дцати футах от Джаспера. В пятнадцати. В десяти, в пяти… Они присматриваются друг к другу.
– Ты – это ты, правда? – спрашивает Джаспер.
– По-моему, да, – говорит Джон Леннон.
– Я тебя ищу с тех самых пор, как пришел.
– Поздравляю. Я тоже ищу… – Ему явно нужна подсказка.
– Что ты ищешь, Джон?
– Да я тут… потерял…
– Что ты потерял, Джон?
– Голову.
Явились не запылились
Новехонький вишневый «триумф-спитфайр марк III» вписывается в крутые повороты у Мраморной арки с такой легкостью, будто Дин управляет им телепатически. Мурлыкающий двигатель с рабочим объемом 1296 кубиков, приборная доска из ореха, кожаные сиденья цвета бычьей крови, скорость девяносто пять миль в час, «но и сотню вытянет, если под горку и очень захотеть», как заверил продавец в автосалоне. С опущенным верхом, то под солнцем, то в тени деревьев, Дин пронесся по Бейсуотер-роуд, обогнал «мини», цементовоз, автобус, битком набитый пассажирами, такси, в котором ехал какой-то тип в котелке, и резко затормозил у светофора рядом с гостиницей «Гайд-Парк Эмбасси». Мужчины притворялись, что не завидуют Дину и не пялятся на машину, в которой сидит таинственная красотка в темных очках от Филиппа Шевалье и снежно-белой косынке. Дин и сам бы обзавидовался Дину, если бы уже не был Дином. Альбом на семнадцатом месте в чартах, в записной книжке – номера телефонов Брайана Джонса и Джими Хендрикса, а на счете в банке – 4451 фунт стерлингов, и это после того, как Дин расплатился за автомобиль. Машина обошлась бы в три или четыре годовых зарплаты, послушайся Дин совета Гарри Моффата и пойди он работать на завод, как Рэй. Дин положил руку на рычаг переключения передач, совсем рядом с карамельно-загорелым бедром Тиффани Херши. Рычаг подрагивал.
– Не жалеешь, что купил? – спросила Тиффани.
– Машину-то? Ты шутишь?
Она потрепала его по руке:
– Настоящее произведение искусства, а не автомобиль.
«Потрепала? Или погладила?»
– Я так рад, что ты пошла со мной. Спасибо, Тиффани! А видела, как у продавца рожа-то переменилась, когда он тебя узнал? – хохотнул Дин и, изменив голос, произнес: – «Ах, вы приятель семьи Херши? Я сейчас позову мистера Гаскона…»
– К сожалению, Тони не смог пойти с нами. Когда приезжают американцы, он полностью переключается на них.
Дин ни о чем не сожалел. На светофоре вспыхнул зеленый. Дин нажал педаль акселератора, и «спитфайр» скользнул вперед. Встречный ветер развевал пряди Тиффани, выбившиеся из-под косынки. У Кенсингтон-Пэлас-Гарденс снова загорелся красный. Рука в лайковой перчатке легла на руку Дина.
– А можно тебя попросить… Давай сделаем круг: Найтсбридж, Букингемский дворец и Пэлл-Мэлл? Я так давно не наслаждалась свободой…
– К полудню меня ждут в «Пыльной лачуге», но до тех пор я в твоем распоряжении.
– Ты прелесть. На перекрестке сверни налево.
– Там ворота и полицейский. Туда пускают?
– Тиффани Сибрук в кабриолете «триумф»? Безусловно.
Дин свернул налево и остановился у ворот.
– Какое прекрасное утро! – Тиффани сняла солнечные очки и лучезарно улыбнулась. – Нас пригласили на обед мистер и миссис Юкава, из посольства Японии. Можно проехать?
Полицейский окинул взглядом Тиффани, автомобиль и Дина – именно в такой очередности.
– Конечно, мисс. Приятного вам аппетита, сэр.
– Умение играть – полезная штука, – сказал Дин, когда машина въехала за ворота.
– Все играют. Если делать это хорошо, то успех обеспечен.
«Спитфайр» катил по зеленой аллее, мимо посольств. Большинство флагов Дин не узнавал. Старые империи разваливались, и новые государства появлялись каждый год. Еще недавно Дину грозили три года в римской тюрьме, а сейчас он рассекал по посольскому кварталу и копы обращались к нему «сэр». Дин свернул налево, на Кенсингтон-роуд и ехал по зеленому коридору до самого Альберт-Холла, где сказал Тиффани:
– Вот увидишь, в один прекрасный день «Утопия-авеню» соберет здесь полный зал.
– Зарезервируй для меня королевскую ложу. Я буду взирать на тебя с обожанием.
«Ух ты, она сказала „на тебя“, а не „на всех вас“!» Вожделение Дина переключило передачу.
Тиффани достала откуда-то крошечное зеркальце и подправила помаду. Дин строго напомнил себе, что ни о какой интрижке не может быть и речи. Мать двоих детей. Муж. Если вдруг что, «Утопия-авеню» лишится возможности написать музыкальное сопровождение к новому фильму «На тропинках Севера». Левон, Эльф и Грифф взбесятся. Если узнают, конечно.
Дин представил, как расстегивает молнию на ее платье.
Пульс участился.
– О чем задумался? – спросила она.
Дин решил, что все женщины – телепаты, а если не все, то многие – во всяком случае, те, с которыми он спал.
– Свои мысли я предпочитаю держать при себе, Тиффани Сибрук.
– Что ж, мистер Мосс, – с интонациями гестаповца произнесла Тиффани, – мы знать способ как застафить фас фсе гофорить…
Конец первой стороны альбома «Blonde on Blonde». Тиффани снимает повязку с глаз Дина и распутывает веревку на его запястьях. Легкий ветерок колышет занавески в спальне. Лондон гудит, стучит, ускоряется, тормозит и дышит. Кокаиновый кайф уходит. У зеркала лежат швейцарский армейский нож и пластмассовая соломинка. Тиффани могла воткнуть нож куда угодно. Ну, хоть о триппере можно больше не волноваться. Сегодня их третья встреча после утренней прогулки в «спитфайре». Если б он что поймал, уже б ссал кислотой. Тиффани ложится рядом:
– Прости, я тебя всего искусала. Увлеклась. Когда мы с Тони познакомились, я пробовалась на роль в «Поцелуе вампира»… Но взяли какую-то американку…
Дин ощупывает засос на ключице.
– …а потом я забеременела, родился Мартин, и все. Одно радует – ты прошел пробу на ура.
– Да? – Дин грызет недоеденное яблоко. – А на роль кого?
– Очень смешно. – Она отбирает у него яблоко, откусывает оставшуюся мякоть. – «Тиффани Мосс» звучит красивее, чем «Тиффани Херши».
«Она шутит», – думает Дин.
– Только в обручальном кольце должен быть брильянт побольше прежнего. Ты же знаешь, на это всегда обращают внимание.
Дин задумчиво жует. «Не, ну это явно шутка…»
– Мой адвокат говорит, что если предъявить доказательства в неверности Тони, то, скорее всего, особняк в Бейсуотере достанется мне. Ну, доказательства у меня есть, но ты на всякий случай купи для нас дом. Надо же где-то жить…
Дин смотрит на нее, желая удостовериться, что она шутит.
– В Челси, например. Там очень мило. Только подыщи особняк побольше, чтобы было где устраивать вечеринки. И где разместить экономку и няню. Мальчикам нужны отдельные спальни. Криспину ты нравишься, а Мартин со временем привыкнет…
Кусочек яблока застревает у Дина в горле.
– К тому же мы заведем для них еще одного братика…
Первой приходит крайне неприятная мысль о некой Мэнди Крэддок и ее сынишке, но ее вытесняет такая же крайне неприятная мысль, что Тиффани не шутит, а говорит вполне серьезно.
Дин садится, отодвигается на край кровати:
– Слушай, Тиффани, я тут… вообще-то…
– Нет, ты прав, конечно же. Челси не подойдет. Мы не будем как все. Лучше Найтсбридж. Опять же «Хэрродс» совсем рядом.
– Да, но… В смысле, мы же… а ты… но…
Тиффани садится, прикрывает грудь влажной от пота простыней, недоуменно морщит лоб:
– Что «но», милый?
Дин таращит глаза на любовницу. «И как теперь из этого выпутаться?» На лице Тиффани возникает лукавая улыбка. Облегчение растворяется в крови, как сахар.
– Ах ты, ведьма! Злая-презлая колдунья!
– В театральной школе такому первым делом учат.
– Ага, вот я и купился… полностью.
– Спасибо. Я… – Она брезгливо морщится. – Погоди. – Она хватает бумажную салфетку, подтирается, замечает пятнышко белесой слизи на пальце, всматривается в него и говорит: – О, зачатки жизни…
Десять дней назад Джаспер играл Дину первую версию своей новой песни. Зазвонил телефон. Левон мрачно сказал, что хочет поговорить с Дином.
– Тут вот какое дело. Только что в «Лунный кит» приходила некая Аманда Крэддок. С матерью, адвокатом и трехмесячным младенцем. Мальчиком. Она утверждает, что ты – отец ребенка.
Сначала Дину поплохело. Потом он попытался сообразить, о ком идет речь.
– Аманда Крэддок? – Имя звучало незнакомо, но не то чтобы совсем.
– Дин? Ты слушаешь?
Во рту пересохло, горло сдавило.
– Ага.
– Это правда? Или как?
– Не знаю, – прохрипел Дин. – Не знаю.
– Так, никаких «не знаю». Либо да, либо нет. Оба ответа представляют проблему, но одна проблема гораздо дороже другой. В денежном выражении. Ты готов прийти в контору?
– Что, прямо сейчас? А она еще там?
– Нет, она уже ушла. И да, прямо сейчас. После обеда Тед Сильвер собрался играть в гольф, а нам всем надо серьезно поговорить.
Дин повесил трубку. Джаспер продолжал бренчать на гитаре. «Аманда Крэддок?» Три месяца плюс девять… Июнь или июль прошлого года. Свадьба Имоджен, концерт в Грейвзенде – примерно в то же время. Дин тогда встречался с Джуд. Но были и другие. Дин всегда давал понять – ну, более или менее, – что не намерен обзаводиться постоянной подругой. Секс со знаменитостью – секс без обязательств, чисто для удовольствия. Это же всем понятно. Таковы неписаные правила. К сожалению, как запоздало осознал Дин, и у неписаных правил есть исключения, изложенные очень мелким шрифтом, совсем как в контрактах.
На Денмарк-стрит Дин отправился пешком, сказав не умеющему лгать Джасперу, что уходит по делу. Он плелся по влажной, жаркой духоте Мэйфера, вспоминая свои знакомства прошлого лета. Две девицы на вечеринке у какого-то приятеля Роджера Дoлтри в Ноттинг-Хилле. Или это было в мае? Девчонка в «лендровере» где-то на задворках, когда «Утопия-авеню» выступала на фестивале молодых фермеров в Лафборо. Как ее звали? Крэддок? Иззи Пенхалигон в июне. Или в июле? Дин не помнил. Хотелось верить, что со всем этим можно разобраться до того, как бабуля Мосс и Билл обо всем узнают. В их мире все просто: если девчонка залетела по твоей вине – играем свадьбу, и дело с концом. Как Рэй и Ширли. Вот только Дин теперь живет в другом мире. Эх, знать бы раньше. Он заплатил бы за аборт. Закон же теперь позволяет, так что девчонкам больше не надо обращаться за помощью к сомнительным старухам и умирать на грязных кухнях от потери крови… Дин прошел по Грик-стрит, свернул на Манетт-стрит, под арку у паба «Геркулесовы столпы».