нации. С другой стороны, тем, кто обладал достатком, хотя у них были и образование и благоприятные обстоятельства, мешали социальные предрассудки, воспрещавшие им браться за ремесло, даже если у них была к тому наклонность, и предназначавшие их к высшим профессиям, не обращая внимания на то, способен ли он к ним или нет, и таким образом общество лишалось многих хороших ремесленников. Денежные соображения, побуждавшие людей избирать произвольные занятия, к которым они не способны, вместо того чтоб посвящать себя профессиям менее вознаграждаемым, к которым они способны, были причиной дальнейшего огромного калечения дарования.
Глава XIII
Доктор Лит проводил меня, как и обещала Юдифь, до моей спальни, чтобы показать мне приспособление телефона для музыки. Он показал мне, как при повертывании винта звуки музыки могли наполнять комнату или замирать столь слабым и отдаленным эхом, что едва можно было разобрать, слышатся ли эти звуки в действительности или это фикция воображения. Если бы из двух человек, находившихся бок о бок друг с другом, один пожелал слушать музыку, а другой захотел спать, то можно бы устроить так, чтобы она была слышна одному и не доходила до слуха другого.
– Я бы очень посоветовал вам, мистер Вест, если возможно, на сегодняшнюю ночь всем прелестнейшим мотивам в свете предпочесть сон, – сказал доктор, объяснив мне приспособление телефона. – При том возбужденном состоянии, какое вы испытываете, сон самое лучшее средство для укрепления нервов.
Помня, что случилось со мною в то самое утро, я обещал послушать его совета.
– Хорошо, – сказал он, – так поставлю телефон на восемь часов.
– Что вы хотите этил сказать? – спросил я.
Он объяснит мне, что приспособлением часового механизма каждый по своему желанию мог быть пробужден в любой час музыкой.
Мне стало ясно, как и подтвердилось впоследствии, что свою наклонность к бессоннице, вместе с другими неудобствами существования я оставил позади, в XIX столетии, ибо хотя и на этот раз я не принял никакого лекарства от бессонницы, тем не менее так же как, и в прошлую ночь, моментально заснул, едва голова моя коснулась подушки. Мне снилось, что я сидел на троне Абенсераджей в банкетном вале Альгамбры, где я давал пир моим лордам и генералам, которые должны были на следующий день вести турок против испанских собак – христиан. Воздух, освежаемый брызгами фонтана, был наполнен ароматом цветов. Несколько танцовщиц с округленными формами и чувственными губами со сладострастной грацией плясали под музыку цимбал и струнных инструментов. Подымая глаза кверху на решетчатые галереи, вы встречали время от времени мимолетный взгляд красавицы гарема, брошенный вниз на собравшийся цвет мавританского рыцарства. Громче и громче гремели цимбалы, мелодия становилась все более и более дикою, пока, наконец, кровь сынов степей не в силах была противостоять далее воинственному исступлению, и эти смуглые рыцари вскочили на ноги, тысячи палашей обнажились и крик «Аллах, Аллах!» огласил зал и разбудил меня. Был уже белый день, и электрическая музыка играла турецкую утреннюю зарю.
За завтраком, рассказав своему хозяину об этом утреннем происшествии, я узнал, что все это не простая случайность, что пьеса, разбудившая меня, была именно заря, а не что-нибудь другое. Мелодии, исполнявшиеся в одном из зал в часы пробуждения, всегда отличались оживленностью и воодушевлением.
– Кстати, – заметил я – вот мы говорим об Испании, а я еще не спросил у вас, насколько изменились условия жизни в Европе. Не произошла ли такая же перемена и в общественных отношениях Старого Света?
– Конечно, – сказал доктор Лит, – большие нации Европы, а также Австралия, Мексика и части Южной Америки представляют собою в настоящее время промышленные республики подобно Соединенным Штатам. Последние были пионерами этого движения. Мирные сношения этих наций обеспечены свободной формой федерального союза, распространенного по всему земному шару. Международный совет регулирует взаимные сношения и торговлю между членами союза и их общую политику относительно более отсталых рас, которые мало-помалу должны воспитаться до высшего развития. Внутри своих пределов каждая нация пользуется полнейшей автономией.
– Но как же вы ведете торговлю без денег? – спросил я. – Обходясь без денег во внутренних делах нации, вы все-таки должны иметь нечто вроде денег при сношениях с другими нациями.
– О нет! Деньги излишни и в международных сношениях. Пока торговля между иностранными государствами велась почином частных предприятий, деньги были необходимы для устранения различных усложнений; теперь же торговые сношения составляют дело наций как отдельных единиц. Теперь на всем свете купцов найдется всего какая-нибудь дюжина или около того. И так как торговля их контролируется союзным советом, то для урегулирования их торговых сделок вполне достаточна простая система бухгалтерии и счетоводства. Конечно, никаких пошлин не существует. Нация ввозит только такие товары, которые ее правительством признаются нужными в общественных интересах. Каждая нация имеет бюро для обмена товаров с иностранными нациями. Например, американское бюро, считая такое-то количество французских товаров необходимым для Америки в данном году, посылает ордер во французское бюро, которое, в свою очередь, присылает свои заказы в наше бюро. То же самое совершается взаимно и другими нациями.
– Но каким образом устанавливаются цены на иностранные товары, если нет конкуренции?
– Заказанные товары каждая нация доставляет другой по той же цене, какую платят ее граждане. Этим устраняется опасность каких бы то ни было недоразумений. Конечно, в теории ни одна нация не обязана снабжать другую продуктами своего собственного труда, но такой взаимный обмен товаров делается в общих интересах. В случае регулярного снабжения одной нации другою известного рода товарами обо всяком важном изменении в деловых сношениях обязательно взаимное предуведомление и с той, и с другой стороны.
– Но что, если нация, имеющая монополию на какой-нибудь естественное произведение страны, откажется снабжать им все другие нации или одну из них?
– Подобного случая никогда еще не бывало, и это для самой отказывающей страны принесло бы гораздо более ущерба, нежели для других, – возразил доктор Лит. – Прежде всего не допускается ни малейшего предпочтения в чью-либо пользу. Закон требует, чтобы каждая нация вела торговлю с другими народами во всех отношениях на совершенно одинаковых основаниях. Подобный образ действий, о каком вы упомянули, лишил бы провинившуюся нацию всякой возможности поддерживать какие бы то ни было сношения с прочими странами, так что опасаться такой случайности нет никакого основания.
– Но предположим, – сказал я, – что нация, имея в своих руках монополию на какой-нибудь продукт, которого она вывозит более, чем потребляет сама, возвысит на него цену и, таким образом, не прекращая поставки, воспользуется потребностью соседей для своей выгоды. Ее собственным гражданам, правда, пришлось бы платить дороже за этот товар, но, в общем, от вывоза его за границу, во всяком случае, они получили бы такие выгоды, которыми с избытком возместились бы их затраты из собственного кармана.
– Когда вы узнаете, каким образом в настоящее время определяются цены на все товары, то сами увидите, что изменение этих цен возможно только в зависимости от сравнительного количества или трудности работы при производстве известных товаров, – возразил доктор Лит. – Принцип этот представляет собою гарантию не только для национальных сношений, но и для международных. Но, кроме того, сдавание общности интересов, каковы бы они ни были, национальные или международные, и убеждение в нелепости своекорыстия слишком глубоки в настоящее время, чтобы можно было опасаться такого бесчестного образа действий. Вы должны понять, что все мы ожидаем окончательного воссоединения государств всего мира в единую нацию. Это, без сомнения, будет последнею формою общества, которая принесет с собой известные выгоды, каких еще недостает у теперешней системы федерации равноправных штатов. Пока же мы настолько удовлетворены настоящей системой, что охотно предоставляем потомству выполнить помянутый план. Иные полагают даже, что до осуществления этого плана не придется дожить на том основании, что федеральная система является не только временным решением проблемы человеческого общества, но и лучшим, окончательным ее разрешением.
– Что же вы делаете, – спросил я, – когда в итогах отчетных книг наций не оказывается баланса? Допустим, что мы вывозим из Франции к себе больше, чем ввозим в нее?
– В конце каждого года, – ответил доктор, – пересматриваются книги каждой нации. Если Франция у вас в долгу, то, по всей вероятности, мы в долгу у другой какой-нибудь нации, которая должна Франции, и т. д. относительно всех наций. Получающаяся разница между приходом и расходом после сведения счетов международным советом при нашей системе обыкновенно бывает не велика. Но какова бы она ни была, по требованию совета, она должна сводиться на нет каждые два или три года; совет может даже потребовать удаления ее во всякое время, если она возрастет до слишком больших размеров, так как в целях сохранения дружественных международных отношений вовсе не желательно, чтобы одна нация чрезмерно должала другой. С этой же целью международный совет производит осмотр товаров, которыми меняются нации, и следит за тем, чтобы они были высшего качества.
– Но каким же образом уравновешиваются балансы, когда в вашем распоряжении не имеется денег?
– Главными национальными продуктами стран. Заранее условливаются насчет того, какие продукты и в каком количестве могут приниматься для погашения счетов.
– А каким образом относятся теперь к эмиграции? Когда каждая нация организована в тесное промышленное товарищество, монополизирующее все производства страны, то эмигранту, даже при условии разрешения селиться в чужой стране, приходится умирать с голоду. По всей вероятности, эмиграции теперь более не существует.