новые.
— И доранцы? — спросил Эшер, пристально глядя на Гара.
Король сурово посмотрел на него:
— Что ты хочешь сказать?
Эшер откашлялся и отвел глаза в сторону:
— Вы ведь знаете, что я тоже скорблю, так?
Гар кивнул:
— Конечно.
Наступила пауза. Эшер неспешно осмотрел манжеты рубахи.
— Ну и зрелище вы устроили.
— Так было нужно. Пусть видят, что я больше не калека. Но световое представление и лепестки с неба — этого мало, Эшер. И олкам, и доранцам. Сейчас они верят мне, потому что потрясены горем и, как ты сказал, поражены ярким зрелищем. К сожалению, вера эта не бесконечна. Чтобы питать ее, необходимо нечто… более убедительное.
Эшер потер лицо ладонями. Гар был совершенно прав.
— А на большее вы не способны.
— Вот и нет, — возразил Гар. — Я могу вызывать дождь. И не только здесь, в Доране, но и во всем королевстве.
— Во всем королевстве?! — изумился Эшер. — Да вы с ума сошли? Вы же не могли вызвать дождь даже над чашкой чая!
— При чем здесь чашка чая? Хотя можно и над ней. Принцип тот же, вопрос в масштабе.
— В масштабе? Да что с вами? Даже ваш отец не мог вызвать дождь над всем королевством! Вы же себя убьете! Почему бы не подождать день-другой? А там, глядишь, Дурм придет в себя, и тогда вы сможете спросить, что…
Гар пронзил его острым, как кинжал, взглядом:
— Я не могу позволить себе столь длительного ожидания. Я вообще не имею права ждать. Если я не сделаю чего-то стоящего, люди перестанут в меня верить, и Лур погрузится в отчаяние и хаос. Конройд Джарралт примется за свое, и я потеряю корону, за которую мой отец заплатил жизнью. Я вызову дождь, Эшер. Сегодня ночью. И хочу, чтобы ты был рядом, когда я это сделаю.
— Я?!
— Кто же еще?
Эшер в ужасе отступил от него.
— Кто угодно, только не я!
— Обещаю, с тобой ничего не случится.
— Как вы можете знать? Раньше вы ничего подобного не делали!
— Это правда, — согласился Гар после некоторой паузы. — Но всегда приходится делать что-то впервые. Для меня первое заклинание погоды наступит сегодня ночью. Эшер, я способен сделать это и один. Просто не хочу.
«А как же я? — хотелось крикнуть ему. — Тебя не интересует, чего хочу я?»
Схватившись за голову, Эшер отвернулся. Вот так всегда — его желания выбрасывают за борт вместе с рыбьими потрохами…
Он снова повернулся к Гару.
— Ладно. Но только один раз. Не надейтесь, что это войдет у меня в привычку, потому что…
— Хорошо, — согласился Гар. — Теперь поспешим. Я хочу, чтобы уже через час дождь лил как из ведра.
В полной тишине они поехали к дворцу, но дальше направились не к Башне, а свернули в рощу, на месте которой стоял когда-то старый дворцовый комплекс. Некогда здесь шумел сад, но земля эта давно уже не помнила заботливых рук садовников и цветоводов. В неярком свете плавающего огонька лошади осторожно ступали по узкой тропе, ведущей в самое сердце молодого леса.
— Здесь, — произнес Гар и бросил поводья. — Остаток пути лучше проделать пешком. Тропинка узкая, а лес густой. Кроме того, лошади иногда… беспокоятся… возле Погодной Палаты.
— Да что вы? — Эшер соскользнул с коня. — А рыбаки?
Гар перебросил ногу через луку седла и лихо спрыгнул на землю.
— Откуда мне знать?
— А я знаю, — сообщил Эшер, привязывая Сигнета к ближайшему крепкому деревцу. — Рыбаки беспокоятся даже больше, чем лошади. И не надо так скакать, это опасно. Шею себе свернете.
— Эшер, я слезаю с коня таким вот образом уже много лет. Хочешь сказать, что у меня кривая шея?
— Нет, но всегда что-то случается в первый раз, — парировал он. — По крайней мере так мне говорили.
Привязав Баллодэра, Гар похлопал его по шее.
— Идем. Ночь коротка.
Они зашагали по узкой, заросшей травой тропе. Холодный ночной воздух пронизывал насквозь, но Эшер не замечал этого. Он дрожал, но не от холода, а от страха. Заметив это, Гар извлек из воздуха плащ и, улыбнувшись, накинул ему на плечи, хотя время и место для подобных шуток были явно неподходящие.
Само собой, без споров и перебранок в таком деле не обошлось.
— Я все еще не уверен, что это хорошая затея.
— Конечно, хорошая. Ты сам утром говорил, что мне не следует заниматься заклинанием погоды в одиночку.
— А если что-то пойдет не так?
— Ты поможешь.
— Помогу, понятное дело, — медленно произнес Эшер. — Однако мне грозят большие неприятности.
Гар взглянул на него с любопытством:
— Неприятности?
— Конечно! Помощь вам — это прямая дорога в казематы под казармами Оррика! — Гар все еще не понимал, и Эшер чуть не стукнул его со злости. — Олкам запрещено заниматься магией, или вы забыли? Не помните, какая участь постигла Тимона Спейка? Хотите того же и для меня?..
— Я ничего не забыл. — Гар остановился. — Ты обижаешь меня, говоря такие слова.
— Прекрасно, я обижаю вас, но голову отрубят мне! — крикнул Эшер в лицо этому идиоту — своему королю.
— Помилуй меня, Барла! — покачал головой Гар. — Никто не собирается рубить тебе голову. И к магии ты не будешь иметь никакого отношения, ты просто станешь охранять меня, пока я буду заниматься заклинанием погоды во благо Лура. Дурак, тебе награда за это полагается!
— Скажите это Конройду Джарралту!
Гар в нетерпении схватил его за руку, а другой указал вверх и вперед.
— Посмотри на Стену, дарованную нам Барлой. Давай же, взгляни на нее!
Тяжело вздохнув, Эшер запрокинул голову и посмотрел на Стену. На сверкающую золотистую завесу, поднимавшуюся к звездному небу. Такую далекую. Таинственную. Величественную.
— Ладно, — сказал он и вырвал руку из пальцев Гара. — Вижу. Дальше что? Ну, Стена. Все та же, что и раньше.
— Да. Все та же, на протяжении шести сотен лет. Ты вырос, когда она уже стояла, и воспринимаешь ее как данность. Правильно? И едва ли вспоминаешь о ней каждую неделю. Знаешь почему? Потому что никогда не сомневался, что, подняв голову, увидишь ее. Вот почему ты всегда спокойно спал ночами.
— Гар…
— Что такое для тебя Стена, Эшер? Что она означает для тебя?
— Не знаю, — смущенно ответил он. — Покой. Благоденствие. — Эшер пожал плечами. — Магию.
Гар посмотрел вверх, на золотистое чудо, освещавшее горы.
— Я вижу алтарь, на который мой отец положил свою жизнь. Алтарь, на который положили свои жизни все Заклинатели Погоды — поколение за поколением, вплоть до самой Благословенной Барлы, которая отдала жизнь, чтобы создать ее. Я вижу клинок, который, начиная с этой ночи, будет кромсать меня изо дня в день, пока я не истеку кровью до смерти. Вижу свою жизнь, вижу смерть и между ними — исполненные болью дни, которыми мне придется заплатить за обладание землей, нам не принадлежащей; вижу меч, занесенный над твоим народом, и думаю о том, что от меня зависит — падет он на ваши головы или нет. Все теперь зависит от меня. — Он отвел взгляд от Стены и посмотрел на Эшера. — Вот что я вижу.
Эшер помрачнел. Гар опять стал чужим. Чужой дух в таком знакомом теле. Он засунул озябшие руки в карманы.
— Вы в самом деле считаете, что сможете вызвать дождь над всем королевством?
Гар с усилием оторвал взгляд от Стены.
— Думаю, что пока не попробую, не узнаю. — Он двинулся вперед, и Эшер последовал за ним.
Через полмили тропа оборвалась, выведя их на маленькую опушку, посреди которой стояла… королевская Погодная Палата. Увидев ее, Эшер почувствовал, как задрожали коленки, а сердце ушло в пятки.
Согласно легенде, Барла построила ее сама и провела в ней последние дни своей земной жизни, совершенствуя погодную магию и укрепляя Стену, которая должна была хранить Лур от напастей на веки вечные. Построенная из тех же камней, что и Башня Гара, Палата была увенчана куполом из дымчатого стекла, над которым простиралось звездное небо. Никаких других зданий поблизости не было. Но Стена возле Палаты как будто стала ближе, ярче и осязаемей, словно Палата обладала некоей силой, притягивающей ее. Эта сила выплескивалась через кромку древней кладки из голубого камня, жившей, казалось, своей собственной жизнью.
Эшер оглянулся.
— И никакой охраны?
— Нет надобности. Палата погружена в магию. Отец говорил, что она… живая. Каким-то образом она узнает, что кто-то пришел. И если кто явится со злым намерением, она его не впустит. Нет такой магии, которая заставит ее поступить по-другому.
Гар ступил на опушку. Сделав глубокий судорожный вдох, Эшер последовал за ним.
Дверь в Палату была сделана из обыкновенных досок — даже без всякой резьбы. Ни ручки, ни молотка, ни замочной скважины. Гар задумался, роясь в памяти.
— Когда в последний — и единственный — раз я приходил сюда, Дурм говорил, что приведет меня опять, чтобы продолжить обучение… — Он положил ладонь на грудь, обтянутую черной туникой. — Вот и еще один план сорвался, вместе со всеми остальными. — Откинув голову, он вытянул руки и уперся ладонями в дверь.
— Она не поддалась.
— Просто разбухла, — бросил Эшер, чтобы нарушить неловкое молчание. — Разбухла от сырости.
— Какая сырость? Я дождь пока не вызывал.
Он снова бросился вперед и ударил дверь сильнее. Она опять не поддалась, но скрипнула. Затаив дыхание, Гар отступил на шаг и посмотрел на дверь с яростью и страхом.
— Дай пройти, проклятая деревяшка! Я король, и ты должна уступить! — Гар ударил в дверь кулаком. — Пусти! — Он вплотную подошел к двери. Прижался к дереву лбом, прошел по нему пальцами, словно по телу любимой. — Прошу тебя, — прошептал он, — прошу, дай войти…
Ситуация казалась нелепой, и Эшер рассмеялся.
— Это всего лишь дверь. Дерево. Оно неживое. А если неживое, то ушей у него нет. Слышать оно вас не может. Говорю вам, это сырость. — Чтобы доказать свою правоту, он сам толкнул дверь.
Она открылась.
— Проклятие, — пробормотал Эшер, нахмурившись. — Нравится, чтоб с ней поиграли. Капризная, как женщина.