Альби назвал свои имя и адрес.
— Мистер Фробишер, каким ремеслом вы занимаетесь? — холодно спросил прокурор. Альби был нужен ему — больше того, он играл для обвинения жизненно важную роль, — но Лэнд не скрывал в голосе своего презрения, напоминая всем присутствующим о непреодолимой пропасти между собой и этим человеком. Он не хотел, чтобы у кого-нибудь возникла хотя бы мимолетная мысль, что их отношения со свидетелем выходят за сугубо деловые рамки.
И Шарлотта могла его понять. Она сама также не хотела бы, чтобы ее поставили в один ряд с Альби Фробишером. И тем не менее ее охватила ярость: наверное, это все-таки было несправедливо.
— Я занимаюсь проституцией, — холодно усмехнулся Альби. Он тоже понимал, чем обусловлено отношение к нему Лэнда, и презирал его. Но по крайней мере он не собирался прятаться, изображая лицемерное неведение.
— Проституцией? — В голосе прокурора прозвучало деланое изумление. — Но вы ведь мужчина!
— Мне семнадцать лет, — ответил Альби. — Своего первого клиента я обслужил, когда мне было тринадцать.
— Я не спрашивал, каков ваш возраст! — раздраженно оборвал его прокурор. Его не интересовала детская проституция — это было совершенно другое преступление, до которого ему не было никакого дела. — Вы продаете свои услуги развращенным женщинам, чьи аппетиты настолько непомерны, что их нельзя удовлетворить обычным путем?
Альби надоела эта игра. Все его ремесло было сплошным фарсом, нескончаемой чередой мужчин, притворяющихся порядочными.
— Нет, — категорически возразил он. — В своей жизни я ни разу не прикоснулся к женщине. Я продаю себя мужчинам, преимущественно богатым, респектабельным, которые предпочитают женщинам мальчиков и не могут получить этого бесплатно, поэтому обращаются к таким, как я. Я полагал, все это вам известно, иначе с какой стати вы вызвали меня в суд? Какой бы в противном случае вам был от меня прок?
Лэнд был в бешенстве. Он повернулся к судье:
— Ваша честь, прикажите свидетелю отвечать на вопросы и воздержаться от дерзких высказываний, порочащих честных и порядочных людей, что только мешает работе суда. В зале присутствуют дамы!
Шарлотта нашла это нелепым, о чем с радостью заявила бы во всеуслышание. Все те, кто находился в зале — за исключением свидетелей, которые все равно ждали за дверью, — пришли сюда как раз потому, что хотели услышать нечто шокирующее. Зачем еще присутствовать на заседаниях по делу об убийстве, если известно наперед, что жертва подвергалась сексуальному насилию и была заражена половым заболеванием? Лицемерие было отвратительным, по всему телу Шарлотты разлилась обжигающая ярость.
Лицо судьи побагровело еще больше.
— Вы будете только отвечать на вопросы, которые вам зададут! — резким тоном выговорил он Альби. — Насколько я понимаю, полиция не предъявила вам никаких обвинений. Ведите себя пристойно, чтобы так оно и оставалось. Вы меня услышали? Здесь вам не то место, чтобы рекламировать свое гнусное ремесло и оскорблять тех, кому вы в подметки не годитесь!
Шарлотта с горечью подумала, что на самом деле как раз те, кто пользовался услугами Альби, не годились ему в подметки. Они занимались этим не по неведению и не от безысходности.
Альби никак нельзя было назвать невиновным, но он мог рассчитывать хоть на какое-то снисхождение. Они же лишь ублажали свою извращенную похоть.
— Я не назову никого из тех, кто лучше меня, ваша честь, — скривив губы, сказал Альби. — Клянусь.
Судья подозрительно посмотрел на него, но промолчал: Альби обещал ему то, что он просил. Ему в голову не пришло ни одного замечания.
Шарлотта поймала себя на том, что улыбается с глубоким удовлетворением. Она сама была бы рада возможности сказать то же самое.
— Значит, все ваши клиенты мужчины? — продолжал Лэнд. — Отвечайте только «да» или «нет».
— Да. — Альби подчеркнуто опустил вежливое «сэр».
— Видите ли вы среди присутствующих в этом зале человека, который когда-либо пользовался вашими услугами?
Мягкий рот Альби раскрылся в улыбке, и он принялся нарочито неторопливо осматривать зал. Его взгляд останавливался то на одном, то на другом изящно одетом джентльмене.
Лэнд распознал опасность, и его тело напряглось в тревоге.
— Был ли когда-либо вашим клиентом подсудимый? — громко подсказал он. — Посмотрите на подсудимого!
Изобразив удивление, Альби перевел взгляд с зала на скамью подсудимых.
— Да.
— Морис Джером покупал у вас услуги сексуального характера? — торжествующе продолжал прокурор.
— Да.
— Один раз или неоднократно?
— Да.
— Не притворяйтесь дурачком! — Лэнд наконец дал выход своей ярости. — Если вы будете мешать процессу, вам могут предъявить обвинение в неуважении к суду, и вы отправитесь за решетку, обещаю!
— Неоднократно, — невозмутимо ответил Альби.
Сейчас у него в руках была определенная сила, и он намеревался вкусить ее в полной мере. Практически наверняка больше такая возможность ему не представится. Жизнь его будет недолгой, и он это понимал. В Блюгейт-филдс мало кто доживает до преклонного возраста, тем более если речь идет о людях его профессии. К тому же ему было нечего терять — он мог позволить себе играть с опасностью. Он не мигая выдержал взгляд Лэнда.
— Морис Джером неоднократно приходил к вам в комнату? — Прокурор хотел убедиться в том, что судья в полной мере осознает важность этого заявления.
— Да, — повторил Альби.
— И он имел с вами физические отношения и платил за это?
— Да. — Губы Альби презрительно скривились, взгляд быстро скользнул по залу. — Видит Бог, бесплатно я этим не занимаюсь. Вы ведь не думаете, что это доставляет мне удовольствие, так?
— Я понятия не имею о ваших вкусах, мистер Фробишер, — ледяным тоном произнес Лэнд. У него на лице появилась слабая усмешка. — Они выходят за пределы моего воображения.
В свете газовых рожков лицо Альби стало белым. Он подался вперед, опираясь на перила.
— Мои вкусы очень простые. Смею предположить, они мало чем отличаются от ваших. Мне нравится есть по крайней мере один раз каждый день. Нравится иметь одежду, в которой тепло и которая не воняет. Нравится иметь крышу над головой, жить в сухой комнате и не делить ее с десятью или даже двадцатью другими людьми. Вот какие у меня вкусы, сэр!
— Тишина! — стукнул молотком по столу судья. — Вы ведете себя вызывающе. Нас не интересует история вашей жизни и ваши устремления. Мистер Лэнд, если вы не можете держать под контролем своего свидетеля, лучше отпустите его. Несомненно, вы уже получили от него все то, что хотели. Мистер Джайлс, у вас есть какие-либо вопросы?
— Нет, ваша честь. Благодарю вас. — Защитник уже предпринял тщетную попытку поставить под сомнение показания Альби. Не было смысла демонстрировать суду свою неудачу.
Покинув место для дачи показаний, Альби двинулся по проходу и оказался всего в нескольких футах от Шарлотты. Его мгновение протеста прошло, и он снова казался маленьким и щуплым.
Последним свидетелем обвинения была Абигайль Винтерс. Это была самая заурядная девушка, излишне полная, но с чистой, гладкой кожей, какой позавидовали бы многие знатные дамы. Голова ее была в мелких кудряшках, зубы, чересчур крупные, раньше времени пожелтели, однако она все-таки была достаточно привлекательной. Шарлотте приходилось видеть дочерей герцогов, с которыми природа обошлась менее благосклонно.
Показания были краткими и по существу. У Абигайль не было ни едкой язвительности Альби, ни почерпнутой у других образованности. Она нисколько не стеснялась своего ремесла. Абигайль знала, что таким, как она, покровительствуют благородные джентльмены и судьи, и даже епископы; и знаменитый адвокат без парика и мантии выглядит в точности так же, как клерк без костюма. Если у нее и были какие-то иллюзии относительно людей, к правилам светского приличия она относилась без трепета. Те, кто хотел выжить, руководствовались только своими собственными правилами.
Абигайль отвечала на вопросы спокойно и прямо, ничего не добавляя. Да, она знает человека на скамье подсудимых. Да, он посетил заведение, в котором она работала, — но не для того, чтобы самому воспользоваться ее услугами, а чтобы ублажить молодого джентльмена лет тринадцати-четырнадцати, которого тот привел с собой. Да, подсудимый попросил Абигайль посвятить молодого джентльмена в искусство плотских утех, в то время как сам сидел в комнате и наблюдал за происходящим.
По залу пробежал ропот отвращения, долгий вздох праведного ужаса. Затем наступила полная тишина, поскольку присутствующие испугались, как бы случайно не пропустить следующее откровение. Шарлотте стало тошно — все происходящее вызывало у нее чувство омерзения. Этого не должно было быть, и эти люди не должны были так жаждать насладиться этим. Во имя всего святого, как Эжени сможет вынести такую ношу — а ведь какой-нибудь благожелатель непременно расскажет ей все?
Лэнд спросил у Абигайль, может ли она описать упомянутого молодого джентльмена.
Да, может. Он был стройный, светловолосый, с голубыми глазами. Очень симпатичный и говорил культурным языком. Определенно, это был юноша благородного происхождения, не испытывающий недостатка в деньгах. Одежда его была с иголочки.
Прокурор показал Абигайль фотографию Артура Уэйбурна. Это тот самый юноша?
Да, это он, вне всякого сомнения.
Известно ли ей, как его звали?
Только его имя — Артур. Именно так несколько раз обращался к нему подсудимый.
Джайлс ничего не мог поделать. Абигайль непоколебимо стояла на своем, и после недолгих попыток защитник вынужден был согласиться с тщетностью своих усилий и отпустил ее.
Вечером в соответствии со строгим соглашением ни Шарлотта, ни Питт не говорили о Джероме и вообще обо всем, что имело отношение к судебному заседанию. Они ужинали молча, погруженные в свои мысли, время от времени многозначительно улыбаясь.
После ужина непринужденная беседа касалась других тем: полученное Шарлоттой письмо от возвратившейся из Лестершира Эмили, в котором пересказывались светские сплетни, описывался чей-то возмутительный флирт, кошмарная вечеринка, ужасное платье соперницы — приятные мелочи повседневной жизни. Эмили побывала на концерте; вышел новый захватывающий роман, очень пикантный. Здоровье бабушки по-прежнему остается неважным; однако, сколько себя помнила Шарлотта, оно всегда было таким. Бабушка наслаждалась своими недугами и намеревалась наслаждаться ими до самого конца.