, интеллектуалов и бог знает кого еще.
– …Глаз не сомкнул. В соседней камере кто-то всю ночь орал. По-итальянски, так что я не знал, что там вообще происходит. Ну, наутро мне приносят поднос с завтраком, а там, среди фасоли на тарелке, лежит отгрызенный большой палец!
Девушки визжат. Кто-то говорит на ухо Джасперу:
– Это он серьезно? Или заливает ради смеха?
Джаспер оборачивается. На него смотрят насмешливые глаза из-под всклокоченных прядей афро, на которых сидит цилиндр змеиной кожи с ярко-синим перышком.
– Охренеть! – вопит Грифф. – Это Джими Хендрикс!
– А вот и название для твоего сольного альбома, – говорит Кит Мун. – «Охренеть, это Джими Хендрикс». А я назову свой «Мун как Мун».
– «Утопия-авеню», я просек вашу музыку. – Джими Хендрикс пожимает руки Джасперу и Гриффу. – Ваш альбом – полный улет.
«Сделай ответный комплимент», – напоминает себе Джас-пер.
– «Axis»[149] – новаторский альбом.
– Да ну, я его слышать не могу, – говорит Джими Хендрикс. – Там звук хреновый. Я мастер в такси забыл…
– …Или лучше «Мун во всей красе»? – продолжает Кит Мун. – Нет, это еще хуже. Звучит как дешевая порнушка. Черт, как начнешь, так не остановиться…
– …ну, мы взяли бобину у Ноэля, а она была зажеванная. Чезу пришлось ее выглаживать. Буквально. Утюгом. А вы где записываетесь?
– В «Пыльной лачуге», – отвечает Джаспер. – На Денмарк-стрит.
– А, знаю. Мы там первую демку записывали.
– …может, назвать «Зверский Мун»? – не унимается Кит Мун. – И фотка на обложке: я, загримированный под оборотня, вою на Луну…
– Слушай, а что у тебя там за примочки, на «Вдребезги»? – спрашивает Джими Джаспера. – Фузз, что ли? Я так и не понял…
– Да я подключил гитару в старый «сильвертон» Диггера, а там динамик с прорехой, вот и получился такой странный звук.
– А, вот в чем дело. Кстати, это «стратокастер» или «гибсон»?
– У меня только «стратокастер». Я его купил… – (в бассейн кто-то прыгает), – у одного моряка в Роттердаме. Модель пятьдесят девятого года, «фиеста ред». Звук не такой взрывной, как у тебя, ни фузза, ни спирали, зато инструмент универсальный, подходит для всего. Очень классно рычит в новой тюремной песне Дина.
– Ага, я читал про ваши римские каникулы. В тюряге несладко.
– Повезло вам, что журналюги встали на защиту, – говорит Брайан Джонс. – А меня гнобят. За жалкий пакетик дури… между прочим, подброшенный детективом Пилчером. Этот мудак мне еще и предложил, мол, выбирай, за что хочешь сесть – за дурь или за кокс.
– Власти боятся, что ваше вызывающее поведение послужит дурным примером для масс, – говорит грузный человек в строгих очках; Джаспер знает, что это известный драматург, но не может вспомнить, как его зовут. – Если вам сходят с рук дерзкие выпады в адрес власть имущих, то и заводские работяги начнут вести себя так же. А это может привести к революции.
– Пиф-паф, ты убит! – Малыш в ковбойской шляпе, банном халатике и шлепанцах стреляет в драматурга из игрушечного пистолета.
– А кто не убит, в конце-то концов? – вопрошает драматург. – Вот так рожают, распластанные на могиле, блеснет день на мгновение, и снова ночь.
Мальчик оглядывает круг великанов, выбирает следующую жертву – Джими Хендрикса:
– Пиф-паф, ты тоже убит!
– Привет, коротыш. Вообще-то, очень привлекательная мысль.
Мальчик крутит пистолет на пальце и засовывает в кобуру. Подходит Тиффани Херши:
– Криспин! Кто разрешил тебе выйти из твоей комнаты?
– Шалун Фрэнк, – серьезно говорит Криспин, будто это все сразу объясняет.
– У моего сына целая орава воображаемых друзей, – вздыхает Тиффани. – Фрэнк отдувается за все проделки Криспина.
Драматург ставит пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, берет полный.
– Здоровое воображение – бесценный дар.
– Воображение Криспина здоровым не назовешь, – вздыхает Тиффани.
– Ты – его мама?! – восклицает Дин. («Когда он успел подойти?» – думает Джаспер.) – Правда, что ли? Я даже не…
Криспин направляет пистолет на Дина:
– Пиф-паф, ты убит!
Тиффани говорит Дину:
– Я уже дважды мама. Поэтому так давно не появляюсь на экране. Все, Криспин, пойдем к Агги. Хватит нам убийств в летнюю ночь.
Но Криспин еще не наигрался. Он наводит пистолет на Джаспера и начинает медленно нажимать на спусковой крючок. Джаспер смотрит прямо в дуло, глаза в глаза человеку, которым станет Криспин, и говорит:
– Как приготовишься, так сразу…
– Нет, тебя не надо, – вздыхает мальчик, будто мудрый старец, и поворачивает дуло на Брайана Джонса: – Пиф-паф, ты убит! – И на Кита Муна: – Пиф-паф, и ты тоже!
Кит Мун притворно стонет:
– В глазах темнеет…
– Иди на свет, Кит, – замогильным голосом вещает Брайан. – Иди прямо на свет…
– Не надо поощрять его фантазии, – говорит Тиффани, но Кит, не прекращая стонать, хватает Брайана Джонса за локоть, они вдвоем отступают на самый край бассейна… и плюхаются в воду, забрызгивая всех вокруг каскадами воды. По саду разносятся смех и визг.
Саксофонист выводит мощное «How Deep Is the Ocean?»[150]. Джаспер ползет по светлому туннелю фута четыре в ширину и три – в высоту. Земля мягкая. Дерн. Джаспер встает на четвереньки. Стены туннеля полотняные. Джаспер трогает потолок. Стучит костяшками по дереву: тук-тук. Зря это он. Тук-тук. Да, несомненно. Скоро, очень скоро. А пока придется полагаться на запасы квелюдрина и ковылять вперед. «Что это?» Обувь. Бок о бок. Мужские туфли. Женские туфли. Сброшенные туфли. Сандалии, в них пальцы с накрашенными ногтями. «Я под столами в шатре». Он помнит, что сообразил это раньше. Он помнит, как сообразил, что помнит, как сообразил это раньше. Интересно, как долго можно продолжать эту цепочку рассуждений? Рука наталкивается на что-то мягкое. Булочка. Он сжимает податливый комочек. Мякиш чавкает. «Тук-тук». Джаспер подползает к дальнему углу. Поворачивает направо. «Выбора нет». Это не первое кругосветное путешествие в Подстолье. «Я потерял часы. Времени это без разницы». Из-за угла впереди появляется чья-то рука. Еще один исследователь Подстолья. В два