Воспользовавшись ночным горшком и натянув свежее белье и чистую одежду, она обошла весь дом на тот случай, если чувства обманули ее и Вейра сидит в какой-нибудь комнате, дожидаясь ее пробуждения, чтобы поговорить по душам.
Однако в доме действительно никого не было — ни Вейры, ни Мэтта. Поэтому, пройдя через кухню, Дафна вышла на задний двор, за которым располагался сад.
Мэтт колол дрова.
Он посмотрел на нее. Не враждебно, но и не по-приятельски.
— Вейра повела свиней на прогулку, — сообщил Мэтт, устанавливая на чурбак очередное полено. — Когда вернется, неизвестно. Там, на полке очага я тебе оставил овсянки.
— Я почувствовала запах, — ответила она, присаживаясь на подходящий чурбак. При мысли о еде у нее слюнки потекли, сразу проснулся волчий аппетит. — Позже поем. — Около Дафны собрались цыплята — трое черно-белых малышей; они щипали травку, вдруг чего-то испугались и убежали, попискивая.
Мэтт кивнул и продолжил свое занятие.
Дафну переполняло раскаяние, и она наблюдала за ним, таким отчужденным и замкнутым. Человека, которого она знала по Доране, уже не было. Вместо него она видела незнакомца с полуприкрытыми глазами, неуступчиво нахмуренным лбом, не высказывающего никакой радости оттого, что видит ее. В свете утра пропасть, разделившая их, казалась такой же глубокой, как и прошлой ночью на кухне у Вейры.
Перед тем как заснуть, Дафна снова и снова восстанавливала в памяти последовательность событий, которые привели их в это место и к этому моменту во времени. Оценивала свои решения, сделанный ею выбор, вспоминала все увертки и отговорки, которые использовала для оправдания своих действий.
Она старалась быть честной с собой, но так и не смогла представить себе, что могла бы поступить по-другому. Означало ли это, что она как Наследница Джервала, руководимая Пророчеством, всегда права? Или это заблуждение женщины, упорно отстаивающей свои интересы? Дафна не находила ответа на этот вопрос.
Время шло. Мэтт, переколов дрова, взялся за кучу сухого валежника и быстро расправился с ней, аккуратно сложив толстые палки и отдельно — ветки для растопки. Его натруженные руки крепко держали топорище, обветренное лицо выражало полную сосредоточенность на работе. Он хранил молчание, и Дафна не проронила ни слова. У нее сжималось сердце — никогда ей не было так тоскливо, и ни разу в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной, как теперь.
Смотреть на этого чужака больше не было сил, поэтому она отвела взгляд. Ухоженный сад занимал приличный участок позади дома. Здесь же были и грядки с морковью, помидорами и прочими овощами. Между грядками и домом — лужайка, засеянная клевером. Слева, в низинке, стоял сарайчик, возле которого лениво пасся пони Вейры. Справа располагался свинарник, от которого шел характерный запах. Возле свинарника она разглядела курятник, покрашенный красной краской, уже сильно выцветшей. Все было так… по-деревенски.
Если не считать звуков удара топора Мэтта, посвистывания лесных птиц и кудахтанья кур, тишина была абсолютной и даже странной после напряженного биения жизни в городе. Во всем чувствовалось какое-то умиротворение, бальзамом проливающееся на ее растревоженную душу. В другое время, проснись Дафна в такое утро, она с радостью ждала бы наступающего дня.
Но радости не было. Она убила ее, убила своим высокомерием, невежеством и тщеславием, нежеланием признать тот факт, что способна ошибаться. Что Мэтт может быть прав. Что звание Наследницы Джервала не ограждает ее от заблуждений.
Дафне хотелось сказать ему об этом, признаться, что она сожалеет о случившемся, попросить прощения. Но ее пугало хмурое лицо Мэтта. Она теряла дар речи, а внутри разрастался гнев. Поэтому она просто сидела и наблюдала, как он рубит ветки.
Наконец, Мэтт перерубил всю кучу валежника. Мощным ударом он загнал лезвие топора в чурбак и произнес, вытирая пот со лба:
— Возможно, ты была права.
Она молча смотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. Потом спросила:
— Ты о чем?
Мэтт внимательно осмотрел ладони, проверяя, не натер ли мозолей. Нашел один и потрогал его пальцем.
— Я о том, что мы не сказали Эшеру правду.
Эшер. Перед ее внутренним взором пронеслись картины, которые она видела вчера ночью. Сердце сжалось, во рту внезапно стало сухо.
— Не понимаю.
— То, что ты видела… что они с ним сделали… как его истязал Джарралт…
Она тряхнула головой, отгоняя кровавые тени и отзвуки мучительных криков.
— При чем здесь это? При чем здесь моя правота?
Взгляд Мэтта был устремлен куда-то вдаль, в чащу леса.
— Кто знает, что способен выдать человек, когда с ним вытворяют такое? Даже обладая железной волей, он, скорее всего, рассказал бы ублюдку все и о себе, и о нас, и что тогда было бы?
Она покачала головой.
— Нет. Эшер сильный. Он никогда бы не сломался.
— Ты не можешь знать это наверняка. Поэтому, полагаю, ты правильно сделала, что держала язык за зубами и мне не позволила ничего рассказать. А что касается остального… — Он слегка смутился. — Ваших отношений…
— Послушай, Мэтт, — сказала она устало. — Ты утверждаешь, что не ревнуешь. А сам ведешь себя как человек, которого обокрали.
Некоторое время он молчал. Потом посмотрел ей в лицо, пожал плечами и снова отвел взгляд в сторону.
— Поверь, Дафна, если я когда-то и был в тебя влюблен, то довольно быстро одолел это чувство.
Ей было больно это слышать — не потому, что она хотела его любви, по крайней мере, не плотской, а потому что в нем появилась некая жесткость, которую она редко замечала в себе. Она сама сделала Мэтта таким, но отнюдь не гордилась этим.
— Я люблю его, Мэтт, — сказала Дафна, теребя нитку, вылезшую из подола юбки. Ей очень хотелось, чтобы Мэтт поверил ей. — Это не оправдание моих поступков, но по крайней мере уважительная причина.
Он кивнул.
— Наверное, да.
— Я не знаю, почему полюбила его. Смысл происходящего я так и не смогла постичь. А смысл должен быть, Мэтт. Разве не так? Пророчество не свело бы нас вместе, не заставило бы полюбить друг друга, если бы в этом не было смысла. Как ты думаешь?
— Ты задаешь вопрос не тому человеку. Я никогда не разбирался в Пророчестве и не очень хорошо понимаю, как оно воплощается.
— Однако ты следуешь ему всю свою жизнь. Следуешь за мной. Почему?
Он горько улыбнулся.
— Почему собака бежит за кроликом? Потому что такова ее природа, Дафна.
За все годы их знакомства она ни разу не слышала, чтобы он говорил так обреченно и беспомощно.
— Теперь мы не имеем права сомневаться, Мэтт. Мы зашли слишком далеко. Мы многим рискнули и многим пожертвовали. И мы должны дойти до конца, как бы тяжело это ни было.
— Я знаю, — покорно согласился он. — Я ведь здесь, разве не так?
Она сделала движение, чтобы прикоснуться к нему, но побоялась, что Мэтт оттолкнет ее руку.
— То, что мы с Эшером сделали… это не шутка. Я имею в виду, наши взаимные клятвы о супружеской верности. Со жрецом или без жреца, но его сердце принадлежит мне, а мое — ему, и так будет всегда.
— Знаю, — буркнул Мэтт. — Если бы это имело какое-то значение, я сказал бы, что желаю вам счастья.
В глазах закипели слезы. До вчерашней ночи она ни разу не плакала в присутствии Мэтта, гордилась этим и считала, что так надо. Но теперь все это казалось глупостью, и она позволила себе заплакать.
— Это имеет значение, — прошептала она, комкая подол пальцами. — Не думай, что твои слова не имеют для меня значения.
— Отлично. Рад слышать.
— Никак не могу поверить, что он овладел их магией, — призналась Дафна. — Он вызвал снегопад прямо под крышей моего дома. Как олк смог это сделать?
Мэтт покачал головой.
— Понятия не имею. Если только…
— Если что?
— В нем есть кровь доранцев?
Подобное предположение изумило Дафну.
— Откуда? Наши народы не смешивают кровь, это запрещено!
Мэтт усмехнулся.
— Магия олков тоже запрещена, Дафна, однако мы сидим здесь. Разве не ты говорила, что для Пророчества все возможно?
— Да, но… — Она покачала головой. — Это не тот случай. Он владеет их магией, а я этого не почувствовала. Как могло случиться, что я не почувствовала ее? Я должна знать Невинного мага лучше, чем он сам себя знает! А теперь из-за моего недосмотра он может погибнуть!
Мэтт наклонился к ней и обнял своими надежными сильными руками. Она почувствовала запах кожи и пота, прижалась щекой к груди Мэтта и услышала биение его сердца.
— Ты не должна терять веры, Дафна. Мы обязаны верить в Пророчество.
— Я верю, — воскликнула она. — Верю. О, Мэтт, прости, что я отослала тебя. Прости, что была несправедлива к тебе, что держала на расстоянии. Я думала, так будет лучше. Мне казалось, что я защищаю тебя.
— Знаю, — сказал Мэтт, прижимаясь щекой к ее непослушным распушенным волосам. — Всегда знал. И хотя порой мне было неприятно, я никогда не винил тебя. Все эти годы ты несла на себе тяжкую ношу, Дафна, и единственное, о чем я жалел, так это о том, что не могу взять большую ее часть на свои плечи.
— Ты много тащил на себе, Мэтт. Даже представить себе не можешь, сколь многое. Временами мне казалось, что я больше не выдержу, не смогу идти дальше. И я бы отчаялась, если б ты не ободрял меня. Я стольким тебе обязана. Благодаря тебе я сохранила чистоту. Прости меня.
— Ладно, ладно, хватит, — прошептал Мэтт, похлопывая ее по спине. — Ты Наследница Джервала, на тебе лежит ответственность, которая никому не по плечу. Особенно теперь, в Последние Дни.
Она немного отстранилась и взглянула в его лицо.
— Может, я и Наследница, но ты совесть Наследницы, ее мудрость и крепость. Ты больше ничего не скажешь мне, Мэтт? Как выбраться из беды, в которой мы оказались? — Она судорожно вздохнула. — В которую я всех ввергла?
Он убрал прядь волос с ее лица.
— Я не знаю. Что говорят твои видения?