.
Лояльно работая со сталинским секретариатом в вопросах партийной пропаганды, он без труда находил общий язык и с Председателем Коминтерна, и с зарубежными членами Исполкома. Вместе с Зиновьевым Бухарин работал над проектом письма ИККИ Берлинскому съезду германской компартии, который должен был состояться в июле 1925 года. В своих поправках к документу Бухарин подчеркнул, что «рост социал-демократии есть следствие стабилизации. Чтобы бороться с социал-демократией, нужно говорить не только „вопче“, но и о повседневных нуждах, чего не делает германская компартия». Зиновьев отреагировал на это замечание, добавив к своему тезису о вере немецких рабочих в то, будто коммунисты годятся только для периода прямых революционных битв, в то время как СДПГ более успешна в момент затишья, самокритичную фразу: «В этом виноваты, с одной стороны, иллюзии, порожденные „дауэсизацией“ Германии (международный фактор), с другой стороны, наши собственные „ультралевые“ ошибки»[1139].
После того, как Зиновьев и Сталин отправились в отпуск, еще до начала съезда КПГ, Бухарин остался главным на хозяйстве в Коминтерне. На его плечи легло урегулирование кризиса, связанного с устранением из партии группы Фишер — Маслова[1140]. Представлявший ИККИ на съезде Мануильский слал из Берлина отчаянные телеграммы: «Личная диктатура Рут грозит привести партию к катастрофе. Большинство нового списка ЦК — креатуры Рут, которыми она рассчитывает играть в борьбе за независимость партии от Коминтерна»[1141]. Большего обвинения по отношению к лидеру иностранной компартии нельзя было и придумать.
Бухарин бил в набат: «Рассказы Мануильского… подтверждают худшие предположения. Делегация ИККИ третировалась все время как враждебная сторона и даже хуже. Ни одно решение наше не проведено». Он предложил принять по отношению к лидерам КПГ самые жесткие меры: вести дело к устранению из руководства Рут Фишер, пригрозив ей апелляцией к рабочим и созывом чрезвычайной партийной конференции. «Ориентироваться надо на рабочую группу во главе с Тельманом. На своих решениях настоять. В Германии искать верных людей, готовить будущих цекистов»[1142]. Это звучало как установка на полное переформатирование партийного руководства.
Аркадий Маслов
Середина 1920-х
[Из открытых источников]
Одновременно Бухарин вел отдельную переписку со Сталиным, в которой использовал более резкие выражения: левых в КПГ давно пора поставить на место, Рут Фишер — «дрянь», которая пытается «образовать руководящую силу в КИ без РКП» и против РКП. «Эти сволочи нас водят за нос, и теперь с невероятной яркостью вскрылось все лицемерие, политическое убожество и карьеризм этой группки». Бухарин вновь предложил подобрать подходящих людей в «рабочую группу» во главе с Тельманом, которую ввести в состав Центрального комитета на чрезвычайной конференции КПГ[1143]. Использование им особого канала информации было связано с тем, что группа Фишер — Маслова была приведена в руководство партии Зиновьевым, и предложенные жесткие меры неизбежно нанесли бы удар по его авторитету.
Сталин, еще недавно протежировавший Аркадия Маслова, скорректировал бухаринские предложения в сторону смягчения, но был непреклонен в двух пунктах: во-первых, «нужно изгнать и наказать всех воришек и расточителей партийной кассы», во-вторых, объявить беспощадную войну Рут Фишер. Исполком «должен поставить себе задачей полное ее разоблачение, как средство оздоровления партии, идя к этой цели твердо и спокойно, без торопливости, но и без гнилой дипломатии»[1144]. Наряду с официальными письмами Сталин также писал Бухарину лично, выражаясь уже без обиняков. Общность их позиции в отношении зиновьевского руководства КПГ отчасти предопределит расстановку сил на Четырнадцатом съезде РКП(б), когда руководитель Коминтерна бросит открытый вызов большинству Политбюро, возглавив «ленинградскую оппозицию».
Получив одобрение Сталина, 29 июля 1925 года Бухарин поставил вопрос о кризисе немецкой партии на обсуждение Президиума, на которое была приглашена только что прибывшая делегация КПГ. Под его давлением последняя «внесла декларацию с признанием всех своих ошибок и с обязательством бороться решительным образом против личной диктатуры в ЦК», что вызвало сдержанное одобрение Сталина («успех ясен, приветствую, но это только первый шаг, без организационного закрепления успех сведется к нулю»)[1145]. То, что Бухарин при устранении ультралевых в КПГ ни словом не обмолвился о том, что те на протяжении почти двух лет находились под защитой Сталина (который, в свою очередь, находился под прессингом Зиновьева), не могло не импонировать вождю, только набиравшему силу и влияние. Вероятно, именно этот эпизод привел его к мысли о том, что молодой и креативный Бухарин на посту руководителя Коминтерна будет работать более эффективно, чем пассивный и без меры амбициозный Зиновьев.
«Организационное закрепление» не заставило себя ждать. Несмотря на настойчивые вызовы в ИККИ, Рут Фишер вначале заявила о своем отказе ехать в Москву, где ее ждала почетная ссылка, которую уже отбывали Брандлер и Тальгеймер[1146], но потом все же приняла участие в совещании 12–14 августа, где была подвергнута форменному остракизму. Маслов и Фишер были выведены из состава Политбюро на пленуме ЦК КПГ 11 ноября 1925 года.
Страстью Н. И. Бухарина было рисование карикатур на своих соратников. Щадя их самолюбие, он нередко посылал вдогонку и шарж на самого себя
30 июня 1925
[РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 2. Д. 35. Л. 5]
5.3. Дуумвират
После поражения ленинградской оппозиции на Четырнадцатом съезде РКП(б) — ВКП(б) перед победителями встал вопрос о дальнейшей судьбе Зиновьева. Чтобы не посвящать иностранцев во внутренние коллизии, было решено оставить его на посту Председателя ИККИ, однако реальные рычаги управления сосредоточить в постоянно действующей делегации российской компартии в Коминтерне. Ее первое заседание в новом составе, состоявшееся 8 января 1926 года, приняло решение о том, как информировать зарубежных соратников о новой вспышке разногласий в руководящем ядре большевиков. «Поручить т. Бухарину в двухдневный срок составить проект обращения к секциям Коммунистического Интернационала для опубликования. Базой для этого обращения должна служить резолюция XIV съезда ВКП(б)»[1147]. Позже такие «знаковые» поручения станут партийной традицией: в первой половине 1980-х годов таким же образом председатель похоронной комиссии оказывался преемником почившего генсека ЦК КПСС. Правда, в нашем случае речь шла о гораздо менее важной должности, которая для Бухарина выглядела как еще одно партийное поручение.
Наш герой не был в восторге от новой сферы деятельности. Его больше привлекали теоретические изыскания, да и работа на посту главного редактора газеты «Правда» отнимала много сил и практически все время. Наблюдавший за ним Бажанов выделил Бухарина из других членов большевистского руководства, отметив, что он «человек умный и способный. На заседаниях Политбюро никаких марксистских глупостей он не произносит, а, наоборот, выступает толково и дельно. И дело говорит, и острит, и мыслью играет. Что он умело скрывает, это глубину своих стремлений к власти. Здесь он ленинский ученик, и ленинская школа не прошла для него бесследно. Но в настоящем периоде, когда все решается взятием в руки партийного аппарата, у него нет никаких шансов, кроме того, чтобы быть на вторых ролях и участвовать в верхушечных партийных интригах»[1148].
Исполком Коминтерна и стал для Бухарина такой ролью второго плана. Фронт работы, на котором он сменил Зиновьева, не относился ни к престижным, ни к каторжным. Это было очевидное следствие новой расстановки сил, в которой «любимец партии», выбрав правильную сторону, сделал еще один шаг наверх. Его не освободили от других занятий, обязав в то же время два дня в неделю уделять коминтерновским делам[1149]. На первых порах Бухарин пытался внести свежие нотки в работу громоздкого аппарата ИККИ как в организационном, так и политическом плане.
После того, как удаление Г. Е. Зиновьева с поста Председателя Коминтерна стало свершившимся фактом, Политбюро ЦК ВКП(б) заменило его Н. И. Бухариным
31 августа 1926
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 587. Л. 66]
Так, на внеочередном заседании Президиума 22 января 1926 года он позволил себе смелое заявление, отражавшее инерцию борьбы с левацким уклоном в КПГ, за которым стоял Зиновьев. Бухарин обосновал новый поворот в трактовке ленинской тактики единого рабочего фронта, предложив обращаться не только к социал-демократическим рабочим, но и ко всем политическим группировкам, выступающим против наступления империалистической реакции[1150].
Хотя эта идея вскоре ушла в песок, само ее выдвижение показывало, что в момент перехода лидерства у Коминтерна был шанс серьезного пересмотра своих догматических аксиом. Это касалось и организационных основ международной структуры — первое заседание постоянно действующей делегации ВКП(б) в Коминтерне рассмотрело вопрос о «границах централизма во взаимоотношениях секций и ИККИ»[1151]. После дискуссии решили вернуться к нему на одном из следующих заседаний, однако следов его решения в протоколах «русской делегации» не осталось.