«Волк-паук» — так некоторые называли его за внешний вид, хотя он не был ни тем ни другим. Его многочисленные лапы двигались, как ноги паука, но он был покрыт мехом и имел волчью голову.
Этот экземпляр был вдвое длиннее Сараспера, когда тот принимал обличье длиннозуба, и втрое шире Хоукрила. На спине и шее под серым мехом перекатывались бугры мышц, когда зверь на удивление бесшумно ринулся в наступление. Казалось, что чудовище летит над землей, не прикасаясь к ней, подобно стреле, слишком медленной, чтобы за ней можно уследить, но слишком быстрой, чтобы от нее можно было убежать.
Хоукрил заворчал, расставил ноги, обеими руками завел меч за спину и стал размахивать им. Он ждал, когда зверь окажется в таком месте, где его удастся разрубить. Краер резко развернулся, ловя ртом воздух, и стал выхватывать один за другим кинжалы из ножен, прикрепленных в разных местах на его теле, пока у него не оказалось в одной руке три кинжала, а в другой — четвертый, готовый к броску.
Глаза длиннозуба напоминали холодные белые смертоносные точки, а не горели золотым блеском, как должны были, и Эмбра уже крикнула Сарасперу, чтобы тот приготовился к встрече с магией, когда чудовище взлетело вверх по склону холма и бросилось на Хоукрила.
Как ни странно, длиннозуб не пытался увернуться от клинка, а, не дрогнув и не снижая скорости, принял мощный косой удар, который раскроил ему грудину. Падая, он сбил с ног воина в доспехах вместе с мечом.
Горячая черная кровь залила Хоукрила и задымилась среди мха. Зверь вцепился в воина зубами и катался по земле, стараясь прокусить его доспехи.
Краер прыгнул на него, вонзил в спину один кинжал по самую рукоять и воспользовался им как рычагом, чтобы добраться до шеи длиннозуба. Он отчаянно сражался, но не мог добраться до глаза, в который хотел вонзить второй клинок. Впившись пальцами в вонючий мех, стараясь перекричать рык страшилища и щелканье челюстей, он высказал свою мысль:
— Похоже, этот зверь не умеет быть длиннозубом!
— Он… вполне… справляется, — прохрипел Хоукрил откуда-то снизу, задыхаясь под придавившей его тяжестью.
Эмбра шептала что-то над Камнем, потом отступила назад и посмотрела на результат.
Костяные наросты, по форме похожие на гигантские шипы розы, торчали из суставов всех лап зверя, кроме двух. Две длинные передние конечности заканчивались клешнями, превосходящими размерами голову Краера, и одна из этих щелкающих клешней сейчас тянулась назад, через голову, чтобы схватить человека, прильнувшего к загривку зверя.
Краер отпрянул и стал наносить удары кинжалом по этим лязгающим челюстям. По рычанию снизу он понял, что Хоукрил старается что-то предпринять, а Сараспер тем временем пробежал мимо, к задней части зверя, с обнаженным мечом. Краер, однако, не успел увидеть дальнейшее: к нему тянулась вторая лапа с клешней. Кажется, длиннозуб, по крайней мере пока, оставил попытки прогрызть доспехи Хоукрила, чтобы избавиться от кинжалов, вонзающихся в него сзади.
Краер поспешно отпрянул от надвигающихся зубов и почувствовал резкую боль, когда один зуб распорол его предплечье, прокусив кожу, словно бумагу. Он увернулся от клешни и увидел, что к нему тянется еще одна клешня, зубы на ней скрежетали и хватали воздух.
Он сможет от них увернуться, он сможет…
В последние мгновения перед ударом эти челюсти широко распахнулись — невероятно широко. Зубы росли на глазах, загибались внутрь, удлинялись с ошеломляющей быстротой. Что происходит? Что может…
Зубы сомкнулись в нескольких дюймах от его лица и застряли. Они сцепились друг с другом и переплелись, и это переплетение становилось все гуще, а зубы продолжали расти. Длиннозуб огласил мир изумленным ревом и затряс лапой с клешней. Когда это ничуть не помогло, он стал бить сцепившимися клешнями одна о другую со все растущими яростью и отчаянием, пытаясь сбить то, что удерживало их в полураскрытом положении. Теперь блестящий лес клыков представлял собой дикую путаницу, обе пасти на лапах зарастали наглухо, но зато голова длиннозуба с оскаленными рядами крупных клыков, с которых капала слюна, была в полном порядке.
Страх слился с бешенством в рычании зверя. За оглушительным шумом Краер услышал торжествующий смех Эмбры и понял, кто его спас. Длиннозуб встал на дыбы, словно гора внезапно решила достать до облаков, а потом сделал рывок головой вниз, чтобы укусить человека, а Краер беспомощно отлетел в сторону.
Он еще катился вниз по склону холма, подпрыгивая в клубах вырванного мха, отчаянно сжимая рукоятку кинжала, когда голова зверя резко повернулась и он услышал слабое ругательство Хоукрила где-то под тушей чудовища, потом раздался какой-то булькающий звук.
— Ястреб! — крикнул квартирмейстер и снова прыгнул на мохнатую шею, а потом отпрянул в противоположную сторону, чтобы не быть сбитым яростно молотящими по воздуху лапами.
Темно-красная кровь блестела на шкуре зверя во многих местах, и Краер услышал, как Сараспер издал нечто вроде стона. Это означало, что целитель изо всех сил нанес удар мечом и меч угодил во что-то твердое, отчего у старика чуть не отнялись руки. Краер выхватил еще один кинжал, свернулся почти в клубок на шее зверя, который опять поднимался на дыбы, и снова крикнул:
— Ястреб!
Где-то под мохнатой тушей застонал латник. Краер глубоко вонзил кинжал в мех рядом с собой, почувствовал кость внутри и увидел, как хлынула черная кровь, которая обожгла его руку, пока он выдергивал клинок. Его друг ранен, и…
Что-то ударило Краера с такой силой, что несколько мгновений в глазах его стояла темнота, в которой рассыпались мерцающие звезды, но потом мир, покачиваясь, вернулся обратно. Он сморгнул слезы и увидел нечто большое и темное, шевелящееся над ним, а потом его снова ударило с такой силой, что у него клацнули зубы. Удар мохнатой передней лапы оторвал его от кинжала и отбросил в сторону.
Правый бок пронзила боль, и эта обжигающая боль стала еще невыносимее, когда он приземлился и скользил по пружинящему мху, пока не остановился, упираясь подбородком в сырую землю, на середине склона холма.
Эмбра что-то кричала, голос ее был тонким от страха, а за спиной квартирмейстера раздался ужасный треск и скрежет зубов длиннозуба, грызущего что-то, как собака гложет кость. Похоже, эта кость никак не поддавалась. Несомненно, то были доспехи латника.
Краер с трудом встал на ноги и сморщился: наверняка сломано ребро или что-нибудь похуже. Он согнулся пополам, прошипел ругательство, стиснул зубы, собрал волю, чтобы сделать то, что необходимо, и достал из сапога нож. Длиннозуб запрокинул голову, стараясь что-то оторвать, и на секунду у Краера остановилось сердце: он решил, что это одна из ног Хоукрила. Потом он увидел обрывки ткани и куски изжеванного металла и понял, что это только часть доспехов с ноги латника.
Окровавленный Хоукрил лежал под волком-пауком, неподвижно глядя в небо.
— Спасите, Трое! — взмолился Краер и пустился бежать, спотыкаясь.
Эмбра стояла, раскинув руки, и между ее ладонями угасала дуга света, по мере того как заканчивалась магия последнего заклинания. Каким бы ни было это заклинание, но на длиннозуба оно не подействовало. На бегу Краер увидел, как Эмбра метнулась под опускающуюся голову зверя и подставила себя под ужасные челюсти, чтобы не дать им вонзиться в беззащитное тело Хоукрила. Сараспер скорчился на земле чуть поодаль, он лихорадочно доставал из одежды маленькие предметы и бросал их перед собой на земле. Он искал то, что необходимо для заклинания, но успеет ли он?
Краер знал, что он-то сам наверняка не успеет, даже если тонкий, длиной в фут нож сможет своим прикосновением остановить этого людоеда.
Длиннозуб попытался укусить Эмбру, а она скользнула в сторону, уводя тянущуюся за ней голову вбок, прочь от бесчувственного латника.
— Боги, — задыхаясь, прошептал Краер, — избавьте нас от этой… этой твари!
Он не дал Троим времени для ответа на его мольбу. Он сам бросился на шею длиннозуба и вонзил в нее стальной клык по самую рукоять. Зверь взревел от боли, едва не оглушив его, и в ярости запрокинул голову. Но квартирмейстер находился вне досягаемости для его челюстей, прямо возле колышущейся щеки, и там он плясал, повторяя движения головы зверя, так что тот никак не мог достать маленького человечка, и наносил удар за ударом…
Внезапно на него нахлынула дикая ярость, и он закричал. Краер колол и колол, до тех пор, пока пот почти не ослепил его, а боль в боку не заставила зарыдать. Он молотил зверя кулаком, кружась вместе с длиннозубом, который оставил позади распростертого латника, отшвырнул в сторону задыхающуюся Эмбру и пытался добраться до маленького пляшущего человечка, который снова и снова жалил его…
Стоящий на коленях невдалеке Сараспер Коделмер отыскал среди последней горсти заколдованных безделушек из Дома Безмолвия три крохотные фигурки. Он засунул две из них обратно в карман у пояса, выхватил изо рта обрывок ленты, которую нашел раньше, и дрожащими пальцами обвязал им статуэтку, косясь на нависшего волка-паука, мохнатые лапы которого топтали землю совсем близко.
Каждый из Четверых когда-то лизнул эту ленту по его настоянию, оставив свои следы. Если на то будет воля Рогатой Владычицы, то сейчас он сможет, при помощи заклинания, которое запомнил, как ему казалось, целиком, вырвать находящихся в смертельной опасности героев — не таких уж, в конце концов, непобедимых — из лап чудовищного зверя и перенести в мгновение ока через многие мили в свою любимую комнату в Доме Безмолвия. В свою давнюю берлогу, где он когда-то прятался в облике длиннозуба. Сараспер мрачно усмехнулся при мысли об этом, поднял статуэтку и пробормотал заклинание. Казалось, оно ворвалось в его мозг из какого-то укромного уголка памяти, словно только и ждало своего часа, чтобы сорвать с петель дверь, которую он так долго держал запертой.
Внезапное тепло охватило Сараспера, щекочущий поток побежал вверх по рукам и по лицу, из его глаз и рта вырвались искры света…