Утопия XIX века. Проекты рая — страница 52 из 105

я нас же последние, живя так, как они жили, среди грязи и грубости, мало чем превосходили первых. Культурный человек вашего времени походил на человека, погруженного по горло в отвратительное болото и утешавшегося нюханием флакона с духами. Вы ведите теперь, как смотрим мы на вопрос общедоступного высшего образования. Ничто так не важно для человека, как иметь разумных, благовоспитанных соседей. Поэтому-то нация, для увеличения счастья человека, ничего лучшего не может сделать для нас, как воспитать наших соседей. Если же она не достигнет этого, цена нашего собственного воспитания умалится наполовину, а развитые образованием утонченные вкусы обратятся для нас в положительные источники огорчения. Давать высшее образование лишь некоторым, оставляя при этом массу невежественной, как было это у вас, значило бы создать между ними почти такую же пропасть, какая может быть только между различными видами существ, которые не располагают средствами для общения друг е другом. И что же может быть бесчеловечнее подобного ограничения в пользовании образованием? Общедоступное, равномерное образование не уничтожит, конечно, между людьми разницы, обусловливаемой природными способностями, но уровень наименее способных значительно возвышается, и грубость исчезает. У всех является стремление к знанию, способность понимания духовной стороны предметов и уважение к высшему образованию, которым они сами не могли воспользоваться. В большей или меньшей степени, но все они становятся способными пользоваться радостями и побуждениями образованной среды и даже вносить в данном случае и свою лепту. Из чего же состояло культурное общество XIX столетия, как не из немногих микроскопических оазисов в обширной непрерывной пустыне? Пропорция индивидуумов, способных к нравственным интересам или цивилизованному общению, сравнительно с массой их современников, была так ничтожна, что при более широком взгляде на человечество она не заслуживает даже упоминания. Одно поколение современного мира располагает большим запасом умственной жизни, нежели пять любых веков из прошлого. Короче сказать, наша образовательная система основывается на следующих трех принципах: во‑первых, право каждого человека на полное образование, какое только может дать ему нация, лично для него самого, как необходимое условие его счастья; во‑вторых, право его сограждан на его образование, как необходимое условие для того, чтобы общение с ним доставляло им удовольствие; в‑третьих, право грядущих поколений иметь разумных и интеллигентных родителей.

Не буду описывать подробно, что мне пришлось видеть в тот день в школах. Мало интересуясь делом образования в течение моей прежней жизни, я мог вынести немного любопытных сравнений. Не менее чем общедоступностью как высшего, так и низшего образования, я был поражен тем значением, какое придавалось теперь физическому воспитанию, и тем фактом, что при оценке юношества их успехи в гимнастических подвигах и играх принимались во внимание наравне с учением.

– Школьная администрация, – объяснил доктор Лит, – несет на себе одинаковую ответственность как за тело, так и за душу своих питомцев. Возможно, наибольшее физическое и умственное развитие каждого составляют двоякую цель нашего школьного курса, продолжающегося от шестилетнего возраста до 21 года.

Цветущее здоровье, каким пользовались молодые люди в школах, произвело на меня громадное впечатление. Мои прежние наблюдения не только относительно замечательных внешних особенностей членов семьи моего хозяина, но в равной степени и людей, встречавшихся мне на улице, навели уже меня на мысль о вероятно совершившемся с моего времени чем-то вроде общего улучшения физического строения человеческого рода. Теперь же, когда я сравнил этих рослых молодых людей и свежих, сильных молодых девушек с молодыми людьми, которых я встречал в школах XIX столетия, я был так поражен, что не мог не поделиться своим впечатлением с доктором Литом.

С большим интересом выслушал он мое заявление.

– Ваше свидетельство в данном случае, – сказал он, – неоценимо. Думается, что то улучшение, о котором вы говорите, действительно существует, но, конечно, для нас это является только теоретичным. В силу своего исключительного положения в настоящее время только вы один можете говорить об этом с авторитетом. Мнение ваше, если вы заявите его публично, – уверяю вас, – произведет громадную сенсацию. С другой стороны, было бы и странно, если бы не последовало улучшения расы. В ваше время богатство развращало один класс леностью ума и тела, тогда как бедность надрывала жизненные силы масс непосильной работой, скудной пищей и зачумленными жилищами. Труд, требовавшийся от детей, и бремя, налагавшееся на женщин, ослабляли самые пружины жизни. Теперь вместо прежнего пагубного положения все пользуются самыми благоприятными условиями жизни. Юношество заботливо питается и старательно оберегается; труд, обязательный для всех, ограничен периодом наибольшей физической силы и никогда не бывает чрезмерен; забота о себе и о своем семействе, страх за свои средства к существованию, напряженность постоянной жизненной борьбы – все эти влияния, некогда так гибельно действовавшие на душу и тело мужчин и женщин, более неведомы. Конечно, подобная перемена непременно должна была сопровождаться улучшением расы. Мы знаем, что в некоторых известных отношениях совершилось фактическое улучшение. Сумасшествие, например, которое в XIX столетии являлось таким постоянным продуктом вашего сумасшедшего образа жизни, почти совершенно исчезло вместе со своей альтернативой – самоубийством.

Глава XXII

Мы условились встретиться с дамами в общественной столовой за обедом, после которого они, имея какое-то дело, ушли, оставив нас за столом, где, попивая винцо и покуривая сигары, мы перебрали множество разных вопросов.

– Доктор, – заметил я, между прочим, в разговоре, – с нравственной точка зрения, ваша социальная система такова, что не восхищаться ею, при сравнении ее со всеми предыдущими системами, когда-либо существовавшими в мире, и в особенности в течение моего несчастного столетия, было бы просто безумием, если бы я сегодня ночью опять впал в летаргический сон, который продолжался бы не менее первого, только при условии обратного течения времени, и таким образом я опять проснулся бы в XIX столетии, – каждый из моих друзей, услыхав, о том, что я видел, признал бы ваш мир раем порядка, справедливости и счастья. Но современники мои были люди весьма практичные и, выразив свое удивление нравственной красоте и материальному великолепию системы, сейчас же прикинули бы на счетах и спросили бы, откуда вы добыли деньги, чтобы так широко осчастливить всякого. Конечно, для того чтобы содержать целую нацию на той степени комфорта и даже роскоши, как я это вижу здесь, потребуется гораздо больше богатства, чем то, какое добывала нация в мое время. И хотя вообще я мог бы объяснить моим друзьям вашу систему в главных чертах, то в ответе на вышеуказанный мною вопрос я оказался бы вполне несостоятельным, а без него как прекрасные счетчики они сказали бы мне, что все это мне просто пригрезилось, и уже не поверили бы моим рассказам обо всем остальном. Я знаю, что в мое время в нашей стране при безусловно одинаковом распределении доходов годовой производительности пришлось бы на долю каждого не более трех- или четырехсот долларов, немного более того, что требуется для удовлетворения необходимых жизненных потребностей и доставления себе кое-какого, а то и никакого, комфорта. Как же это у вас выходит, что вы имеете гораздо более?

– Это весьма дельный вопрос, мистер Вест, – возразил доктор Лит, – и я никогда не решился бы осуждать ваших друзей, если бы в данном случае, не получив от вас удовлетворительного ответа, они заявили, что все ваши россказни – чистейший вздор. Это вопрос, который я не могу вам исчерпать сразу. Что же касается статистических цифр для подтверждения моих положений, то попрошу вас заглянуть в книги моей библиотеки. Было бы обидно, в случае осуществления вашего предположения, только из-за недостатка некоторых пояснений, допустить вас до такого конфуза пред вашими старыми знакомыми.

– Начнем с небольших статей, по которым у нас, сравнительно с вами, остается экономия. У нас нет долгов ни общественных, ни государственных, ни городских, ни провинциальных, за которые нам пришлось бы платить какие бы то ни было проценты. У нас нет ни военных, ни морских затрат на людей или на материал – ни для армии, ни для флота, ни для милиции; у нас нет должностей по сбору податей; нет толпы распределителей и сборщиков налогов. Что же касается нашей юстиции, полиции, шерифов, тюремщиков, то количество таковых, которое в ваше время содержала одна провинция, в наш век хватило бы с избытком на всю страну. У нас нет более класса преступников, который подрывал у вас благосостояние общества. Число людей, более или менее потерянных для рабочей силы вследствие своей физической неспособности, хромых, больных, расслабленных, являвшихся в наше время положительным бременем для людей здоровых, теперь, когда все живут при условиях здоровья и комфорта, стало ничтожным, и с каждым поколением сокращается все более и более. Другая статья экономии – уничтожение денег и вследствие этого – тысячи занятий, соприкосновенных с разными денежными операциями, для которых требовалась масса людей, отнимавшихся ради этого от других полезных занятий. Примите еще во внимание, что расточительность богачей вашего времени на непомерные личные прихоти также исчезла, хотя, конечно, значение этой статьи легко может быть преувеличено. Не забудьте, кроме того, что теперь нет лентяев – ни богатых, ни бедных, – нет трутней. Важной причиной прежней бедности была громадная затрата труда и материалов на стирку белья и приготовление кушанья дома, а также на отдельное выполнение бесчисленного множества всяких других работ, к которым мы применяем кооперативную систему. Но самая большая экономия достигается организацией нашей системы продажи. Работа, которую некогда исполняли купцы, торговцы, лавочники с целой армией своих комиссионеров, оптовыми и мелочными торговцами и всевозможными посредниками на тысячу ладов, с чрезвычайной затратой труда при излишних пересылках и бесконечных передачах товаров из рук в руки, – в наши дни вся эта работа исполняется 1/10 прежнего числа рук, без малейшего движения пальцем. С нашей системой распределения товаров вы отчасти уже знакомы. Наши статистики рассчитывают, что 1/80 части наших работников достаточно для всех процедур распределения, требовавших в ваше время 1/8 всего населения и отнимавших такую громадную цифру людей от производительного труда.