[1676]. Проходя через пункт досмотра в аэропорту, им следовало читать стих, однажды спасший салаф от великой опасности: «Бога довольно для нас; Он наш великий защитник»[1677]. Даже арабские буквы этого стиха имели магическое действие: они «не имеют точек – и это одно из их достоинств, поскольку слова, имеющие в себе точки, несут меньше веса, чем слова без точек»[1678]. Во время операции угонщики брали салаф за образец: одежда их плотно прилегала к телу, как и одеяния Пророка и его спутников. Сражаясь с пассажирами, каждый из них должен был «стиснуть зубы, как делали салаф перед тем, как вступить в битву»[1679], и петь для поддержания боевого духа, «как поступал в битве каждый из салаф, чтобы принести в сердца своих братьев спокойствие, умиротворение и радость»[1680].
За полгода до атаки двое угонщиков записали прощальные видео, после преступления широко разошедшиеся по всему мусульманскому миру. Оба были членами команды Зияда Джарраха и летели на «Рейсе 93» United Airlines, разбившемся в Пенсильвании. Свои послания они проиллюстрировали кадрами рушащихся башен-близнецов, тренировок моджахедов в Афганистане, гор трупов мусульман в Чечне, нападений солдат США на мечети в Кандагаре, сноса палестинских домов, убийства палестинских детей израильскими солдатами, арестов палестинцев, тяжелораненых палестинцев в больнице, тренировок солдат США в Саудовской Аравии. Смысл очевиден: в наше время умме угрожает еще большая опасность, чем во времена Пророка. Снова мусульмане страдают от рук могущественных врагов – и, пока большинство мусульман «остаются дома» и «прячутся за чужими спинами», бен Ладен и его ученики, как салаф, героически «открывают дверь» в новую эру.
Ахмед аль-Хазнави, молодой гражданин Саудовской Аравии, говорит уверенно и спокойно. Его речь полностью выдержана в салафитском, кутбовском духе, в ней громко звучит тема «добровольчества». В прошлом, говорит он, когда в Дар аль-Ислам вторгались враги, долг призывал под знамена войны каждого мусульманина, способного держать меч. Но теперь, когда на мусульман нападают русские в Чечне, индусы в Индии, евреи в Палестине, когда американцы уже вторглись в Аравию, в сердце мусульманских земель, ни один ученый не призывает к оборонительному джихаду; так что он, Хазнави, обращается к «искренним улемам» и берет «забытый долг» джихада на себя. Абдулазиз аль-Омари был ученым-коранистом, поэтому его «завещание» переплетено с цитатами из Корана – но оно, опять-таки, не про джихад. Вместо этого он также цитирует отрывки, посвященные уязвимости салаф и мощи их врагов. Речь его от начала до конца пронизана темой страданий собратьев-мусульман. Мусульмане могут говорить, что сердца их разбиты бедствиями их братьев и сестер в Палестине, Чечне, Судане и Ливане – однако не делают ничего, чтобы им помочь. Снова и снова Омари возвращается к стиху из Суры четвертой: «Почему ты не сражаешься за дело Божье, и за этих угнетенных мужчин, женщин и детей, что восклицают: Господи, спаси нас из этого города, жители которого угнетают нас! Милостью твоею дай нам помощника и защитника!»[1681] Как может мусульманин оставаться глух к этим призывам о помощи?
Какая трагическая ирония! Мы уже видели, что альтруизм и сострадание к другим – одна из главных идей писания; от начала до конца Омари напоминает нам, что религия требует кенозиса, «опустошения» своих эгоистических интересов. Нет достойнее самопожертвования, чем смерть мученика, своей жизнью кладущего конец чужим страданиям – но 11 сентября привело к гибели почти трех тысяч ни в чем не повинных людей. Все писания настаивают, что мы должны проявлять благоволение не только к собственному народу: нужно любить весь мир, чужаков и даже врагов. Накануне Иракской войны 2003 года британский премьер-министр Тони Блэр часто повторял, что проблема не в западной политике на Ближнем Востоке, а в хронической склонности к насилию, запечатленной в Коране. Но последние послания Хазнави и Омари, хоть на их смысл и бросает мрачную тень авторство террористов-самоубийц, показывают, что политика Запада в самом деле вызвала в мусульманском мире тяжелое неприятие. Все мы должны, и как можно скорее, обратиться к последней речи Пророка к умме, которая заканчивается цитатой из Корана, словами Бога, адресованными всему человечеству: «О род человеческий, мы создали тебя всего из одного мужчины и одной женщины, и разделили тебя на племена и народы, чтобы вы смогли познать друг друга»[1682].
После Писания
Современный мир, кажется, во многих отношениях утрачивает искусство писания. Мы открываем священные книги уже не для того, чтобы достичь преображения, а чтобы подтвердить собственные взгляды – то, что наша религия верна, а враги заблуждаются, или, в случае скептиков, то, что религию не стоит принимать всерьез. Слишком много верующих и неверующих в наши дни читают священные тексты в душно-буквалистической манере, очень отличной от куда более изобретательного, мистического подхода досовременной духовности. Мифы о творении не могут соперничать с открытиями современной науки – и на этом основании воинствующие атеисты осуждают Библию как сборник сказок, а библейские фундаменталисты разрабатывают «креационистскую науку», утверждающую, что первая глава Книги Бытия буквально отвечает действительности в каждой своей детали. Джихадисты цитируют отрывки из Корана, чтобы оправдать свои террористические преступления. Религиозные сионисты текстами подтверждают свои права на Святую Землю и оправдывают вражду с палестинцами. Сикхи убивают за применение к «Гуру Грантх Сахиб» современных приемов текстуальной критики; они же цитатами из писания утверждают мысль о своей исключительности, решительно противоречащую изначальным взглядам гуру Нанака. Неудивительно, что все это создает писанию дурную славу. Кроме того, наша ментальность, в которой господствует логос, затрудняет мышление в рамках мифа и делает писание для нас чрезвычайно спорным. Многие готовы молчаливо согласиться с персонажем романа миссис Хамфри Уорд «Роберт Элсмир»: «Если Евангелия неверны как факт, как история, не понимаю, в каком смысле они могут быть верны и какая в них ценность».
Такое буквалистическое мышление подрывает традиционное искусство писания. С особенно болезненной ясностью проявляется это в попытках создать исламскую науку, основанную на Коране. Мусульмане остро сознают, что именно технические и научные достижения европейцев позволили им колонизовать мир, как военной силой, так и интеллектуально; с современной западной наукой они впервые встретились, живя под колониальной властью, так что это знакомство сопровождалось стыдом и унижением. Некоторые мусульманские реформаторы справились с этим чувством неполноценности, приписав «отсталость» исламских стран отсутствию научных знаний; но другие утверждали, что научные открытия, не соответствующие откровениям Корана, не могут быть верны[1683]. Мусульмане знают, что современный рационализм, основанный на принципе картезианского сомнения, резко расходится с их традиционным пониманием Корана как полного и окончательного откровения Божьего[1684]. Поэтому некоторые из них разрабатывают исламскую версию христианского «креационизма», по-новому перетолковывая коранические описания чудес творения[1685].
Эти стихи известны как «аяты» (стихи-знамения), поскольку указывают на существование трансцендентной Реальности, образующей весь мир. С точки зрения Корана, регулярное чередование дня и ночи, движения солнца и луны – не просто космические процессы, но «знамения», привлекающие наше внимание к сострадательной и милосердной силе, установившей эти космические законы ради блага человека.
Скажи: подумай, если бы Богу угодно было опустить на землю вечную ночь до дня Воскресения, какой иной бог принес бы тебе свет? Ты не слушаешь? Скажи: подумай, если бы Богу угодно было опустить на землю вечный день до дня Воскресения, какой иной бог дал бы тебе день и ночь для отдыха? Ты не видишь? По милости Своей Он дал тебе день и ночь, чтобы мог ты отдыхать, и искать награды Его, и быть Ему благодарен[1686].
Эти стихи призваны навести на размышления («подумай») и, как и аналогичные стихи в других писаниях, вызвать чувство благоговейного удивления перед вселенной. Но они и призывают к действию. Следующий абзац велит мусульманам «творить другим добро, как Бог творит добро вам»[1687]. Они должны быть так же внимательны, щедры и великодушны в отношении к собратьям-людям, как Бог, когда творил мир. Но к концу XIX века некоторые мусульманские ученые начали перетолковывать этот и другие стихи, желая показать, что Коран предвосхитил открытия западной науки.
Бади аль Заман Саид аль-Бурси (ум. 1960), например, доказывал, что мистический «Стих о свете» в Коране, прославляющий вездесущее просвещение Божье, не ограниченное какой-либо одной религиозной традицией, предсказывает изобретение электричества и ламп накаливания:
Бог есть Свет неба и земли. Вот каков Его свет: есть ниша, и в нише лампа, лампа в стекле, словно сверкающая звезда, питаемая блаженной оливой не с востока и не с запада, масло коей дает свет без прикосновения огня – свет от света[1688].
Больно читать такое опошление смысла Корана. В более близкие к нам времена большой ажиотаж в мусульманском мире вызвало заявление других таких же «естественнонаучных» экзегетов о том, что Коран предвосхитил теорию Большого взрыва. В одном из стихов-«знамений» Аллах словно бы бросает вызов современным скептикам: «Или не ведают неверующие, что небо и земля прежде были соединены вместе (