Впоследствии автор или редактор Ветхого Завета знал первых царей Израиля по их традиционным именам, характеризовавшим сроки правления царей объединенной монархии. Таким образом, Саул (еврейск. Шаул) был «прошенным» от своего народа; Давид (еврейск. Дад/Dwd) был «возлюбленным» Яхве, а Соломон (еврейск. Шеломо) правил в сравнительном «мире» весь срок своего долгого царствования. Мы узнаем настоящие имена Давида и Соломона позднего бронзового века, когда в свою очередь обратимся к их историям, а пока что продолжим описание «великого льва» Яхве — царя Лавайи, бича филистимлян.
Многие кланники из отдаленных частей Израиля высказывали открытое негодование тем, что выбор Самуила пал на малоизвестного воина из колена Вениамина, однако Лавайя вскоре проявил себя сильным военачальником и объединил все племена в освободительной войне. Через месяц после того, как Лавайя был провозглашен царем, он возвращался с полей в Гиве и услышал новости о вторжении Нааса, правителя аммонитян, на земли Рувима и Гада. По распоряжению Нааса каждый мужчина из племен Израиля по другую сторону Иордана должен был выколоть себе правый глаз в качестве возмездия за убийство предков царей аммонитян, совершенное Моисеем в 1407 г. до н. э. Рана от этого ужасного эпизода еще не зажила.
Первый царь Израиля знал, что он должен действовать быстро, если хочет объединить все племена вокруг себя. Он убил волов, на которых пахал поле, рассек туши на части и разослал во все пределы своего царства. Как и левит, расчленивший свою наложницу и разославший части ее тела в разные кланы, чтобы призвать их к оружию [Суд., 19: 29–30], Лавайя сделал свое послание совершенно ясным, хотя и по другим причинам. Он объявил, что если кланы не откликнутся на его призыв, то с их волами поступят так же, как царь поступил с собственными животными.
Лавайя с воинами из племени Вениамина направился на север в Везек, где собиралась армия израэлитов. Крупное пешее войско общей численностью около 3000 человек ночью пересекло Иордан и внезапно атаковало армию аммонитян, стоявшую лагерем около Иависа Галаадского. Затем победоносная армия Израиля вернулась назад через Иордан и собралась в Галгале, где Иисус Навин воздвиг двенадцать стоячих камней. Перед этим собранием Лавайя был единогласно провозглашен царем, и Самуил официально сложил с себя полномочия судьи Израиля. Началась новая эпоха в истории Детей Яхве — эпоха, известная ученым как период Объединенной Монархии.
В то время как большинство воинов разошлись по домам, Лавайя удержал при себе триста человек и разместил этот отряд на центральных возвышенностях. Это были главным образом солдаты удачи, или наемники из местных кочевых племен. Эти люди были известны как «хабиру» (апиру из египетских текстов и евреи из Библии). Но израильтяне и евреи не являлись одним и тем же народом. Израильтяне считали себя другими, поскольку они были избранниками Яхве. Действительно, некогда они были хабиру (еврейск. ибрим, наследники предка Авраама Евера), но зарождение национального сознания при Моисее и нынешнее объединение под национальным знаменем Лавайи-Саула отделило их от остальных народов хабиру, рассеянных по Леванту, — по крайней мере, в их собственном понимании. С другой стороны, филистимляне и египтяне по-прежнему относились ко всем израильским племенам как к хабиру, даже если те избрали себе царя и заявили претензии на образование национального государства. Термин «хабиру» превратился в бранное слово, использовавшееся для описания любого инородца или ренегата, бросавшего вызов власти или не желавшего находиться под благотворным покровительством Египта. Хабиру/евреи были цыганами и бродягами Древнего мира.
Итак, во времена Лавайи в холмах Ханаана бок о бок жили две группы людей: израильтяне и евреи. Последние не брезговали наемной работой и сражались за любого, кто платил им жалованье. Группы наемников-хабиру можно было найти среди войск во многих городах-государствах этого региона. Они были превосходными бойцами, но, как и моджахеды из современных афганских племен, могли переметнуться на другую сторону в зависимости от политической ситуации.
Лавайя, новый царь Израиля, поступил точно так же, как делали его соседи. Он немедленно обзавелся собственными наемниками-хабиру в качестве личных телохранителей и профессиональной армии для нарождающегося Израильского царства. Двести человек разместились в Михмасе (современный Мукмас) на северной стороне Вади Сувенит и в холмах вокруг Вефиля под командованием царя, а еще сто человек были расквартированы в Гиве (современная Гева) на южной стороне вади под командованием Ионафана,[113] старшего сына Лавайи. Одержав победу над аммонитянами и имея профессиональную армию в центре своего царства, Лавайя знал, что пришло время бросить вызов филистимскому владычеству в регионе и поставить Израиль на путь независимости.
Ионафан поднялся на холм Гиве-Элоим («холм Богов») рядом с селением Гива, где среди израэлитских стоячих камней филистимляне воздвигли большой отдельный столб (еврейск. нетсиб) — физический символ их владычества в регионе. В современных редакциях Библии слово нетсиб часто переводится как «правитель» — это позднейшее смысловое значение первоначального слова, выбранное потому, что чиновники такого уровня считались «столпами общества», но в первоначальном значении нетсиб был просто «столпом», как и следует переводить это слово в книгах Царств. Сын царя Ионафан не сместил (или убил) филистимского губернатора в Гиве-Элоим — он просто опрокинул филистимский монолит, который рухнул на землю и разбился на крупные обломки. Звуки рогов в холмах возвестили о начале мятежа против правления филистимлян.
Сераним в городах на прибрежной равнине вскоре услышали об этом событии и послали в холмы крупное войско для усмирения мятежа. Армия филистимлян быстро восстановила контроль и оттеснила Лавайю и Ионафана вместе с наемниками-хабиру в долину Иордана. Многие наемники бежали в Трансиорданию, но самые преданные бойцы Лавайи перестроились и заняли позиции у стоячих камней в Галгале. Израэлитские крестьяне, жившие в холмах, забросили свои селения и шатры, опасаясь массовых убийств, и скрылись в пещерах. Поверив в то, что бунт подавлен, самоуверенные филистимляне вернулись на прибрежную равнину и оставили лишь небольшой гарнизон в Михмасе для наблюдения за обстановкой после легкой победы. В течение семи дней Лавайя ждал в Галгале. Затем он провел своих людей по Вади Килт и Вади Сувенит и вновь занял Гиву. Отсюда его храбрый сын Ионафан с небольшим отрядом возглавил поход против филистимлянского гарнизона в Михмасе и занял город, что сопровождалось очередным (на этот раз небольшим) землетрясением. Те наемники-хабиру, которые находились на жалованье у филистимлян, составлявшие половину гарнизона в Михмасе, увидели, что удача сопутствует царю Израиля, и без колебаний перешли на его сторону, в то время как крестьяне вышли из своих укрытий и с оружием в руках стали преследовать бегущего врага. Десятки филистимлян вместе с их командирами были взяты в плен, а остальные в беспорядке бежали в города на прибрежной равнине.
«Тогда и евреи [наемники-хабиру, в отличие от израэлитов], которые вчера и третьего дня были у филистимлян и которые повсюду ходили с ними в стане [в Михмасе], пристали к израильтянам, находившимся с Саулом и Ионафаном. И все израильтяне [в отличие от евреев], скрывавшиеся в горе Ефремовой, услышав, что филистимляне побежали, также пристали к своим в сражении» [1-я Царств, 14: 21–22].
Геополитическая ситуация во многом вернулась к первоначальной лишь с тем различием, что номинальный контроль филистимлян над возвышенностями оказался ослабленным. Сераним восторжествовали в первоначальной битве, но Лавайя выиграл военную кампанию с помощью стратегического отступления и последующего захвата территории, доставшейся противнику. Он знал, что филистимляне не в состоянии постоянно держать свою огромную армию на возвышенностях. Царю Израиля оставалось лишь отдавать территорию и снова занимать ее после того, как филистимляне отводили свои главные войска на прибрежную равнину. Эта игра в кошки-мышки между филистимлянами и Израилем вскоре привлекла внимание египтян, которые после пятидесяти лет мира и стабильности были недовольны тем, что происходило на их «заднем дворе».
После успешных военных кампаний Тутмоса III Египет купался в роскоши. Аменхотеп II,[114] сын и преемник Тутмоса, попытался продолжить войну своего отца на севере, но, несмотря на очевидную физическую и военную доблесть, обстоятельства складывались не в пользу нового царя. Хотя египетские летописи безмолвствуют об этом, по-видимому, Аменхотеп потерпел военную неудачу на седьмом году своего правления во время военной кампании в Сирии (1081 г. до н. э.). Он попытался замаскировать неудачу, представив свою военную вылазку как охоту на слонов в «стране Ниу». С большой долей вероятности, прямым следствием этой военной неудачи является выработка новой иностранной политики в следующем поколении царей XVIII династии.
После коронации Тутмоса IV[115] началась эпоха политических брачных союзов. Как ни странно, старый противник — индоевропейское царство Миттани, которое было мишенью многих военных кампаний Тутмоса II, — стало ближайшим союзником Египта в результате ряда браков между фараонами и царскими дочерями Нахарины.[116] Сначала Тутмос IV, а потом его сын Аменхотеп III женились на иностранных царевнах и превратили царские дворцы Египта поистине в космополитические дворы. Эта политика оказалась столь успешной, что иностранные правители из разных государств посылали своих дочерей в Египет в обмен на мир с великой державой (и неплохое приданое, выплачиваемое египетским золотом). В течение нескольких десятилетий некоторые из самых могущественных царств, включая Миттани, Вавилонию, Хатти и Арсаву, заключили мир и торговые договоры со страной фараонов. Каждая невеста неизмен