Стремительная атака раздробила силы русских, катком прошла по галицийским равнинам. В прорыв пошли многочисленные войска.
К концу «великого отступления», в сентябре 1915 года, пала вся российская часть Польши, и русских в Галиции почти не осталось. Более миллиона военнопленных нужно было где-то разместить, и их рассовали по самым разным уголкам империи. Некоторые оказались в крошечной тирольской деревне Штейнах, рядом с которой я жила в Тринсе, и работали на местной кожевенной фабрике[15]. Прочие обосновались в Игльсе и Инсбруке.
Австро-Венгрия торжествовала. Эта победа, как ластик, стерла память о прежних унижениях. Полки Эриха, Эрвина и Гуго входили в Третью армию, которая юго-восточнее Горлице пробивалась к северной оконечности Карпатских гор. Полк Гуго, похоже, в июне вернулся в Тироль, где ему тоже пришлось несладко, но Эрих с Эрвином остались на Восточном фронте.
Когда в Соединенных Штатах я познакомилась с Томом Зальцером, он показал мне две фотографии моего двоюродного дедушки Эрвина и его однополчан – их я никогда раньше не видела. На одной серьезные, изнуренные солдаты поздно вечером собрались вокруг небольшой бочки, похожей на ту, в которой держат ром. Я не сразу поняла, кто из них Эрвин – так не похож он стал на веселого юношу, которого я видела на снимках, сделанных в Игльсе в 1914 году.
Эрвин на этом снимке сидит на земле в грязных ботинках и держит небольшую жестяную кружку; улыбки нет и следа, он пристально смотрит куда-то за правое плечо фотографа. Сначала я подумала, что алкоголь в кружке напомнил ему об отце и семейной винокурне, но он, кажется, был склонен глушить свои горести, а не предаваться воспоминаниям и размышлениям.
22. Эрвин Шиндлер (сидит на земле, четвертый справа)
Эрих и Эрвин, уже к тому времени лейтенанты, остались в живых после первых, самых страшных дней Горлице-Тарновского наступления. Эрвин был убит 9 июля 1915 года, в возрасте двадцати двух лет, и как раз тогда, когда было объявлено прекращение огня. Его подразделение стояло северо-восточнее Кракова, в городе Красник, на территории русской Польши. Приветствуя командира, он получил пулю в голову. Стальные каски только еще входили в употребление – и пока только на Западном фронте. У Эрвина и его однополчан были только матерчатые кепки (Feldkappe), совершенно не защищавшие от пуль.
Его старшему брату Отто пришлось везти тело в Инсбрук, чтобы похоронить. Марта записала: «Бедный Отто был вынужден смотреть на останки этого некогда цветущего человека. Он привез его домой, достав из временной могилы в чужой земле»[16].
В местной прессе семья поместила траурное объявление, скорбя о потере «всеобщего любимца, нашей гордости» Эрвина. Там указывалось, что его военные заслуги были отмечены бронзовой и серебряной медалями «За храбрость». И вот теперь «жизнь, исполненная цветущих надежд, сошла в могилу». Объявление подписали члены семьи: сначала София, потом Отто, Эрих, Гуго и Марта с мужем Зигфридом.
Всего за четыре месяца София потеряла и мужа, и сына. Война пришла к Шиндлерам.
Еврейское кладбище, Инсбрук, 2018 год
На могильном памятнике моей семьи имя Эрвина идет сразу за именем Самуила. Я обнаруживаю его также и в списках на памятнике еврейским солдатам, павшим на Первой мировой войне. У некоторых из этих солдат есть свои могильные памятники. Ровными рядами они стоят по правой стороне еврейского кладбища. Помня о том, как мало тогда в Инсбруке жило евреев, я удивлена такому большому количеству погибших, среди которых не только местные еврейские юноши, но и те, кто прибыл в Инсбрук на лечение и умер от ран.
Я думаю, именно София распорядилась выбить имя Эрвина на могильном камне. В душе она, наверное, была благодарна судьбе, что Самуил умер, так и не узнав, что его младший сын погиб на войне.
23. Траурное объявление о гибели Эрвина Шиндлера
Марту совершенно подкосила смерть младшего брата. 16 августа 1916 года она записала в дневнике: «Почти все время неотступные мысли о нем. Мне больно оттого, что так мало времени мы провели вместе». Ее очень волновали частые сны о покойном отце, однако она задавалась вопросом: «Почему мне никогда не снится дорогой Эрвин? Солнечный мальчик в тирольском костюме, который вместе с нами в Игльсе ходил по грибы, или надевающий теннисный костюм, увенчанный копной кудрей, падающих ему на лицо».
Вероятно, София старалась себя утешить, что Эрвин погиб не напрасно и что смерть его была героической; и наверняка она молилась, чтобы остальные три ее сына вернулись домой живыми и невредимыми. Враги множились. Теперь и Южный Тироль стал прифронтовым: шла война против Италии. И настоящих тирольцев, таких как Гуго и Эрих, уже призвали встать на его защиту.
5Шнапс на Южном фронте
Лондон, Австрия, Словения, 2018 год
На два года я с головой погружаюсь в военную историю Австрии времен Первой мировой войны. Я покупаю книги, хожу в музеи, вожу свою семью в долгие походы по горам. Хочется понять, каково было молодым жить, сражаться и умирать с 1915 по 1918 год на австрийско-итальянской границе, на театре военных действий, почти не удостоенном внимания в написанных по-английски книгах о Первой мировой. Я хочу увидеть, что стоит за доставшимися мне в наследство фотографиями деда, снятыми в годы его военной службы.
Отец безмерно гордился тем, что Гуго служил, хотя сам не стал пользоваться такой же возможностью, когда она ему представилась. Курт вспоминал, как в детстве он любил слушать о фронтовых подвигах отца, но больше он почти ничего не рассказывал, а я, к сожалению, не догадалась его как следует расспросить. Фотографии давно погибших людей в военной форме, которые хранил Курт, казались совсем неинтересными. А вот теперь, вооружившись лупой, я вглядываюсь в них, определяя звание, полк, место и дату съемки. Теперь мне нужно как следует рассмотреть фотографии и памятные вещи, проштудировать книги, побывать в музеях, и тогда, надеюсь, на большом историческом полотне я найду то место, где сражался мой дед.
У меня есть три снимка Гуго, сделанных во время службы в горах. На первом он снят с двумя солдатами и немецкой овчаркой. На псе хитроумное устройство: одновременно и поводок, и подъемник в случае падения в расщелину. Кожаные лямки наверняка выдержат вес, если вдруг его придется тянуть с силой. Гуго обнял пса и в порыве веселья водрузил ему на голову свою кепку. Его ружье валяется рядом, на земле. Поверх формы на Гуго и его сослуживцах белые комбинезоны, обязательные для ношения зимой, чтобы быть незаметными на снегу.
На втором снимке, сделанном в конце весны или в начале лета, Гуго и два солдата позируют на фоне каких-то высоких гор. Снега еще довольно много, но кое-где видны проталины с зеленой высокогорной травой. Гуго сидит на камне в расстегнутой серой горной тужурке; это явно потому, что из-за трудного подъема ему стало жарко. Он смотрит прямо в камеру, на глаза падает прядь волос. Гуго слегка прищуривается от яркого света: наверное, фотограф просит смотреть прямо на него и на солнце. Здесь Гуго выглядит старше и изнуреннее, чем на снимках 1914 года, сделанных в саду дома в Игльсе.
24. Зимняя кампания, Гуго Шиндлер
25. Весенняя кампания
Справа от него сидит солдат помоложе, с невыразительным лицом: на нем трудно прочесть эмоции. Он скован – возможно, ему не слишком хочется фотографироваться, а может быть, ему просто страшно. За ними стоит третий солдат, с моноклем, небольшой круглой фляжкой шнапса в правой руке и сигарой – в левой. На каком-нибудь полковом обеде он смотрелся бы очень уместно. Все трое явно позируют. Наверняка из металлической фляжки был сделан не один глоток, чтобы подкрепить силы при подъеме.
Композиция снимка превосходна: Гуго с однополчанами образуют треугольник на фоне горных склонов, окутанных дымкой. И здесь у их ног лежит пес – наверное, тот же самый. Снимок напечатан в крупном размере и наклеен на паспарту. Я хотела бы разглядеть этикетку на фляге, потому что это, вполне возможно, ненавязчивая реклама продукции С. Шиндлера. Нарочно ли Гуго позировал на фотографии именно так, словно желая передать привет матери в Инсбрук?
Как бы я ни старалась, я не могу точно определить, где это снято. Я только знаю, что этот снимок, в поцарапанной рамке, у Курта был всегда с собой; где бы он ни жил, он ставил его на рабочий стол.
Третий снимок – студийный портрет Гуго по случаю получения награды; он явно очень доволен, на груди сияет новенькая медаль (см. илл. 8 на вкладке). Она называется «За храбрость» (Tapferkeitsmedaille), того же типа, которая была и у Эрвина, но я не могу сказать точно, бронзовая она, серебряная или золотая. Это не единственная награда Гуго. У меня есть еще его золотой крест «За заслуги». Он изготовлен из 18-каратного золота с красной и белой эмалью и украшен инициалами Франца Иосифа, который и учредил его за добросовестную службу стране и короне. Год учреждения – 1849 – был выбит на оборотной стороне креста.
На студийной фотографии форма у Гуго чистая, выглаженная, серебряные пуговицы посверкивают, на них видна цифра 1, указывающая номер полка. Заметнее всего оказывается серебряный эдельвейс на воротнике – символ его принадлежности к «защитникам отечества» (Landesschützen).
В крошечном полковом музее, расположенном в Инсбруке, я узнаю, что история полка начинается с тех времен, когда у Тироля возникло особое положение в части службы в армии, дарованное ему указом императора Максимилиана в 1511 году. Тирольцы дали обязательство выставлять за императора определенное количество людей на случай войны, а взамен получили особые привилегии, включая право на владение оружием и освобождение от службы за пределами Тироля. Кроме того, император согласился не вести в Тироле военных действий без согласия его жителей. Уступка была значительной и очень помогла формированию чувства независимости и единения у тирольских го