– Время не подскажете, сэр? – спросила девчонка на углу. Хорошенькая, по меркам Сохо.
Дин замедлил шаг. В тени у закопченных стен тут же нарисовался сутенер:
– Свежатинка, только из деревни. Чистенькая. Сочная…
Дин, вздрогнув, поспешил к сомнительному свету, мимо книжного магазина «Фойлз». Эх, было б все это в кино! Не пришлось бы сейчас здороваться с Бетани в «Лунном ките». Она небось поглядит на него из-за пишущей машинки и скажет, почти как ни в чем не бывало: «Доброе утро, Дин»…
Заканчивается вторая сторона «Blonde on Blonde». Липкое бедро Тиффани касается бедра Дина. «Вот если б ты от меня залетела… – думает он. – Пять лет назад. Когда еще без мужа и детей».
– О чем задумался? – спрашивает она.
Поднадоевший вопрос.
– О… о Бобе Дилане.
– Вы с ним приятели?
– Не-а. Пару лет назад я был на его концерте в Альберт-Холле.
– А, Тони прислали билеты, но у Мартина была ветрянка, поэтому я осталась дома, а Тони пошел с Барбарой Уиндзор. Говорят, там без скандала не обошлось.
– Ну, половина зрителей ждали «Blowin’ in the Wind», а получили бум-бах-тарарах! В общем, публика расстроилась.
– Все-таки я плохо понимаю Дилана. Вот сейчас он поет «ты притворяешься совсем как женщина», потом… что там? – «любишь совсем как женщина, страдаешь совсем как женщина, а расстраиваешься как девчонка…». Он что, критикует свою подругу? Или говорит это обо всех женщинах? Или как вообще? Неужели нельзя выразиться яснее?
– Ну, все понимают по-своему. Мне, например, такой подход нравится.
Она пальцем обводит его сосок:
– Твои песни мне нравятся больше.
– Так я тебе и поверил! Ты небось всем парням это говоришь.
– У тебя стихи – как истории. Как путешествие. И у Эльф тоже.
– А у Джаспера?
– Песни Джаспера больше похожи на дилановские…
– Ну вот, теперь мне придется его убить. Из зависти.
– Не надо. Где мы тогда будем с тобой встречаться?
– Нам и в «Гайд-Парк Эмбасси» было неплохо.
– Любовникам следует менять места свиданий…
«Похоже, у нее это не первая интрижка», – думает Дин.
– Гостиничная обслуга умеет держать все в секрете, если размер чаевых их устраивает, но Лондон – город сплетен, а Тони – человек известный.
– А когда он вернется из Лос-Анджелеса?
– К концу месяца. Но точно пока не знаю.
В коридоре звонит телефон.
«Тед Сильвер, – думает Дин. – С новостями про Мэнди Крэддок».
В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.
– Возьмешь трубку? – спрашивает Тиффани.
В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.
– Да ну его. Мне с тобой хорошо.
В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.
– Тони уже несся бы сломя голову, – говорит Тиффани. – У него на телефон рефлекс, как у собаки Павлова.
В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.
Дин догадывается, что Павлов – какой-нибудь русский режиссер. Телефон умолкает.
– Впервые за долгое время меня не покидают ради телефонного звонка, – вздыхает Тиффани.
В замке входной двери поворачивается ключ.
Тиффани вздрагивает.
– Это Джаспер, – говорит Дин. – На двери моей спальни висит табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Тиффани не по себе.
– Ты же сказал, что его весь день не будет.
– Ну, может, у него планы изменились. Не бойся, он сюда не войдет.
– О нас никто не должен знать. Нет, правда, я не шучу.
– И я тоже. Я тоже не хочу, чтобы о нас кто-то знал. Пойду предупрежу Джаспера, что у меня застенчивая гостья. Как ты соберешься уходить, он спрячется. Он вообще не любопытствует. Все в порядке.
Дин натягивает трусы, накидывает на плечи халат…
На кухне Джаспер пьет молоко.
– Как выставка? – спрашивает Дин.
– Впечатляюще. Но Луиза договорилась взять интервью у Мэри Куант, поэтому они с Эльф ушли, а я вернулся пораньше.
– Эльф с Луизой часто встречается.
Джаспер смотрит на него:
– А ты занимался сексом.
– С чего ты взял?
– Засосы, трусы, халат и… – Джаспер принюхивается. – Пахнет перезрелым сыром бри.
«Фу-у-у!»
– Слушай, она девушка стеснительная, не хочет попадаться тебе на глаза. Уйди, пожалуйста, к себе в комнату.
– Ладно. Только в шесть придет Эльф, так что вы не задерживайтесь. Я-то за вами подглядывать не буду, а вот Эльф обязательно поинтересуется.
В «Лунном ките» Бетани поглядела на Дина из-за пишущей машинки и сказала, почти как ни в чем не бывало:
– Доброе утро, Дин.
– Доброе утро, Бетани. Ну, я тут…
– Тед с Левоном тебя ждут.
И снова затрещала клавишами.
Дин постучал, приоткрыл раздвижные двери кабинета Левона.
Менеджер и юрист сидели у журнального столика, курили.
– Ну вот, помянули черта… – улыбнулся Тед.
– Садись, – без улыбки предложил Левон.
Дин прислонил «фендер» к картотечному шкафчику и сел. Закурил пятую «Мальборо» за утро.
– Что ж, зададим вопрос, которым из века в век задается человечество. Ты – отец?
– Не знаю. И никакой Аманды не помню. У меня много знакомых девушек, только я их имена не записываю в ежедневник.
Левон берет со стола свой ежедневник и достает оттуда фотографию девушки с ребенком на руках. Девушка темноглазая, темноволосая, с неуверенной улыбкой. Ребенок как ребенок. Как все младенцы. Маму Дин мысленно относит к категории «я б не отказался».
– Ну как? Вспомнил что-нибудь? – спрашивает Левон.
– Не-а. Ничего конкретного.
– А вот мисс Крэддок назвала конкретную дату. Двадцать девятое июня. Фестиваль братской любви в концертном зале «Александра-пэлас». Вы играли между Blossom Toes и Tomorrow. И если верить ей, вы познакомились за кулисами, во время сета The Crazy World of Arthur Brown, потом пошли к ней домой, в квартиру над прачечной, а через девять месяцев… – Левон показывает фотографию, – родился Артур Дин Крэддок.
Огромное облако сомнений моментально схлопывается в крошечную белую точку, как экран выключенного телевизора, и пропадает. «Ах ты ж черт!» Прачечная. «Мэнди», а не «Аманда». Она тогда спросила: «А мы с тобой еще увидимся?» – а Дин, как обычно, ответил: «Давай не будем портить воспоминания о чудесной ночи». Ее мать складывала белье на первом этаже. Посмотрела на Дина, но ничего не сказала, и он вышел на тихую воскресную улочку.
– Ага, я с ней спал.
– Что еще не является доказательством того, что отец – ты, – сказал Тед Сильвер. – Ни с юридической точки зрения, ни с точки зрения прав наследования. Мать-одиночка может и солгать.
Дин с надеждой посмотрел на фотографию и тут же устыдился сам себя. Похож ребенок на Моссов? Или на Моффатов? Хотелось показать фотокарточку бабуле Мосс, но было страшно. Ох она и разозлится!
– А говорят, делают такой анализ крови…
– Анализ на группу крови исключает отцовство только в тридцати процентах случаев, – отмахнулся юрист. – Не стоит на него полагаться.
– И что же мне делать?
Тед Сильвер взял имбирное печеньице.
– Можешь сказать, что никогда не встречался с мисс Крэддок. Но делать этого я не советую. Если дойдет до суда, придется давать ложные показания. А это чревато неприятностями. – Он захрумкал печеньем. – Можно сказать, что вы с мисс Крэддок действительно вступали в, гм, сношения, но ты не признаешь отцовства. – (Хрум-хрум.) – А можно признать отцовство и начать переговоры о компенсации.
– И о какой сумме идет речь?
– Тут уж как договоримся, само собой.
– Само собой. Но…
– Но на месте семейства Крэддок я бы потребовал единовременную выплату в размере суммы, которую им заплатили бы в бульварной прессе за подобную историю, плюс ежемесячные алименты с учетом инфляции до достижения ребенком восемнадцатилетнего возраста.
– Ни фига себе. Это до какого же года?
– До тысяча девятьсот восемьдесят шестого.
Это было какое-то невообразимое будущее.
– И сколько же надо денег?
– Тысяч пятьдесят, а то и больше. С учетом инфляции.
Кабинет завертелся, как ярмарочная карусель. Дин закрыл глаза, чтобы не кружилась голова.
– Пятьдесят тысяч за один-единственный перепих? За ребенка, который не факт что от меня? Нет уж, фигушки.
– В таком случае мы предварительно остановимся на втором варианте. Ты признаешь, что у вас с мисс Крэддок была физическая близость, но отказываешься признавать, что ты – отец ребенка.
Дин открыл глаза. Кабинет стоял на месте.
– Ага. Давай так. И вообще, почему она только теперь про меня вспомнила, когда у меня денежки завелись? Небось, решила поживиться?
Тед посмотрел на Левона:
– Ну что? Есть еще соображения? Опасения? Во что это все выльется?
Левон закурил.
– Если бы у группы была репутация The Rolling Stones, то все сказали бы: «Ну, ничего удивительного». Если бы группу позиционировали как британскую Peter, Paul and Mary, то такой поворот ее убил бы. А с «Утопия-авеню»… Тут может выйти по-любому. Некоторые журналисты начнут говорить: «Лучше бы этот безответственный обманщик гнил в итальянской тюрьме». Поклонницы Эльф будут удивляться, как она терпит этого мартовского кота-спермомета. С другой стороны, Дина поддержат мужчины, мол, парень не промах, своего не упустит. В общем, одно другого не исключает. Зато о группе будут много писать.
– Согласен. Значит, пока мы попробуем потянуть время. Я скажу адвокату Крэддоков, что Дин потрясен новостью, попрошу две недели отсрочки, чтобы подготовить наше предложение. Предупрежу, что если Крэддоки начнут общаться с прессой, то дальнейших переговоров не будет. И скажу, что Дин готов сдать кровь на анализ. Если мисс Крэддок интересуют только деньги, то это ее может припугнуть. А если дойдет до суда, то стремление подтвердить или опровергнуть отцовство выставит Дина в хорошем свете.
«Суд… Пресса… Скандал… Ой-ой-ой…»
– Они же бедные, так? Значит, больших денег на адвокатов у них нет?
– Да, с деньгами у них туго.
– Значит, когда выяснится, что судебное разбирательство им дорого обойдется, они могут передумать?