Феерический фейерверк продолжается все девять строф «Здравого ума». Настроение публики в клубе «Гепардо» радикально меняется. На третьем рефрене пятьсот ньюйоркцев хором подхватывают последнюю строку. Глаза Джаспера полузакрыты. Он начинает стремительную коду. Эльф переходит к сложному крещендо, пальцы Дина с невероятной скоростью скользят по грифу. Джаспер медленно подступает к стеку «Маршалл», модулируя звук, и вдруг – уа-у-у-у-уа-у-у-у-у-уа-у-у-у! – завывания фидбека взрезают воздух, сотрясая все вокруг. За ударной установкой Грифф превращается в восьмирукое божество. Эльф хохочет, опьяненная осознанием того, что Джаспер все-таки вернулся, полный творческого упоения. На щеках Джаспера блестят слезы. «А я и не знала, что он умеет плакать…» От студийного звучания «Здравого ума» не осталось и следа. Эльф молотит по клавиатуре растопыренными пальцами, скрещенными руками, ладонями. Джаспер подходит к центру сцены, глядит куда-то мимо Эльф, как будто кто-то идет ему навстречу, но Эльф никого не видит. Джаспер кивает, закатывает глаза…
…и падает на сцену, будто марионетка с перерезанными ниточками. Эльф прекращает играть. Дин останавливается. Грифф встает из-за барабанов. Зрители молчат.
– В чем дело? – выкрикивает кто-то из зала.
Губы Джаспера медленно приоткрываются, будто произнося какое-то слово, и тут же смыкаются. «Как рыба, выброшенная на берег». Эльф вспоминает рассказ Дина о притворном сердечном приступе Литл Ричарда, но Джаспер не притворяется. Из его носа течет кровь. Может, он ударился носом об пол? А может, что похуже? На сцену выбегают Левон и Бриджит.
– Занавес! – кричит Левон.
Через миг занавес опускается. Джаспер бьется в судорогах, рычит и хрипит, как раненый пес. Мышцы шеи напряжены.
– Вызовите доктора Грейлинга! – велит Бриджит.
Эльф вспоминает Брайтонский политехнический колледж. Работники сцены укладывают Джаспера на брезентовое полотнище, уносят в гримерку и укладывают на кушетку, обтянутую красным кожзаменителем. Джаспер в полубессознательном состоянии. Луиза проверяет его пульс – «Ну конечно, она знает, что делать, у нее отец – военный журналист», – а Дин своим носовым платком утирает Джасперу кровь из носа и бормочет:
– Не волнуйся, дружище, все будет хорошо, все будет хорошо…
Луиза говорит, что пульс слишком частый и прерывистый. Грузный мужчина, похожий на бизона, врывается в гримерку.
– Это доктор Грейлинг, – говорит Бриджит.
Доктор приседает рядом с кушеткой и заглядывает Джасперу в лицо:
– Ты меня слышишь, Джаспер?
Джаспер не отвечает. Потом моргает.
Из горла вырывается хрип.
– Он не эпилептик? – спрашивает доктор Грейлинг.
– Кажется, нет, – с трудом отвечает Эльф.
– Диабетик?
– Нет, – говорит Дин.
– Это точно?
– Я его сосед по квартире, я знаю.
– Какие лекарства он принимает? Только честно.
– Квелюдрин, – говорит Эльф.
– Нейролептик? – скептически уточняет доктор. – Ты не ошиблась?
– Да. Он вчера его принимал.
– Он страдает шизофренией?
– По-моему, нет, – говорит Эльф.
– Его весь день с нами не было, – напоминает Дин. – Кто знает, что с ним стряслось и что он принимал?
– Я вколю ему успокоительное, – говорит доктор, доставая шприц. – Бриджит, вызовите «скору…»
Губы доктора замирают. Руки, пальцы и веки не двигаются. Он застывает, как объемная фотография… только бьется жилка. Дин тоже не движется, только едва заметно вздымается и опадает его грудь. Эльф поворачивает голову к Луизе, которая оцепенела, прикусив ноготь.
– Луиза? Ты…
Часы
Стена в мозгу Джаспера рушится от толчка.
Тук-Тук заполняет его разум.
Сознание Джаспера почти угасает.
Присутствие превращается в Отсутствие.
Тело Джаспера становится телом Тук-Тука. Джаспер не может им управлять, так же как зритель «Лоуренса Аравийского» не в состоянии управлять Питером О’Тулом на экране. Не существует слов, чтобы описать эту не-смерть. Джаспер вынужден обратиться к сравнениям: «Когда-то я сидел за рулем этой машины и вел ее куда, когда и как хотел. А теперь я пассажир на заднем сиденье, с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам. Или когда-то я был маяком, а теперь – воспоминание о маяке в гаснущем сознании». Уже не своими глазами он видит отдельную палату СН9. Уже не своими ушами слышит плотную тишину. Полый человек больше не дышит.
«И все же, – думает Джаспер, – если я это думаю, значит частичка меня еще существует». Он ощущает эмоции Тук-Тука: радость освобождения, радость обладания здоровым молодым телом, которое теперь он называет своим. Тук-Тук сгибает пальцы, встает, полной грудью вдыхает воздух. Надевает ботинки Джаспера, покидает палату и направляется к выходу из отделения скорой помощи.
– Ты меня слышишь? – спрашивает Джаспер.
– Если мне хочется, то да, – отвечает Тук-Тук.
– Я умер?
– Ты тлеющий уголек.
– И теперь буду так жить?
– Долго ли тлеет уголек?
– Куда мы идем?
– Никакого «мы» нет.
– Куда ты идешь?
– В место церемоний, песнопений, поклонений.
– В церковь?
– В клуб.
– В «Гепардо»? Зачем тебе…
Связь обрывается. Джаспер смутно видит и слышит, как Тук-Тук выходит из больницы и останавливает такси.
– «Гепардо», угол Бродвея и Пятьдесят третьей улицы, – говорит Тук-Тук голосом Джаспера.
Нью-Йорк урывками проскальзывает мимо. Машины, фонари, магазины, автобусы, витрины, другие пассажиры, другие такси. Джаспер смотрит на все из нутра Тук-Тука. Он пассажир в пассажире. Тук-Тук знает все, что знаю я, но я не знаю, что знает Тук-Тук. Джаспер утратил былую беглость мыслей. Рассуждения даются с трудом. «Означает ли эта асимметричность знания, что доктор Галаваци прав? Или нет? Я сошел с ума или все это происходит на самом деле? Джаспер не знает. Джаспер не знает, как знать.
У входа в «Гепардо» стоит Левон. На стене афиша: «Прогуляйся по УТОПИЯ-АВЕНЮ». Такси останавливается, Тук-Тук выходит, вместе с остатками Джаспера.
– Эй! – кричит таксист. – Эй, мистер! С вас два шестьдесят!
Левон сует ему три доллара:
– Сдачи не надо. Спасибо. До свиданья.
Такси отъезжает. Левон хватает Тук-Тука за плечи Джаспера. Джаспер хочет объяснить, извиниться, позвать на помощь, но язык, губы и голосовые связки его больше не слушаются. Левон морщит лоб.
«Беспокойство, облегчение и злость», – догадывается Джаспер.
– Ты сможешь выступать? – спрашивает Левон. – Ты чем-то закинулся?
– Я буду играть, – произносит Тук-Тук.
– Вот и хорошо, – говорит Левон. – Просто замечательно. А то мы все переволновались.
Мимо них в клуб заходят люди.
Кто-то говорит:
– Это он! Это Джаспер де Зут…
«Нет! Это не я! Это мое украденное тело!»
Левон ведет Тук-Тука в переулок, к служебному входу, заводит в коридор и говорит кому-то из подручных:
– Скажи Максу и Бриджит, что наш блудный сын вернулся.
Они входят в гримерную, где у стен стоят туалетные столики, а посреди комнаты – две красные кушетки. На одной сидят Эльф и ее подруга Луиза. «Хорошо, – думает Джаспер. – Я рад, что ты нашла ее или она тебя». Хауи Стокер одет как Дракула; с ним его подружка – или дочь? Ее торчащие ресницы загибаются и перекрещиваются, как волоски на краях листа венериной мухоловки. Эльф, в «счастливой» замшевой куртке, в которой она выступала на «Вершине популярности», встает и произносит имя Джаспера. Просторная рубаха Гриффа, расстегнутая чуть ли не до пупа, открывает волосатую грудь. Дин кричит на Джаспера. Тук-Тук требует воды. Дин выплескивает на него воду из кувшина. Тук-Туку нравится это ощущение. Дин продолжает кричать. Капля слюны попадает на щеку Тук-Тука. «Ты кричишь не на того, на кого думаешь, что кричишь…» – хочет сказать ему Джаспер, но теперь уже никогда не сможет ничего никому сказать. Эльф спокойнее. Повсюду зеркала. «Это все усложняет». Бывшими глазами Джаспера он видит, как его бывшее тело, управляемое Тук-Туком, приближается к зеркалу. Тук-Тук улыбается лицом Джаспера. «Вот как выглядит моя улыбка». Это страннее странного. Тук-Тук отворачивается и начинает настраивать Джасперов «стратокастер», пользуясь Джасперовыми умениями. Луиза касается его (бывшего) лба:
– Температуры нет.
Появляется Макс Малхолланд, разрумянившийся и потный. Следом за ним входит деловитая женщина – наверное, хозяйка клуба, догадывается Джаспер. Речь множится. Остаткам Джаспера трудно уследить за всеми этими словами. «Как в комнате с миллионом включенных радиоприемников». Его бывшие пальцы трогают струну соль.
– Я буду играть, – говорит Тук-Тук. – Мне нужна их энергия.
«Отвали камень», «Мона Лиза», «Темная комната». Выступление в клубе «Гепардо» проходит странно и мучительно. Странно потому, что бывшее тело Джаспера играет песни, которые Джаспер знает наизусть, но сейчас сам он – пассивный наблюдатель. Мучительно потому, что исполнение – не просто техника игры, а техника игры и душа. Тук-Тук без Джаспера – всего лишь техничный исполнитель. Американский дебют группы «Утопия-авеню» должен пройти гораздо лучше. Похоже, Эльф, Дин и Грифф думают, что Джаспер их подводит. И пятьсот или шестьсот ньюйоркцев в зале считают, что Джасперу де Зуту все равно. Ему очень больно видеть, как «Утопия-авеню» гибнет под разочарованные стоны зрителей. «Как странно, что теперь, когда мое сознание угасает, я ощущаю эмоции четче, чем когда у меня было тело». Начинается «Крючок». Песня звучит так же тускло и вяло, как и все остальное. Зачем Тук-Туку понадобилось приводить сюда свое новое тело, выступать на сцене? Явно не из чувства долга. Джаспер чувствует, что Тук-Туку нравится шум и внимание зрителей. Кем был Тук-Тук до того, как подселился в Джаспера? Может быть, он тоже выступал перед публикой? Или кем-то повелевал? Или ему поклонялись? «Ну, скажи, кем ты был», – просит Джаспер. Ответа нет. Звучит «Докажи». Между исполнителями и зрителями не возникает волшебной связи, и виноват в этом Джаспер.