И вот первое упражнение на шесте. Со всей грацией, на которую способна, я пробую выполнить крутку «пожарный».
– Ничего сложного! – подбадривает тренер – Левая нога, правая, шаг в сторону шеста, обхватываем шест одной ногой, другую одновременно поднимаем для равновесия и элегантно соскальзываем на пол.
Если бы… Я постыдно, мешком, плюхаюсь на пол, по спине катится пот, и, как ни старается тренер, ни одна из моих попыток не увенчивается успехом. Раз за разом я съезжаю с шеста и не свожу глаз со стрелки часов: не могу дождаться, когда же закончится занятие.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я начинаю думать о другом, представляю себе, как в начале прошлого, XX века здесь носились дети Шиндлеров, как снизу, со двора, волнами плыл запах варенья, которое тут варили. Я представляю, как София призывает всех к порядку и просит не очень шуметь, потому что внизу, в магазине, работает Самуил. Я как будто слышу, как по мостовой сначала цокают лошадиные копыта, а позднее шуршат шины автомобилей, доставляющих на задний двор фрукты и другие припасы.
А вот другая картинка: замешательство, а потом и ужас на лице моей прабабушки Софии при виде одной из семейства Шиндлер в раю для танцовщиц на шесте, которым сделался в наши дни дом № 13 по Андреас-Гофер-штрассе.
На Андреас-Гофер-штрассе Самуил перевел свое дело в 1887 году, а к 1908 году решил расширяться. В городском архиве Инсбрука я разыскала стопку копий связанных с этим документов, в том числе обращение за разрешением эксплуатировать вновь установленный им лифт и письмо с возражениями против расширения бизнеса. Меня удивило, что Самуилу разрешили открыть винокурню и производство варенья в плотно застроенном жилом районе Инсбрука, ведь шум транспорта, пары винокурни и жар от варки наверняка раздражали бы соседей. В принявшем его городе Самуил теперь сделался фабрикантом (Fabrikant), что и написано на его надгробном камне.
Видно, тогда была мода на длинные названия компаний, в которых перечислялся весь ассортимент их продукции. Например, зять Самуила, Леопольд Дубски, назвал свою так: «Братья Дубски, первое тирольское производство винного уксуса и спиртных напитков, винокурение, переработка фруктов» (Brüder Dubsky, Erste Tiroler Essigsprit und Likörfabrik sowie Branntweinbrennerei, Obstverwertungsindustrie).
Придумывая название для своего предприятия, Самуил столь же мастерски обыграл слово «первый», подразумевающее и превосходство, и первенство: «Первое тирольское производство соков прямого отжима, винокурение из зернового сырья, ликеры Самуила Шиндлера». По-немецки это звучит очень солидно: Erste Tiroler Fruchtsaftpresserei, Landesproduktenbrennerei und Liqörfabrik Samuel Schindler. В детстве мне очень нравилась эта скороговорка, и со временем я научилась произносить ее быстро и без малейшей запинки.
Эмблемой компании Самуил выбрал орла и гордо разместил у него на груди собственные инициалы, SS. Он символизировал и прошлое, и настоящее: орел был и на гербе Силезии, и, в красном цвете, на флаге Тироля. Через сорок лет, после всех исторических катаклизмов, семья без лишнего шума убрала две эти буквы с логотипа.
Кроме того, Самуил разработал приметную кубическую форму для бутылок, в которые разливал свой алкоголь, – именно такую мой отец держал на своей прикроватной тумбочке – с фамилией «Шиндлер», написанной выпуклыми буквами примерно на одной трети высоты от основания. По крайней мере одна шиндлеровская бутылка сохранилась в Австрии и сейчас находится в архивах еврейского музея города Хоэнемс на западе страны. В бутылке отца на самом дне сохранились уже ни на что не годные остатки кофейного ликера, музейный же экземпляр пуст.
Самуил продолжал выводить свой бизнес за пределы Андреас-Гофер-штрассе. Он открыл новое производство варенья на Кармелитергассе (Karmelitergasse), по соседству с главным пассажирским вокзалом и магазином на Кибахгассе (Kiebachgasse) в старой части города. Варенье из абрикоса, клубники и красной смородины делали и протертым, на австрийский манер, и непротертым, «по-английски». Это последнее оказалось особенно популярным, и к классическому апельсиновому добавили красносмородиновое, сливовое и клубничное. Эти виды фруктов и ягод доказывают, что Курт говорил правду: Самуил возил сырье преимущественно по железной дороге из Южного Тироля, теперь итальянского, а тогда почти целиком принадлежавшего Австро-Венгерской империи.
11. Логотип Самуила Шиндлера
Кроме варенья, фабрика Шиндлеров делала и компоты (Kompott), типичное для Центральной Европы блюдо из фруктов и ягод, отваренных в сахарном сиропе, из которых лучше всего раскупались абрикосовый, вишневый и персиковый. София часто давала его своим детям; компот фигурирует и во сне, который ее дочь, Марта, записала в своем дневнике: «Мне снилось, как будто мама давала мне компот, а я смеялась и отказывалась. «Ну пожалуйста! – просила мама. – Ведь это теперь моя единственная радость»[3].
Самуил оказался способным винокуром и постоянно экспериментировал, изобретая все новые ликеры. Одним из самых изысканных его творений стал сладкий ликер, который изготовляли из цельного тирольского молока, разливали в элегантные бутылки и предназначали специально для женщин. Полагаю, что нелегко было придумать, как смешать алкоголь с молоком так, чтобы получился напиток с длительным сроком хранения. Мне нравится думать, что это был австрийский предок ирландского ликера Bailey’s.
Еще одно творение Самуила прославило и его штаб-квартиру, и местного тирольского героя, в честь которого оно было названо: «Травяной ликер Андреаса Гофера». Из альпийских трав и корней Самуил создал напиток и для «возбуждения аппетита», и для «оздоровления желудка». В 1908 году на международной кулинарной выставке в Вене за этот рецепт он получил золотую медаль, а в 1910 году ее изображение украсило фирменные бланки компании.
Этот бланк красноречиво доказывает, насколько уверенно бизнес-империя смотрела в будущее. Человек, получивший письмо от Самуила, тут же видел перед собой фасад здания на Андреас-Гофер-штрассе, поставленного под прямым углом к Nordkette, наиболее известному горному пейзажу Инсбрука.
На фоне гор изображена огромная многопрофильная фабрика, где изготавливали шнапс и бренди, отжимали фруктовые соки и обжаривали кофе. На среднем плане дымят трубами остальные фабрики – верный знак успеха. Понятно, что это было преувеличение. В реальности двор дома № 13 по Андреас-Гофер-штрассе совсем не так просторен, как на картинке: это я смогла разглядеть и на снимках, и на уроке танца с пилоном.
12. Фирменный бланк Шиндлеров, 1913 г.
13. Андреас-Гофер-штрассе, 13, штаб-квартира Самуила Шиндлера
В те годы процветания и успеха семейство Шиндлер значительно расширилось и в демографическом, и в географическом отношении. В Вене 1 июля 1900 года уроженка Богемии Марта сочеталась браком с Зигфридом Зальцером. Подробное описание этого события я обнаружила в архиве еврейской общины Вены. Свадьба состоялась в главной синагоге города, на Сайтенштеттенгассе. Зигфрид с родителями совсем недавно переехал в Вену из Венгрии и жил в гостинице Central. Профессия Зигфрила была названа словом Prokurist, то есть агент. Из его деловых бумаг я узнала, что он торговал одеждой и специализировался на шелке и бархате.
14. Марта и Зигфрид Зальцер. Снимок, вероятно, сделан во время медового месяца в Инсбруке, после их свадьбы в Вене в 1900 г.
У меня есть и студийный портрет молодоженов, сделанный в Инсбруке. Он не датирован, но я думаю, София заказала его вскоре после свадьбы, потому что именно в Инсбруке прошел их медовый месяц. На моей двоюродной бабушке Марте элегантное бежевое платье, к которому тщательно подобраны шляпка и зонтик от солнца. Она стоит рука об руку с Зигфридом, спокойно и уверенно глядя прямо в камеру; Зигфрид, напротив, задумчиво смотрит куда-то вдаль.
У Марты с Зигфридом родилось двое детей, Эрвин (1901 г.р.) и Маргарита (1904 г.р.); на них Марта изливала всю свою любовь, потому что во всех других отношениях этот брак уж никак не был счастливым. Судя по всему, Зигфрид был человеком не из легких. В записях Марты значится: «Часто я совсем не могу слышать громыхающего голоса Зигфрида. Это буквально невозможно физически, и я настолько раздражаюсь, что становлюсь противна сама себе»[4]. На взгляд Марты, ее супруг был скрягой: «Я хотела бы смотреть на все одними с ним глазами, но не могу… Мы расходимся и в вопросах воспитания. Решительно во всем Зигфрид руководствуется только одним – дешевизной»[5].
Марта вовсе не была ленивицей: она вела все счета предприятия Зигфрида. Из-за этого она очень переживала за детей и их образование. Она была работающей матерью и винила себя, что на детей у нее остается мало времени:
Если бы у меня было больше склонности к педагогике, я бы лучше воспитывала своих детей, получала бы удовольствие даже от того недолгого времени, которое мы проводим вместе, не расстраивалась бы и не сердилась на небрежного Эрвина и нетерпеливую Грету. Не позволять жизни пролетать мимо. Искать красоту в каждом часе, стараться постичь его смысл. Смотреть, как бежит день, а вслед за ним и жизнь, как проходит детство, как за углом поджидает отрочество. В то время, когда я хотела бы создавать в их душах основание для всего, что есть хорошего и прекрасного, хотела бы развивать в них понимание возвышенного и чистого, я погружена в зряшную суету, не имея времени на то, что считаю самой важной работой из всех[6].
Марта была благодарна матери, что та разрешила ее детям ездить летом к Софии в Инсбрук, а особенно за то, что ее дочь, Маргарита, могла проводить время с ее двоюродной сестрой Труди из Линца. Марта очень тепло относилась к своим линцским кузинам и надеялась, что девочки вырастут настоящими подругами. «Трудерле – прелестный ребенок и благодаря своей милой натуре по-детски чиста и скромна. Мне бы очень хотелось, чтобы для Гретль она стала подругой на всю жизнь»