— Хватит ждать.
Еще вздох.
— Ладно. Стражи… — он повернулся, порыв ветра бросил снежинки в его капюшон. — По этой причине я не спешил подходить к тебе, — сказал он, голос был лишь немного громче ветра. — Тут есть… подозрительные личности, они появлялись уже несколько месяцев.
— Это точно были не родственники, пришедшие на могилу к лорду Подозрительному IV, или кому-то похожему?
— Мы тут не полные дураки, Виддершинс. Не говори так.
— И не собиралась. Слишком просто.
У Ольгуна в ее голове была истерика.
— Они смогли выдать себя за скорбящих, — признался Морис. Он остановил их, долго выглядывал на главную дорогу, путаясь видеть в полумраке, а потом продолжил. — Но мы быстро поняли, что люди этой группы менялись. То приходил один из них, то другой, и так далее. Не знаю, что они тут делают — не было погрома или кражи — и мы можем лишь увести их, если они будут вести себя неуместно. Но…
Они долго молчали.
— Думаю, у вас предложение соскочило, — сказала она.
Он вяло улыбнулся и указал на домик за снегом — размером он напоминал скромные мавзолеи, но был почти не украшен. Она кивнула, и они направились к двери.
— Но, — продолжил Морис, вытащим из одежды большой железный ключ, — я невольно замечаю, что многие из них были недалеко от могилы Его высокопреосвященства де Лорена. Вряд ли это совпадение. Его мавзолей не самый богатый, так что я даже не знаю…
Монах продолжал, отперев дверь, впустив гостью внутрь и заперев с грохотом, но Виддершинс не слышала его слова. В хижине смотрителя было тепло, горка углей еще дымилась в камине, но тут беглянке из Давиллона было холоднее, чем снаружи.
Люди — редкие, но все же — знали, что Виддершинс и архиепископ стали близки, хоть ненадолго. Если кто-то искал ее…
Неужели?
— Ольгун? У меня паранойя?
Его встревоженный ответ не успокоил ее.
— Да. Расскажите вкратце, Морис, — громче сказала она, повернувшись и чуть не врезавшись в испуганного юного монаха, сжимавшего две горячие кружки чая в руках. — Я не хочу задерживаться в Лурвью.
Морис пару раз моргнул, но с их первой встречи в прошлом году в Давиллоне он хоть немного привык к смятению, которое вызывало у людей общение с ней. Он кивнул и опустил две кружки на стол.
Виддершинс села за старый, простой, но крепкий стол со светлыми стульями с мягкой обивкой. Морис устроился напротив.
— Я знаю о тебе, — сказал он, осторожно пробуя чай. — О тебе и, ах, Ольгуне.
Она не была потрясена. Шинс сжала свою чашку, чтобы согреться, а не пить.
— Возможно, Уильям успел рассказать вам.
— Нет. Он… умер вскоре после того, как ты ушла.
Они смотрели на стол, а не друг на друга.
— Но, — продолжил он, — Мы с ним обсуждали его предположения до того, как он послал меня за тобой. А потом, когда епископ Сикар прибыл из Давиллона и рассказал о твоих… недавних бедах, епархия попросила меня проконсультировать. Они знали, что я уже встречал тебя, а словам епископа было… сложно поверить.
— Я была там, — сказала она слабым голосом. — Но мне все еще сложно поверить.
Морис потянулся над столом.
— Мне очень жаль, что…
Глина затрещала в руках Виддершинс, чай полился на стол.
— Да, — сказал он, отодвигаясь. — Но история Сикара заполнила бреши, по крайней мере, я стал понимать твою ситуацию.
— Это вас волнует?
— Могло бы, — не спорил он, — но Его высокопреосвященство не переживал. Он доверял тебе… и Ольгуну. Я не могу перечить.
— Спасибо за это, — сказала она искренне. — Я… погодите. Разве он не хотел, чтобы вы сменили орден и стали священником? Помнится…
— Я — слуга, Виддершинс. Я не хочу никого вести.
— Может, потому вы и должны.
В этот раз их взгляды пересеклись, Морис отвернулся первым. Буркнув что-то, что Шинс не уловила, он встал и вернулся с полотенцем, чтобы вытереть чай. Она ощутила слабый укол вины за чашку — она выглядела старой — но не вызвалась помочь ему.
После этого они мало говорили. Морис поведал новости и сплетни Давиллона, которые приносили в Лурвью путники, ушедшие оттуда позже Шинс. Но это мало ее интересовало, ведь там не звучали те, кого она знала. Она вкратце описала свои полгода, как бродила по Галиции, но не стала уточнять, в каких городах побывала, каких угроз избежала, и как ее пару раз попытались обворовать. И она не назвала причины, по которым покинула Давиллон.
Она устала, но была такой всегда, и только когда Ольгун подтолкнул ее, она поняла, что ее веки слипались, что она десятый раз зевала.
— Простите, — начала она. — Я…
— Тут хватит места на двоих, — предложил Морис. — Без подтекста.
— О, благодарю. Я переживала, что вы будете плохо себя вести.
— Виддершинс…
— Спасибо, Морис. Но нет. Мне нужно идти.
Он встал, и она впервые увидела решительность на его лице.
— Там темно. И холодно. Чего бы ты ни боялась, этой ночью оно тебя тут не найдет.
— Я… — она запнулась, а потом на нее накатила волна усталости, лишив ее конечности последних сил. — О, не смей!
Строгий ответ Ольгуна — и вторая волна усталости — напоминал отцовское: «Если не будешь заботиться о себе, придется жить как я» из ее детства.
Сдавшись — дуясь и ругаясь, хоть другим это не показалось бы проблемой — она позволила Морису показать ей кровать.
— Расскажите о «мятеже»?
— Ба! — Морис резко вскочил, проснувшись, и скатился с края узкой кровати, запутавшись в простынях. Хижина задрожала от удара монаха об пол.
Виддершинс прислонялась к шкафу, второму предмету мебели в комнате, скрестив руки и лодыжки. Она стояла в том месте и в той позе с тех пор, как закончила собирать вещи, чтобы уйти, больше половины часа назад. Скоро рассвет заглянет в окна, проверяя, можно ли ему прийти на завтрак, но девушке надоело ждать.
Морис барахтался еще миг, не показывался, и Шинс ощутила толчок в животе.
— Ладно тебе, Ольгун! Это простыня и всего три фута полета! Он справится… О, ладно, — она оттолкнулась от стены, сделала два шага от шкафа и замерла. — Эм, Морис?
Метания прекратились.
— Да? — ответ был странно приглушен, но скорее от смущения, чем из-за простыней.
— Вам помочь?
— Был бы рад…
— А, — продолжила она, озвучивая вопрос, что остановил ее, — вы одеты?
Миг. Другой.
— Вряд ли мне требуется помощь, спасибо.
Воровка фыркнула и ушла, топая ногами и хлопнув дверью, чтобы монах понял, что остался один в спальне.
Когда он вышел, она стояла в той же позе, но возле буфета. Он, к счастью, был уже полностью одет, но не в традиционное коричневое одеяние, как она ожидала, а в тяжелую тунику и штаны.
— Я не знала, что у вас есть обычная одежда. Ольгун, ты знал? Разве монахи не сгорают или превращаются в лягушек, если на них не ряса, поношенные сандалии и нить?
— Виддершинс…
— Двойная нить, да? Церковь расслабилась, да?
— Ты хотела поговорить о происходящем в Лурвью или нет? — спросил Морис, его тон был почти отчаянным.
Шинс кивнула.
— И?
— Давай я заварю…
— О, нет! — она выпрямилась. — Вы уже использовали запас своей милости, когда одевались.
— Использовал?!
— Конечно. Не мне решать, как вы проводите свое время, да? — а потом. — Ольгун? Вена у него на лбу должна так делать?
— Она выпирает почти весь год, — сказал Морис, решив, что ответами на вопросы мог хоть немного уберечь свой разум. — С тех пор, как церковь назначила преемника Его преосвященства как архиепископа Чеварье.
Виддершинс скривилась, снова вспомнив Уильяма де Лорена. Она принялась расхаживать по крохотной кухне, мимо буфета и плиты, пара шагов, а потом обратно.
А потом — сама она поняла или Ольгун подтолкнул к нужной мысли — ее осенило.
— Ох… политика церкви, Морис?
— Ну…
— Было приятно поболтать. Спасибо за ночлег. Я пойду.
— Погоди! Виддершинс, прошу!
Она уже приближалась к входной двери, не слушая мольбы Мориса и возражения любопытного Ольгуна, пока кое-что не пробило вату в ее ушах.
— Виддершинс, она хочет тебя увидеть!
Она замерла, рука в перчатке была в дюймах от засова. Ее плечи и спина напряглись так, что могли отразить пулю.
— Кто хочет меня увидеть, Морис? — даже ее пугало ледяное спокойствие ее голоса.
— Ее преосвященство архиепископ Фаранда. Преемник Уильяма де Лорена.
Виддершинс три или четыре года поворачивалась к монаху. Может, еще год, чтобы подавить гнев настолько, чтобы говорить с ним без жестокости. Подозрения Ольгуна смешивались с ее мыслями, и там еще не было ярости, но эмоции уже искрились, готовые вспыхнуть.
— И откуда она знает, что я здесь, Морис? — ее спокойный голос теперь напоминал рычание зверя.
— Что? О! Нет, нет! — монах вскинул руки перед собой, но не было ясно, умолял он этим жестом или защищался. — Я никому не говорил, что ты здесь! Она хотела встречи с тобой с тех пор, как услышала о тебе! Попросила меня устроить встречу, как только выпадет шанс. Я сказал, что не ждал больше тебя увидеть, но… Ты здесь…
Кто-то убрал пробку, и гнев Шинс быстро утек, остались только смятение и усталость. На миг у нее закружилась голова, она смогла лишь благодарно улыбнуться, когда напарник придал ей сил, чтобы она не упала.
— Думаю, — сказала она, осторожно проходя к столу и опускаясь на ближайший стул, — лучше все-таки сделайте мне чай.
— Николина Фаранда? — повторила Виддершинс, сделав услышанное только что имя вопросом. — Это не галицийское.
Морис снова сидел напротив нее, он кивнул среди пара из чашки, пахнущего травами.
— Верно. Она из Раннанти.
Рот Шинс раскрылся.
— Священное соглашение затрагивает не только нашу страну. Ты должна знать это.
— Да, но… — она посмотрела на свою простую деревянную чашку, собралась с мыслями. — Я думала, все высшие чины церкви должны быть из Галиции?
— Так было заведено с Базилики Хора пробуждения. Было проще привлечь новые лица поблизости, а потом вмешалась политика…